Голосование пользователя

– Но… – начинает было говорить Уэсли, но замолкает, беспомощно наблюдая, как девушка поднимается и решительно тянется за пальто.
Выражение его лица в эти секунды могло бы поведать о многом, но вместо слов адъютант лишь невесело усмехнулся, опуская глаза. Допил залпом кофе, медленно поднимаясь и внимательно окидывая долгим взглядом хрупкую фигурку Шарлотты в униформе верного короне гвардейца.
– Хэл может злиться сколько угодно, до тех пор, пока его действия не ставят под угрозу жизни дорогих мне людей, – пробормотал мрачно.

Настолько тихо, что Шери едва разобрала последние несколько слов.
Вслед за ней Уэсли выходит на улицу, под монотонно накрапывающий мелкий дождь.
По правую руку от неё шагает по пустующей главной аллее колонии, глядя себе под ноги с чрезвычайно сосредоточенным видом. Время от времени он кидает быстрые косые взгляды на девушку, но не говорит ничего.
Уже совсем близко от её домика предпринимает ещё одну попытку:
– Это море, Шарлотта. Там шторм. И… Левиафаны. Ты ничем не сможешь помочь, мы не сможем там тебя защитить. Хэл не просто выходит туда в непогоду, Хэл ищет белого дьявола, который жрёт один за другим корабли. Зачем…

Уэсли сбивается, замолкает. Несколько запоздало девушка понимает, насколько сильно на самом деле он нервничает. Он казался более спокойным и сосредоточенным даже накануне ночью, обнимая Шарлотту перед разъярённой толпой.

Они останавливаются около дверей домика Шери. Деревянная створка со скрипом раскачивается на ветру, хлипкий засов с мясом вырван ударами Джексона или Хартигана.
Их больше нет.
Оба мертвы.
Болтаются в петлях прямо сейчас на плацу.
Раскачиваются со скрипом, точно как эта бесполезная несчастная дверь.

– Надо прислать кого-то… Это исправить, – не слишком уверенно заявляет Уэсли, с удивлением изучая последствия устроенного погрома. – Ты уверена… Ты точно не хочешь остаться?

И Шери чувствует, что даже сам Уэсли уже не выглядит настолько уверенным.

Спина коменданта представлялась монолитной стеной – Хэл стоял на ногах твёрдо, заложив обе руки за спину и расправив вызывающе плечи. Молча и бескомпромиссно наблюдал за привидением в исполнении приговора. От прикосновения Шарлотты Рейнарт даже не вздрогнул – не повернул головы, никоим образом не показал, что помнит о присутствии девушки.

Гвардеец, исполнявший роль палача, приблизился к Хартигану. С губ арестанта, продолжавшего буравить Шарлотту лихорадочным взглядом, не сходила его фирменная нахальная и обаятельная ухмылка.
– Комендантская сучка! – крикнул он несколько истерично. – Ты всё равно сгниёшь на этих островах вместе со всеми, дешёвая высокомерная шл…
Он не договорил. Лишившись точки опоры, повис в воздухе – хрипя, барахтаясь и дрыгая конвульсивно ногами. Рейнарт, не отрываясь с мрачным удовлетворением наблюдал за агонией. Отвернулся он лишь тогда, когда арестант, перестав извиваться, затих окончательно.

Натянутые верёвки натужно скрипели, мёртвые тела раскачивались на порывистом свирепом ветру. Начинался ливень, угрожавший с минуты на минуту перейти в шторм.
Вслед за комендантом Шарлотта вернулась в его кабинет – Хэл почти сразу занял своё рабочее место, закуривая очередную сигару.
– А вот теперь, – прокашлявшись, мужчина наконец принял решение о необходимости прервать затянувшееся молчание. – Пожалуй, наилучшее время для кофе.
Он окинул Шери с ног до головы пристальным взглядом – прищурившись, Рейнарт ухмыльнулся и прокомментировал новый образ своей ассистентки:
– Хоть сейчас мушкет в руки и сразу на фронт.

Хорошее настроение коменданта, впрочем, продержалось недолго. В кабине вошёл Уэсли – подтянутый и бесконечно опрятный, словно никогда не было этой полной крови, волнения и ужасов ночи.
Увидев Шарлотту, адъютант отвёл глаза в сторону.
– Хэл, – интонации Уэсли вполне соответствовали отпечатавшемуся на его лице беспокойству.
Комендант вскинул голову – девушка почти чувствовала недовольство, которое породила в нём эта многозначительная и совершенно неуместная пауза. Даже Уиллоу понимала, что помощник намеревается озвучить нечто такое, что ему сообщать начальнику лично совсем не хотелось.
– Мы потеряли ещё одно судно.

Как и в прошлый раз, в момент получения известия о гибели «Короля Георга», лицо коменданта на мгновение превратилось в безжизненную застывшую маску.
– Какое? – уточнил он с таким всеобъемлющим бескомпромиссным спокойствием, что никто из присутствующих даже не усомнился, что Хэл пребывает в крайней степени ярости.
– «Леди Марию», – сообщил Уэсли негромко.
Массивная пепельница слетела со стола и врезалась в стену, разлетаясь по кабинету бесчисленной россыпью пепла и хрустальных осколков.

– Второе по размерам китобойное судно? – с не предвещающей ничего хорошего мрачной усмешкой переспросил комендант. – Второй корабль меньше чем за неделю?
Уэсли молча кивнул. Шарлотта наблюдала, как Рейнарт разжимает и стискивает в кулак пальцы левой руки.
– Отправь посла к пристани, прикажи подготовить к выходу в море «Аурелию». Выдели людей – пусть сопроводят мисс Уиллоу домой, за вещами. Не забудь свои карандаши и блокнот, – обратился Хэл непосредственно к Уиллоу. – Сегодня у тебя появится возможность отработать своё содержание.

Комендант слушал молча. Его непроницаемое суровое лицо бескомпромиссно скрывало эмоции, которые, быть может, одолевали мужчину на протяжении не слишком продолжительного рассказа. В какой-то момент Шери показалось, что сейчас Рейнарт подастся вперёд, обнимет её за дрожащие плечи, утешит и успокоит. Но ничего подобного, конечно, не произошло. В какой-то момент Хэл просто опустил глаза, отвечая глухо и коротко:
– Они ответят за всё, что совершили. И даже за то, чего совершить не успели, – как будто это жёсткое и бескомпромиссное обещание возмездия было всем, что мог предложить комендант девушке в обмен на полноценное человеческое сочувствие.

Рейнарт отклонился назад – его лицо теперь утопало в глубоких тенях, среди которых, разительно контрастируя, белела рубаха. В прерываемой сдавленными рыданиями сгустившейся тишине раздался тихий голос коменданта, закурившего очередную сигару.
– Я командую этим гарнизоном больше двадцати лет, до этого ещё некоторое время служил здесь в качестве заместителя, – и Шери едва ли впервые за всё проведённое в колонии время показалось, что Рейнарт говорит откровенно, не прикрываясь за насмешками или грубостью. – Провёл на этих островах большую часть своей жизни и привык считать, что умею разбираться в людей. Я сидел в этом кресле, пока мимо меня сплошным потоком проходили убийцы, аферисты, политические преступники и прожжённые каторжники. Большинство из них на разный лад твердило, что невиновно. Лишь единицам я верил. За прошедшие годы я научился почти безошибочно отличать правду от лжи, по взгляду вычислять лжецов и по осанке определять мучеников. И я скажу тебе одно, Шарлотта. Либо тебе здесь не место, либо такую гениальную актрису стоило много лет назад отправить на плаху.

Рейнарт усмехнулся и продолжил рассказ. Он говорил о прошлом, о том, как колония развивалась десятилетиями. С презрением отзывался о местных, перечислял и характеризовал несколько своих сменившихся адъютантов. Рассказывал некоторые забавные случаи – и Шери, которая сперва не вполне понимала, что вообще происходит, невольно заслушалась. Виртуозно обходя некоторые запретные темы, комендант делился с ней своим жизненным опытом. И далеко не сразу Уиллоу осознала, что это его способ отвлечь её от случившегося. Она заснула прямо там, на жёстком стуле, убаюканная голосом оказавшегося на редкость хорошим рассказчиком коменданта.

4 - Надвигается буря

Не снилось девушке ничего. Её не навещали ни образы этих экзотических островов, ни оскаленные лица провалившихся насильников. Она проснулась от того, что океанский бриз треплет волосы и мягко ласкает лицо. Сквозь открытые окна в кабинет коменданта просачивалось вместе с первыми робкими солнечными лучами раннее утро. С некоторым удивлением Шери обнаружила, что спала не на стуле, но в кресле – Рейнарта не было, а Уиллоу получила возможность, пусть и недолго, но восседать на рабочем месте самого коменданта.
За ночь в кабинете ничего не изменилось – хрустальная пепельница по-прежнему была переполнена, мушкет как ни в чём не бывало висел на крючьях, а Шарлотту столь же заботливо прикрывала плотная ткань офицерского мундира.

Впервые взглянув на кабинет с непривычного ракурса, девушка обнаружила одну незначительную деталь. На столе неизменно, с самого первого её посещения, стоял в рамке небольшой портрет, всегда повёрнутый лицевой стороной на Хэла Рейнарта. Портрет, рамку которого Шарлотта видела не впервые, но само изображение каждый раз оказывалось скрыто от посетительницы. Художница сходу оценила искусный стиль исполнителя – оперируя схематичными размашистыми штрихами карандаша, неизвестный мастер умудрился запечатлеть человека более ярко, чем многим удаётся при помощи красок и кисти. С холста на Шери смотрела голубоглазая светловолосая девочка – на вид, самое большее, пятнадцати лет, которая чертами лица отдалённо и неуловимо напоминала саму Шарлотту. В левом нижнем углу карандашом было приписано имя – «Мелоди».

Загадке портрета, впрочем, суждено было оставаться до поры до времени нераскрытой – дверь решительно распахнулась, и в кабинет, в своей резкости и порывистости уподобившись воздушному вихрю, решительно ворвался сам комендант.
– Доброе утро, мисс Уиллоу. Птички уже поют, а ветер гонит тучи со стороны океана! – Рейнарт буквально лучился энтузиазмом, определённо выбирая тактику не вспоминать до поры о событиях завершившейся ночи.
Он небрежно бросил на стол кипу одежды, в которой Шарлотта не сразу узнала полное обмундирование рядового гвардейца.
– Можешь считать, что ты повышена, – хохотнул Хэл, и тут же добавил:
– Я не успел послать людей к тебе за вещами, но, можешь мне поверить, было очень непросто подобрать хоть немного подходящую форму.

Шарлотта вздрогнула, когда над головой громыхнул сдвоенный выстрел. Опустившаяся на колени девушка не могла видеть, как упал, споткнувшись, арестант, всего несколько шагов не дотянувший до спасительной тени. Зато видела усмешку на губах коменданта, видела дымящееся жерло устрашающего оружия. Тяжёлая рука Рейнарта осторожно опустилась девушке на плечо – в этом прикосновении ей почти чувствовалась забота и ласка. Комендант всем своим видом будто бы утверждал, что она в безопасности, теперь всё в порядке. Почти галантно помог Шарлотте подняться и прошёл сквозь распахнутые двустворчатые двери обратно в свой кабинет, небрежно закидывая мушкет на ненадолго опустевшие крючья.

Выглядел Хэл достаточно жизнерадостно – воодушевлённый, едва ли не впервые за последнее время довольный и жизнерадостный, пребывающий в мимолётном состоянии эйфории.
– В таких условиях люди очень быстро становятся подобны зверям. Не имея шанса на будущее, не имея возможности планировать свою жизнь, обречённые на десятилетия каторги, они готовы на любые безумства. Единственный язык, который понимают звери – грубая сила. Единственный способ отвлечь их от подобных мыслей – изнурительная работа. То, что случилось сегодня, конечно же непростительно.
Мрачная тень легла на лицо опустившегося в кресло коменданта.
– Это ещё не конец. Виновные понесут наказание.

Он кивком предложил Шери опуститься на стул, окидывая её с ног до головы длинным скептическим взглядом. Он видел её босые ноги, видел заменявшую обычную одежду девушки простую ночнушку, видел, как она трясётся и дрожит на ветру.
Комендант поднялся рывком, закрывая изнутри на защёлку ведущие на балкон двери. Снял со спинки кресла какой-то камзол, на проверку оказавшийся тем самым интересовавшим Шарлотту тёмно-синим мундиром. На нём не обнаружилось орденов и медалей, зато он оказался плотным и тёплым, что этой ночью представлялось значительно более значимым.

– Мистер Андерсон, кажется, настолько забегался с бесконечными поручениями, что не успел сообщить мне о своём повышении, – в голосе Хэла Шери слышался смех, в то время как сам комендант внимательно наблюдал за реакцией Уиллоу. – По всей видимости, со следующим дирижаблем мой отважный адъютант вернётся на материк.
Рейнар приблизился к ней, заботливо накидывая на дрожащие плечи мундир. Отступил на шаг, придирчиво изучая результат своих действий.
– Вот теперь никто не усомнится, что ты работаешь на администрацию, – Рейнарт усмехнулся и, моментально возвращая утраченную ненадолго серьёзность, снова сел в кресло. – Как ты здесь оказалась? Рассказывай.
Почти требовал.

Держась в темноте и прячась в тени линии обрамлявших плац хлипких одинаковых домиков, продрогшая и испуганная девушка пробиралась к намеченной цели. Ветер справа доносил терпкий запах сильного перегара, отрывистые крики и бряцанье стали. Каждый взгляд, брошенный на бурлящую и беснующуюся толпу, заставлял Шери начинать дрожать всё сильнее. Она колыхалась – толпа внушительных заросших и грозных мужчин, угрожая в любое мгновение хлынуть вперёд и смести своей неумолимой массой тонкую и прерывистую цепочку гвардейцев. В какой-то момент девушка начала сомневаться, действительно ли движется в правильном направлении – этой ночью остров захлестнуло безумие, спасения от которого, казалось, не существовало нигде. И лишь решимость на лицах застывших молчаливых солдат, лишь вид расхаживавшего нервно из стороны в сторону Уэсли, подкреплял её намерение двигаться дальше. К счастью, никто из осуждённых не обращал внимания на неприметную светлую фигурку, мелькавшую то и дело в разрывах между домами. К счастью, ей удалось обойти толпу и выйти на плац уже по ту сторону оцепления, так и оставшись никем не замеченной.

Лишь тогда мужчины начали обращать внимание на художницу – Шери ловила на себе жадные удивлённые взгляды, некоторые тыкали в неё пальцами и что-то пьяно кричали, но строй гвардейцев по-прежнему служил препятствием между ней и пьяной толпой. Теперь в свете факелов девушка особенно отчётливо видела у осуждённых оружие – вилы и топоры, среди которые тут и там воронёным железом блестели отобранных у солдат штатные ружья с сверкающими хищным блеском штыками.

– Сюда коменданта! – ревел один, выступая вперёд, заросший и бородатый.
– На этом острове теперь новая власть! – вторил другой, распаляя толпу.
Солдаты застыли, ожидая команды. Уэсли расхаживал из стороны в сторону, то и дело откидывая с лица пряди трепещущих на ветру светлых волос. На очередном круге он вдруг остановился, встретившись взглядом с широко распахнутыми серыми глазами Шарлотты. Он был необычайно бледен и нервничал, в то время как множество мелких и совершенно не характерных для Уэсли деталей указывали на то, что этой ночью адъютант надевал мундир в спешке.

Гвардейцы то и дело бросали на него вопросительные быстрые взгляды, ожидая приказа. Приказа, отдать который Уэсли был не готов.
– Держать строй! – рявкнул он, размашистым шагом направляясь навстречу художнице.
Он быстро шёл к ней – понятия не имеющей, что делать теперь и перепуганной до смерти.
– О господи, Шери, – ночной бриз со стороны океана едва не уносил тихий голос Андерсона прочь, едва позволяя разобрать сказанные слова. – Ты в порядке… Я не мог оставить людей. Послал за тобой несколько человек, как только всё началось, но они не вернулись…

Он остановился в нескольких шагах, придирчиво осматривая девушку долгим внимательным взглядом. Босую, растрёпанную и дрожащую, в почти невесомой ночной сорочке.
– Ты в порядке..?

Почти синхронно с появлением пьяного незнакомца из тени, Хартиган наконец-то выломал дверь с ликующим воплем. Он и несколько его приспешников ворвались в крохотную прихожую, а пляшущие отблески их керосиновых ламп осветили на мгновение утопающее в тени капюшона лицо бросившегося на Шарлотту агрессора. Она увидела густую косматую бороду, тупой взгляд, полный ненависти и похоти, не понаслышке знакомый художнице фактурный анфас. Джексон, добрый мясничок из её блокнотика с зарисовками и хладнокровный убийца в реальном мире. Замешкавшись на мгновение, Шери едва не закончила в его медвежьих объятиях – в последний миг девушка извернулась и, невольно зарядив Джексону коленом в пах, развернулась и побежала по пляжу. Остывший за ночь песок холодил босые ступни, а там, впереди, её ждали лишь отблески пожарищ и громовые раскаты отрывистых выстрелов. Тем не менее, Шарлотта бежала – бежала, не обращая внимания на полный боли и злости крик Джексона позади, не видя, как выпрыгнул в окно Хартиган и, моментально оценив ситуацию, врезал сообщнику в солнечное сплетение, процедив сквозь зубы что-то не слишком приятное.

Белая фигурка бегущей Шарлотты отлично выделялась на фоне тёмного ряда одинаковых одноэтажных коттеджей – бросив через плечо быстрый взгляд, девушка увидела Рэймонда, который мчался за ней.
Океанский бриз, развевая волосы, неистово дул ей прямо в лицо. Больше всего Шери боялась споткнуться или, обессилев, остановиться. Какой-то несчастный десяток секунд спустя девушка услышала позади себя яростный крик:
– Сучка! – проревел Хартиган с почти детской обидой. – Этой ночью твой отважный адъютант тебя не спасёт!
Рэймонд – в стельку пьяный, измотанный неделями заключения и изнурительным днём на промысле в море, тяжело дыша упал на колени, в бессильной ярости ударив несколько раз кулаком по оставшемуся безразличным к его душевным терзаньям песку.
– Я хотел помочь тебе! Этой ночью только под моим покровительством ты бы была в относительной…
Рёв ветра унёс завершения фразы, а Шарлотта, свернув за угол дома, наконец-то позволила себе немного замедлиться. Сердце бешено колотилось о рёбра, пот струился по коже, заливая глаза, но, вместе с тем, накатывала эйфория – у неё получилось, она оторвалась. Отдышавшись, дальше Шарлотта шла уже гораздо спокойнее, быстрым шагом. Держалась в тени домов, избегая излишне открытых пространств и традиционно безлюдных улиц. Один раз ей попалось три тела – прямо посреди дороги, в окровавленных мундирах лежали в неестественных позах трое гвардейцев. Обезоруженные.

Чем ближе Шери подбиралась к площади, тем громче становился доносящийся с той стороны гомон толпы. Подбираясь к последней отделяющей её от плаца линии одноэтажных домов, девушка, никем не замеченная, стала невольной свидетельницей ещё одного инцидента. Дверь одного из крайне близких к администрации домиков столь же бесцеремонно ломали – трое мужчин в грязных куртках и рабочих дождевиках ворвались внутрь под полные страха и отчаянья женские крики.

Сон забирал в свои объятья Шарлотту совсем неохотно. Девушка долго ворочалась на жёсткой кровати, в то время как перед глазами плыли, сменяя друг друга, образы, порождённые то ли вином, то ли разыгравшимся излишне воображением. Ей виделся Уэсли, гордо застывший с заложенными за спину руками в окружении гвардейцев на деревянном причале. Виделся комендант, сидящий почему-то в полночь за своим рабочим столом в кабинете – около него стояла откупоренная блестящая фляга, большая часть пуговиц белой рубахи Хэла оказалась расстёгнута, а мрак не слишком уверенно рассеивала одна единственная свеча. Время от времени видения Шери переходили в лёгкую дрёму – тогда они обретали чёткость, краски, обрастали совсем уж пугающими подробностями. Она видела Джеймса Декарта, сидящего за письменным столом и старательно выводившего что-то пером на белом пергаменте. И, наконец, виделся ей снова и снова белый левиафан – грандиозное морское чудовище, практически парящее над могучими штормовыми волнами. Малейшие шорох тут же обрывал неспокойную дрёму Шарлотты – девушка пробуждалась совершенно разбитой, так и лежала дальше в холодном поту, прислушиваясь к далёкому рокоту волн, ритмично налетавших на песчаную полосу берега.

3 – Самый тёмный час

В какой-то момент Шери всё же заснула по-настоящему. Спала тяжело, без сновидений, на несколько часов выпав полностью из реальности. Некоторое время спустя что-то её разбудило. В домике по-прежнему властвовала кромешная темнота, заставлявшая предполагать, что до столь желанного этой странной ночью рассвета оставалась ещё по меньшей мере пара-тройка часов. Шарлотта смотрела в потолок, тщетно силясь понять, что именно послужило причиной её пробуждения и не без труда восстанавливая в памяти события минувшего вечера. Голова раскалывалась, вокруг царила прерываемая ритмичным шорохом волн тишина. Которую совершенно бесцеремонно разорвал оглушительный стук. Кто-то, не стесняясь, яростно колотил хлипкую дверцу – теперь, прислушавшись, она разобрала по ту сторону тяжёлое сопение визитёра.

На полу, у самого порога, что-то белело. Прямоугольный предмет до боли напоминал уже знакомый Шарлотте конверт – пока она спала, очевидно, кто-то просунул под дверь очередное послание. Требовательный стук повторился.
– Открывай! – раздражённо рявкнул кто-то на улице. – Лучше тебе не злить меня, девочка.
Почти с ужасом Шери осознала, что этот голос ей определённо знаком. Без труда она вспомнила эти вкрадчивые самодовольные интонации, моментально нарисовавшие перед мысленным взором лицо ублюдка. Рэймонд Хартиган – у девушки не оставалось в этом ни малейших сомнений.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Уэсли махнул рукой, привлекая внимание официантки. Пока Диана медленно и величественно огибала барную стойку, он, пожав плечами, ответил:
– Не для арестантов, конечно, но пара бутылок прямиком с континента всегда найдётся, если хорошо попросить. Исключительно для особых клиентов.
– Что желаете, мистер Андерсон?
Уэсли прокашлялся.
– Диана, солнышко, – начал он, взглянув снизу вверх на официантку почти с обожанием.
Та, в свою очередь, растаяла моментально. Право слово, сложно её было в этом винить, но просто удивительно, насколько быстро испарился последний намёк на недавнюю бесстрастную официальность.
– Да, мистер Андерсон? – с придыханием прошептала она.
Похоже, девушка действительно если и не любила Уэсли, то, по меньшей мере, была от него без ума.
– Помнится, Грегор упоминал про несколько бутылок красного полусладкого из столичных предместий. Не откроешь ли бутылочку для нас с мисс Уиллоу?
Тень омрачила восторженное лицо Дианы. Она кивнула, демонстративно сделала какую-то пометку в блокноте и, не сказав больше ни слова, как-то подозрительно поспешно бросилась исполнять новый заказ. Пожалуй, со стороны Уэсли подобное отношение к ней могло показаться даже немного жестоким.

– Едва ли они здесь готовят глинтвейн, – с улыбкой откликнулся Уэсли, когда официантка ушла. – Но Грегор, помнится, невероятно расхваливал эту новую партию. Предлагаю попробовать.
Диана скрылась в подсобке, а Андерсон вальяжно откинулся на спинку сиденья.
– Почти три года. Не самое перспективное место для молодого офицера гвардии, правда? – Уэсли улыбнулся, демонстративно отодвигая в сторону пустую тарелку. – Хэл здесь сидит уже все пятнадцать, для него эти острова – практически родной дом. Причём последние десять командует. Если бы не упрямился, давно бы повысили и перевели, но ему тут, видишь ли, нравится.
Уэсли задумчиво постучал пальцами по столу. Что-то в его интонациях и выражении лица подсказывало Шарлотте, что «нравится» в этом случае – совсем не подходящее слово.

В обращённом на Шарлотту взгляде Уэсли мелькнуло, как девушке показалось, смутной тенью разочарование. Если Андерсон и понял скрытый контекст предложения девушки, то никак этого не продемонстрировал – ему явно не улыбалось проводить бессонную ночь в пыльном архиве, даже в такой исключительно приятной компании. В распоряжении молодого человека были практически все ресурсы колонии и, в довесок, всё время мира. По крайней мере, ему так казалось.

– Эти горы документов там копились годами. Можешь поверить мне, в этом задании нет совершенно никакой срочности и ты бы вообще там сегодня не оказалась, если бы не известие о потере нашего корабля. Да и Хэл не простит мне, если решит, что я заставляю тебя без сна и отдыха работать в пыльном архиве.
Адъютант улыбнулся. Виляя внушительными бёдрами, с двумя подносами сразу появилась Диана. От внимания Шери не укрылся слегка прищуренный взгляд официантки – второй раз за день художницу в заведение сопровождал сам Уэсли Андерсон. Что бы это ни означало по мнению Виллоу, но местный обслуживающий персонал несомненно уже делал определённые выводы.
– Ваша рыба, – на сей раз Диана оказалась не то чтобы многословна.
Она выставила перед Шери тарелку, а затем, смешно хлопая ресницами, жеманно произнесла:
– Ваш заказ, мистер Андерсон, – и поставила блюдо на стол перед Уэсли.
Тот привычно удостоил Диану лишь мимолётным кивком, продолжая пристально смотреть в глаза собеседнице. Повисев ещё немного над столиком в тщетном ожидании, настырная официантка в конце концов всё-таки соблаговолила удалиться.

– Послушай, тебе действительно не о чем беспокоиться, – Уэсли вальяжно откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.
По всей видимости, его самолюбие слегка задело замечание относительно ожидаемых выходок со стороны «морского чёрта».
– Хартиган – далеко не первый и не последний ублюдок, которого я закую в цепи на этом треклятом архипелаге.

Бушевавший на улице ливень временно прекратился. На административном плацу кое-где мрачно поблескивали свежие лужи, в мутных глубинах которых плыли, отражаясь, тяжёлые тёмные облака. Свирепые порывы внезапного ветра налетали на Шери, проникая даже сквозь складки плаща. Ветер, впрочем, на проверку оказался не таким уж холодным, но его сила и резкость невольно заставляли снова и снова задумываться о миновавшем или, хуже того, надвигавшемся шторме. Несмотря на то, что на колонию едва успел опуститься ранний вечер, из-за тёмных и мрачных грозовых облаков мир преждевременно погружался в тёмные объятия сумерок.
Уэсли шагал рядом, не обращая ни малейшего внимания на буйство природы. Он отстранённо смотрел прямо перед собой и молчал, однако Шарлотте почему-то казалось, что, несмотря на внешнюю непоколебимую беспристрастность, на самом деле парень лихорадочно выискивает повод начать разговор.

Они уже преодолели добрую сотню шагов и вышли на знакомую Шери центральную улицу не слишком гостеприимной колонии, когда Андерсон, предварительно прокашлявшись, всё же заговорил:
– Послушай, ты совершенно не виновата в том, что произошло этим утром. Сказать по правде, я не должен был там тебя оставлять…
Если совсем по правде, то он даже не должен был изначально Шарлотту сопровождать, но об этом Уэсли либо умышленно умолчал, либо действительно и вовсе не думал.
– Это всё Хэл. Он иногда забывается, выходит из себя. Я разозлился. Признаться, это было несколько унизительно, но, похоже, я должен перед тобой извиниться – монолог адъютанта казался несколько сбивчивым и не слишком уверенным.
На саму Шарлотту парень по-прежнему почти не смотрел. И вдруг взглянул искоса, с удивлением:
– Только не говори мне, что ты весь день просидела там и так и не пообедала.

Коменданта, казалось, слёзы Шери нисколько не трогали. Он молча сидел и ждал, пока девушка выговорится, время от времени принимаясь барабанить пальцами по столу. Когда Шарлотта замолчала, он исключительно терпеливо подождал ещё немного, давая ей возможность хоть чуть-чуть успокоиться.
– Что произошло? – повторил вопрос хладнокровно, спокойно, бескомпромиссным ледяным тоном.
Рейнарт смотрел прямо на Уиллоу, требовательно буравя её взглядом и всем своим видом пытаясь показать, что ей следует исключить из головы саму мысль о любой попытке солгать. В эти секунды комендант казался особенно жёстким, суровым и, пожалуй, как никогда справедливым.
Дверь распахнулась – в кабинет влетел Уэсли со свитком в руках. Замер в дверях, предпринимая попытку моментально оценить ситуацию.
– Один из вчерашних, Хартиган, – коротко пояснил. – Сейчас вышел в море на «Леди Марии». Кажется, этот ублюдок положил глаз на мисс Уиллоу. В данный момент его не достать, но я обязательно займусь этим, как только он вернётся из рейса.
Хэл Рейнарт молчал.
– Мне кажется, – вкрадчиво начал он. – Или ты лично выступал сегодня в роли эскорта?
Уэсли напрягся. Он будто бы не ожидал такого поворота и не думал, что вина за этот инцидент может каким-либо образом упасть на него.
– Да я… – начал было оправдываться.
– Заткнись, – оборвал комендант не терпящим возражения тоном.
Уэсли заткнулся, но по его лицу было видно, что внутри адъютанта бушуют свирепым ураганом злость и негодование.
– Похоже, тебя и правда нельзя оставлять без охраны, если мы не хотим следующим утром выловить из океана обезображенный труп, – резюмировал Рейнарт, глядя теперь снова прямиком на Шарлотту.
– Это сейчас не самое главное, – переступив через себя, глухим и почти неузнаваемым голосом заговорил снова Уэсли. – Мы потеряли корабль, «Святого Георга».
Лицо коменданта застыло, в неверном штормовом сумраке стало напоминать скорее какую-то странную гротескную маску. Косые струи тропического дождя в абсолютной тишине неистово барабанили по стеклу. От Хэла Рейнарта исходила теперь почти физически ощутимая злость, граничащая с чистой незамутнённой ненавистью.
– Это он? – спросил комендант спокойно, но его голос буквально дрожал от скрываемого внутри напряжения.
Уэсли мялся, не решаясь подтвердить и опровергнуть предположение коменданта.
– Скорее всего. Очевидцы…
Андерсон не успевает закончить мысль – на дорогостоящую столешницу с размаха обрушивается кулак коменданта.

Вы не можете просматривать этот пост!

Рейнарт, в свою очередь, зачитывать содержание распечатки совсем не спешил.
– Ты сильно меняешься, когда рисуешь, тебе говорили? – спросил с ухмылкой, словно нарочно наслаждаясь нетерпением Шери. – Такая строгая, сосредоточенная – одним словом, профессионал.
Комендант внимательно смотрел на не находящую себе места художницу поверх листа с какой-то потаённой грустью во взгляде.

– «Кэпитал Таймс» опубликовало заметку о разгорающемся скандале в Столице. Некий Джеймс Декарт вместе с группой единомышленников публично обличает действующую власть в коррумпированности, привлекая общественное внимание к многочисленным случаям превышения полномочий, – наконец-то начал вслух зачитывать Хэл. – Декарт называет преступной политику попирания конституционных законов, утверждает, что повсеместно имеют место случаи фальсификации и фабрикации доказательств, казни и ссылки в обход установленного судебно-исполнительного порядка.
Он задумчиво хмыкнул, продолжая читать:
– В частности, Джеймс Декарт обращает внимание столичной аристократии на исчезновение Шарлотты Уиллоу, достаточно широко известной в высшем свете художницы. «Я разговаривал с её тётей, Клер Уиллоу. Женщина утверждает, что королевские гвардейцы буквально ворвались в особняк ранним утром. Они громогласно заявляли об измене интересам короны, размахивали ордерами с печатями Его Величества и отказывались отвечать на любые вопросы. Они выволокли девушку под руки прямо из комнаты и, пригрозив тёте соучастием в совершенной измене, увезли её. Государственная измена, вы говорите? Многие из вас знают Шарлотту Уиллоу не хуже меня. Скажите, разве могла такая девушка, как Шери, представлять угрозу для действующего правительства?» – горячо вопрошает Декарт у редакции, – окончив чтение, Рейнарт замолчал.

По лицу коменданта было совершенно невозможно понять, какие выводы он сделал из всего этого и что на самом деле думает о прочитанном. Мужчина сидел в своём кожаном кресле, откинув в сторону распечатку и потягивая с видимым наслаждением сигарету. Там, за его спиной, по ту сторону занимавшего целую стену окна, бушевал и пенился взбиваемый косым ливнем тёмный залив. Мрачные тяжёлые тучи давили на землю, периодически разражаясь ломаными зигзагами молний, вслед за которыми, безнадёжно запаздывая, громыхали оглушительные раскаты. То, что начиналось как лёгкий утренний дождик, угрожало очень быстро перерасти в настоящий тропический шторм.
– Пока ты не начала прыгать от счастья, – слова коменданта оторвали от созерцания буйства местной природы. – Скажу, что этот твой Декарт затеял очень плохую игру. Вряд ли ему удастся хоть чем-то помочь тебе, а вот внимание к своей собственной персоне он привлёк стопроцентно. Пусть ему удалось пробить правительственную блокаду печатных изданий и добиться хотя бы одной статейки в «Кэпитал Таймс», но теперь у очень многих влиятельных людей мог появиться стимул как можно быстрее закрыть ему рот.
Комендант помолчал, задумчиво барабаня пальцами по столу.
– А теперь расскажи мне, девочка, почему твоя блузка в крови и откуда взялась на шее эта царапина? – сняв плащ, Шери выставила на обозрение Рейнарта не только удручающее состояние своего внешнего вида, но и последствия стычки с Хартиганом в «Левиафане».

Рейнарт хмыкнул, поражаясь, быть может, избирательности своей новой помощницы.
– Немедленно извещу мистера Андерсона, как только он соблаговолит здесь всё-таки объявиться, – с этими словами комендант выдвинул одну из многочисленных шуфляток своего массивного письменного стола и извлёк оттуда наполовину сточенный карандаш вместе с записной книжкой.

Подумав немного и наскоро пролистав обёрнутый в кожу пухленький ежедневник, он небрежно передал его Шери вместе с карандашом. От внимания девушки не укрылось, что большая половина записной книжки коменданта уже чем-то исписана – ей он любезно выделил чистый разворот где-то в последней четверти.
– Надеюсь, апартаменты устраивают? – осведомился Хэл чуть насмешливо.
Он вообще почти всегда общался с людьми в своеобразной ироничной манере – примерно с теми же интонациями Рейнарт вновь назвал Уэсли «мистером Андерсоном» всего минуту назад.
– В столице ты определённо привыкла к чуть более подходящим для молодой леди условиям, но, боюсь, это действительно лучшее, что мы способны тебе на данный момент предложить. Располагайся, можешь повесить на вешалку плащ, – мужчина будто бы невзначай махнул на небольшую неприметную стойку в углу, на которой одиноко висело его собственное пальто.
Рейнарт сделал глубокую затяжку и взял со стола один из многочисленных листов с какими-то печатными текстами.
– Свежие новости с материка, – выдохнув облако дыма, задумчиво проронил он. – Думаю, тебе будет любопытно узнать кое-что. Тебе говорит о чём-либо имя Джеймса Декарта?

Он внимательно посмотрел на девушку, а перед глазами Шарлотты уже неслись, сменяя друг друга, картины не слишком отдалённого прошлого. Это имя как-то совершенно дико, абсолютно неуместно прозвучало здесь и сейчас из уст коменданта – у девушки оно неотрывно ассоциировалось с прошлой жизнью, туманной и дождливой столицей, чем-то, что закончилось, казалось бы, невыразимо давно.
Глупо было конечно же полагать, что жизнь всех её знакомых остановилась вместе с её собственной ссылкой, однако слышать о них здесь, на таком расстоянии… Казалось чем-то совершенно неправильным.
Джим был одним из последних. Всё это случилось, если подумать, совсем недавно, но, в то же время, словно бы невообразимо давно. Молодой аристократ, проявлявший искренний интерес к её творчеству, ухаживавший за ней столь осторожно, нежно и романтично… Почему она отвергла его? Почему снова оттолкнула от себя исключительно интересного и приятного человека? Перед глазами послушно всплыл образ темноволосого молодого парня с внимательными тёмно-зелёными глазами, неизменно смотревшего на Шарлотту с плохо скрываемым восхищением.

Не совсем понятно на какую именно дверь Моргана указала рукой герцогине, учитывая, что в общем зале имелась только входная дверь, ведущая во двор. Вероятно, карательница желала побеседовать с аристократами в сторожке дворника, но эта идея почему-то Кэтрин совсем не понравилась. Вдвойне не понятно на кой чёрт понадобилось подгонять напарника и в тоже время вести беседу с вельможами самостоятельно. Закатившись в зал, Гордон приткнулся к соседней стенке и застыл там, как истукан, грозно сложив руки на груди, держа в руке так и не принятые перчатки напарницы. Пока что в данной миссии он исправно выполнял роль мебели.

Герцогиня раздраженно фыркнула:
- Да где хочешь, там и допрашивай. Хоть в спальне моей дочери. Пускай каждый ощутит на своей шкуре весь ужас произошедшего.

Таким предложением остальные вельможи, похоже, были не слишком обрадованы. В частности, маркиза Дефюр неожиданно бойко для своих лет вскочила с кресла и подошла к девчонке, на ходу кидая герцогине:
- Не говори глупости, Кэтрин. Пускай допрашивает на кухне. Там как раз есть место для этого.

Безутешная мать лишь рукой махнула, выражая своё согласие.

Маркиза расплылась в улыбке и бесцеремонно схватила Моргана за оголенное запястье.
- Идём!

Карательницу провели через занавес из общего зала на кухню. Отсюда имелись двери в комнаты слуг, гардероб и буфет, где сейчас во всю гремел сковородками дворецкий. Помещение было довольно просторным. Лавки, простые столы, где обедала прислуга. Шкафы с посудой и прочая кухонная утварь стояла тут и там.

Отпустив руку Морганы, Дефюр чуть ли не вприпрыжку понеслась к лавке. Усевшись на неё, она развернулась к девушке и с энтузиазмом воскликнула:
- Ну что? Может тогда начнём с меня, дорогуша? Тогда позволь встречный вопрос. Как ты себя чувствуешь?

Кстати, очень своевременный вопрос. Ибо чувствовала себя Талиссар на редкость паршиво. Её неожиданно замутило, ноги задрожали, а к горлу подступила рвота. Язык высох, что-то сказать членораздельное стало задачей практически нереальной. Чтобы не упасть, Моргане пришлось облокотиться на стену.

Дефюр задумчиво наблюдала за мучениями девушки. А потом подняла ручку и изящно махнула ладонью.
- Чуть правее, пожалуйста.

И тело Морганы, чёрт побери, послушалось этого приказа! Приставным шагом карательница доползла практически до самой двери, ведущей в гардероб.
- Как думаешь, они поверят, что ты сбежала через окно? Должны, я думаю. Особым интеллектом, как ты заметила, не блещут, - звонко засмеялась маркиза. Замолчав, она пристально уставилась на Талиссар. – Дорогуша, а ты когда-нибудь задумывалась сколько в этом замке тайных ходов? Буквально целая сеть катакомб! Я поначалу, и сама не могла поверить, что такое возможно…

Пока злодейка трепалась, Моргана почувствовала, как её оголенная рука начала зудеть. Усилием воли опустив взгляд вниз, она углядела на безымянном пальце небольшую ранку. Из неё сочилась кровь, а вся ладонь потихоньку покрывалась багровым узором. Кажется, маркиза успела уколоть девицу чем-то, когда взяла за руку. Похоже источник заразы засел в её проклятом пальце.

-…и она открылось! Стоило потянуть за скрытый рычаг и стенка отъехала в сторону. Представляешь? – тем временем закончила свою речёвку маркиза. Ещё раз душевно улыбнулась Моргане и напоследок сказала. – Ну ладно, что-то я заговорилась. Передавай привет Себастьяну, душенька! Пока-пока!

Оскверненная рука супротив воли своей хозяйки вдарила по плите рядом с коленом Морганы и целостная, казалось бы, стенка совершила оборот…

Свет пропал и воцарилась тьма. А ещё исчезла опора в виде стенки. Карательница кубарем покатилась по какой-то лестнице, отсчитывая рёбрами ступеньки. Всё ради того, чтобы достигнув конца, ещё раз шмякнуться с высоты. Было довольно… больно. Кажется, что-то в Моргане сломалось. А ещё в округе не черта не было видно. Лишь где-то вдалеке маячил свет от настенного факела. Но радости от этого было мало. Ибо в той стороне слышались гулкие шаги. К девице двигалось что-то большое. И вряд ли это что-то желала гостье добра и благополучия.

Как будто этого было мало, эффект магии крови, а это была именно она, спутать невозможно, ещё не прошёл, и всё тело Морганы было налито тяжестью. Оскверненный палец и вовсе казалось приклеился к полу. Не поднять. Однако, вторая рука ещё вроде работала и ноги чуть-чуть двигались. И то счастье!

Знакомство с безымянным хорьком не задалось с самого начала. Верчение клетки и сопровождающая сей процесс тряска, только ещё больше испугали животное. Забившись в дальний угол клетки, хорёк затравленно стрелял глазками из своего укрытия и кажется молил великого бога хорьков, чтобы незнакомка убралась восвояси и никогда больше не возвращалась. К несчастью, его молитвам не суждено было сбыться…

Силами аколитов, он, вместе с вещами, был доставлен Моргане в комнату. Там животное и было оставлено и позабыто. Последняя его активность проявилась, когда девушка открыла клетку, дабы поставить лоток с водой. Шарахнувшись в сторону от протянутой руки, хорёк испуганно зашипел. И очень скоро остался один-одинешенек в пустой комнате.

Желание девушки провести весть путь до особняка верхом, возмутило Гордона до глубины души. На мозги Талиссар начали капать ещё до начала путешествия. Аколит справедливо считал, что своим новым статусом нужно пользоваться, как можно чаще. В вину Морганы поставили простодушие и неуместную скромность. Закончилось всё тем, что крайне недовольный Гордон пошёл готовить лошадей. На встречу он явился в достаточно дрянном кожаном доспехе и накинутой сверху мантии аколита Аббатства. За спиной висел длинный меч из посредственного железа, а у бедра была замечена одноручная шипастая дубинка. Увы и ах, аколитам излишеств не положено.

Зато лошадь для Морганы он раздобыл хорошую. Видно, что особо не скромничал при разговоре с конюхом. Мощную вороную кобылу с копытами прямо какого-то неестественного размеру. Звали красавицу Дикаркой. И по нраву она и правда походила на дикарку. Била копытом по земле, выпускала клубы дыма из ноздрей и поглядывала на всадницу, как на равную себе. Конюх предупредил, что лошадь абсолютно не переносит кнута и удары поводьями. Может и скинуть распоясавшего человека.

Гордону повезло чуть меньше. Точнее не повезло от слова совсем. По его кислой покрасневшей роже можно было прочитать, как по открытой книге, насколько он счастлив от привалившего подарка. Уязвленный конюх вывел скандалисту тощую старую клячу с опавшими боками. Звали это чудо Черепаха и она в полной мере оправдывала свою кличку. На злобного Гордона поглядывала лениво и равнодушно, двигалась медленно и неторопливо, удары поводьями игнорировала. Всё путешествие Гордон провёл с натянутым на голову капюшоном и безостановочно изрыгая проклятья. Тем не менее, недовольство всадника совершенно не волновало.

И вот, наконец, парочка пустилась в путь. К сожалению, в полной мере оценить изменения, произошедшие в городе, Моргане не удалось. Аббатство находилось в Шахристане, и дорога к имению герцога проходила строго в отгороженном районе. Пройтись по Рабаадам повода не нашлось. Что же касается Шахристана, то он не особо изменился по сравнению с последними воспоминаниями Талиссар. Именно внешне. Людей же на улицах стало сравнительно меньше. То тут, то там были заметны закрытые и заколоченные лавки, патрули стражи попались путешественника всего пару раз за дорогу, да и выучка самих служителей закона заставляла сомневаться в их квалификации. Слишком толстые, или слишком худые. Оружие держали, как попало, доспехи были на размер больше, или меньше и имели крайне потрепанный вид. Ходили-зевали, да по сторонам бездумно пялилась. Презрительное фырканье Гордона отлично отражало его мнение об этих шутах в железных вёдрах.
Членов Ордена на улице заметно не было. Что довольно странно. Обычно подозрительные типы в черных одеяниях маячили у монолитов в дневное время. Но сейчас постройки Ордена выглядели брошенными и ненужными.

На подходе к имению герцога, ситуация чуть улучшилась. Оставлять своих родных без хорошей защиты Леннокс похоже не решился. На стенах крепости были заметны достаточно суровые гвардейцs. Мрачные и хмурые, как тучи, что неудивительно. Прошляпили убийство дочки герцога. Позор и сильнейший удар по репутации. Видимо, чтобы отыграться за промах, они при входе во двор устроили просто тотальную проверку документов прибывших поборников Аббатства. Раз десять сверили все печати и подписи. И всё равно поглядывали на Моргану и её оруженосца с лютым подозрением. Гордон сдержал обещание на этот раз и позорить командиршу своими язвительными репликами не стал. Лишь кидал на гвардейцев уничтожительные взгляды, явно намекая, что он очень низкого мнения об этих недостражниках.

Само поместье при ближайшем рассмотрении и за вычетом крепостным стен оказалось небольшим. Три этажа с башенкой, вот и вся постройка. Выполнено оно правда было из качественного белого камня, но от крепости самого герцога ожидаешь нечто большее.

Правда внутреннее помещение сглаживало ситуацию. Вся обстановка кричала о роскоши и достатке. Статуи всевозможных животных встречались тут и там, роскошные хрустальные люстры висели под потолком, пол устилали дорогие ковры, на стенах были вывешены гобелены, а свет давали позолоченные канделябры. Моргана едва успела переступить порог имения и её уже захватило всё это неслыханное богатство. Такого девушка на своём веку ещё не видела.

Встретил прибывших высохший старик в костюме дворецкого. Окинув гостей оценивающим взглядом, при это задержавшись глазами на Гордоне, явно придя к выводу, что такому голодранцу не место в столь высокосветском месте, мужчина сжал свои сухи губы и обратился к Моргане:

- Приветствую Вас в имение герцога Леннокса, многоуважаемый каратель. Меня зовут мистер Гудвин. Мы вас ожидали. Если позволите, с самого утра. Хозяйка вся извелась, а гости несколько раз норовились уйти, однако гвардейцы стойко их сдерживали. Посему не удивляйтесь, если найдёте их в крайне скверном расположении духа. Пойдемте, я вас отведу в общий зал. Что касается вашего слуги, его можно оставить его в конюшнях ухаживать за лошадьми, - тонко намекнул старик, что такому как Гордон не место внутри поместья.

Гордон имел на этот счёт другое мнение и уже было открыл хлебальник, дабы выразить своё мнение на этот счёт. Но его опередили. В прихожей показалась заплаканная статная женщина в дорогом одеяние. Увидав гостей, её глаза загорелись огнём и она сразу повысила голос:

- Какого черта… КАКОГО ЧЕРТА, Я ВАС СПРАШИВАЮ?!! Я послали за вами ещё с самого утра! Где вы шлялись всё это время?! Останки моей дочери уже успели остыть, а убийца сто раз скрыться. Вы это называете профессиональной работой? Всё ваше Аббатство надо было разогнать давным-давно. Никакого толка от вас. Только деньги вытягиваете… - кажется женщина была сильно расстроена. И, судя по всему, это и была герцогиня. В такой ситуации, Годон предпочёл заткнуться и лишний раз не напоминать о своём присутствии…

Доп. информация о Аббатстве:

Религия и верования:
Несмотря на то, что Аббатство было сформировано из бывших обладателей духовного сана и ярых почитателей богов самой разной направленности, внутри ордена строго-настрого запрещено поклонение высшим силам. Аббатство призывает отречься от так называемых «Ушедших», в кои число входят все божества, переставшие отвечать на молитвы своих верующих. «Отринуть старые предрассудки. Познать себя и мир» - основной девиз Ордена. Возвеличивание человека и развитие наук отныне стоит на первом месте в Аббатстве.

Род занятий:
Аббатство выполняет роль так называемой полиции нравов в Городе Греха. Под коим названием подразумевается Исира. Расследуют дела в которых фигурирует коррумпированность и некомпетентность городской стражи и торговой гильдии, проституция, работорговля, изготовление запрещенных психотропных препаратов. Глядя на город можно сказать, что успехов у ордена немного, но это не совсем так. Только благодаря работе карательных отрядов Аббатства работорговцы Коронуса не проворачивают свои дела в открытую, а многочисленные мелкие преступные дельцы не собираются в крупные организации. С одной стороны, такая деятельность породила у Аббатства врагов во всех главенствующих группировках города, но с другой орден получает солидные денежные выплаты от Высшего Света и обладает практически неограниченными полномочиями в черте города.

Особое отношение у Аббатства складывается с магами. В эпоху, где практически все тёмные волшебники истреблены, охота за ведьмами перестала играть ключевую роль в деятельности ордена. Однако, чтя заветы прошлого, Аббатство продолжает выискивать все проявления магии крови и некромантии, нередко доводя подобные расследование до абсурда, из-за чего страдает репутация организации. Что касается остальных магов, то с ними орден вынужден мириться, ибо в первую очередь именно маги Высшего Света являются основными спонсорами Аббатства.

Структура:
Включает в себя три крыла: Меча, Слова и Духа.
Крыло Меча представляет из себя силовую структура: сюда набирают бывших паладинов и чемпионов. Именно тех людей, которые привыкли отстаивать свою веру с позиции силы. Подразделяются на аколитов и карателей. Аколит - низшая ступень в Мече. Простое пушечное мясо, которое при наличие должных способностей к выживанию может дослужиться до карателей. Обычно представляет из себя бритого мужика в рясе с примитивной шипастой дубиной. Увы, аколитам приличное снаряжение не выдают. Каратель – другое дело. Боец, успевший показать себя в уличных боях и продвинуться по карьерной лестнице. Помимо стандартного комплекта снаряжения, у некоторых сторожил встречаются даже зачарованные предметы.

Крыло Слова занимается связями с общественностью и бумажной волокитой. Работают в нём по понятным причинам писцы и вестники. Первые занимаются составлением ордеров, указов и ведением счётов, вторые же активно рекрутируют новобранцев.

Крыло Духа состоит из дознавателей и отрешенных. Дознаватели – это мозги Аббатства. Они организуют боевые операции, допросы пленных, занимаются расследованиями и, собственно, руководят всей работой Аббатства. Отрешенные – особая каста исследователей и учёных, положившая свои жизни на изучение магии и методов борьбы с ней.

Вооружение:
На службе у Аббатства стоят новейшие разработки в области оружия, спроектированные талантливыми инженерами из крыла Меча. В первую очередь – это многозарядный арбалет со съемным барабаном. Амуницией к нему выступает болты разного вида. Начиная от вполне обычных стальных и заканчивая разрывными. Во вторую – слепящие бомбы, представляющие из себя простые кожаные шарики с «сюрпризом» внутри. Не обошлось и без «греческого» огня. Легковоспламеняющейся горючей смеси, способной устроить ад на земле.
Разработки отрешенных в области антимагии включат в себя достаточно массивную шарманку, при активации которой следует набор мерзких звуков, лишающих возможности магов колдовать. Специально натасканных хорьков, чувствующих магию, а стало быть и людей, творящих её. А также нюхательный порошок, вызывающий страшную зависимость и жесточайшие побочные эффекты, но на краткое время дающий принимающему сверхъестественную силу.

Защита подразделяется на два вида: оперативная и осадная. Первая – это то что обычно и носят каратели. Клепанный доспех с плащом хамелеоном и железной маской. Осадный – это набор непроницаемых лат, предназначенный для проведения штурма. Практически не используется.

Значимые лица:
Верховный Дознаватель Думат
Бывший жрец Талоса, бога правосудия. Сухой, неулыбчивый старикан, судя по хмурому выражению лица, ещё и с вечным запором. Дружелюбен, как колючая проволока, приятен, как промерзлое утро в понедельник. Недостаток харизмы компенсирует железной хваткой. Не склонен к компромиссам. Несгибаем и немногословен. Жесток к врагам Аббатства.


Старший каратель Лукас.
Раньше поклонялся Саврис, богине лесов, работал егерем в лесу герцога. Сейчас тренирует молодняк в Аббатстве. Тренирует без фанатизма, но со знанием дела. Любит бранить нерадивых и хвалить талантливых. Обладатель острого языка и наметённого глаза. Всегда знает кому из его подопечных задание по зубам, а кому нет. Тем не менее, приветствует храбрость и даёт проявить себя, всячески надеясь, что в этот раз ошибся. К сожалению, ошибается Лукас редко.


Карта Аббатства:



Обозначения:
Розовая звездочка - Моргана;
1. Жилые помещения;
2. Лазарет;
3. Административное здание;
4. Склад оружия;
5. Зал славы;
6. Алхимическая лаборатория;
7. Библиотека;
8. Тренировочный зал;
9. Столовая;
10. Кухня;
11. ???

Доп. информация о Высшем Свете:

1. Род Ревилгаз – безусловно самое богатое семейство в городе. К сожалению, а может и к счастью, сам барон отбыл на войну. Делами сейчас заведует его брат, Эсме Стюарт. Можете попробовать обратиться лично к нему.

2. Род Ленноксов – правители Исиры, что тут ещё скажешь. Только боюсь, что в карманах у них сейчас нет ни гроша, а влияния кот наплакал. Да и от семьи, в связи с недавними трагичными событиями, осталась лишь герцогиня, да зять с внуком.

3. Род Дефюр – дальние родственники Ленноксов и наши самые верные друзья. Занимаются торговлей оружием. Из-за войны их кошельки серьёзно просели, но, возможно, маркиза сможет что-нибудь наскрести для Аббатства. Очень милая женщина, к слову. Всегда рада видеть каждого члена нашего ордена у себя в имение. Не раз лично меня приглашала на чай!

4. Род Балтонов – торгаши, что тут ещё сказать. Богаты, но за грош удавятся. Не знаю, что нужно сделать, чтобы заставить этих скряг раскошелиться. Если есть желание – можно попробовать. Спросите Оливию. Молодая наследница. Именно она сейчас стоит во главе дома.

5. Род Голуров – занимаются медициной. Держат лечебницы по всему городу. Но связаны с орденом теней кровными узами. Даже секрета из этого не делают. Не советую с ними контактировать. На всякий случай – главу дома зовут Кориано. Он часто бывает в замке, может столкнетесь.

Доспехи карателя:



Внешность жителей поместья:

Кэтрин де Бальзак


Эсме Стюарт


Оливия Болтон


Маркиза Дефюр


Кориано Голур


Мистер Гудвин

К сожалению, времени на сладкие сновиденья оставалось не так много, как хотелось бы. Ночные события заняли несколько долгих часов и разбрелись начинающие любовники по своим норам чуть ли не у самого рассвета. Становилось понятно почему Лукас так старательно пытался загнать Мору в постель. Инструктору предполагалось вставать раньше всех и собирать аколитов на утренние занятие. В сонливом состояние проводить учение - занятие мучительное и малорезультативное. Впрочем, Моргану отныне это не касалось. Каратели были привилегированной кастой в Аббатстве и из-под палки их на тренировки не гнали. Предполагалось, что профессионалы такого уровня сами прекрасно могли построить свою программу упражнений для поддержания формы. Поэтому с непривычки, без бодрящего крика старшего спозаранку, Моргана довольно успешно всё продрыхла. Ну или почти всё. Благо окна её новой комнаты выходили во двор. Сладострастный сон девушки как раз достиг своего апогея. Лукас в нетипичном для себя наряде, а точнее без оного, вытворял совершенно неподобающие вещи со своей подчиненной в общем зале, прямо на глазах у всего Аббатства, и близился к мощному финалу. И когда пик удовольствия оказался уже практически достигнут, он вдруг выпучил глаза и заорал:
- Гордон, мать твою, за все эти годы я ещё ни разу ни видел, чтобы кто-нибудь так откровенно галимо натягивал тетиву! Ты арбалет пытаешься возвести, или резинку от трусов своей подружки оттягиваешь?!

Моргану, как ветром с кровати сдуло. Проспала. Выглянуло в окно, а там Лукас уже тренировку потихоньку заканчивал. И солнце на небе высоко висело. Разбаловал её больничный режим. Новая комната интерьером не поражала. В отличие от покоев старшего карателя, ничего интересного у Талиссар на первый взгляд не нашлось. Стандартный набор мебели, да сундук с её барахлом. Из него даже ничего доставать не стали. Похоже, что добро Морганы собрали в кучу и просто бросили в комнате. Наверняка, ещё и мятое теперь всё. Однако, кое-что новенькое всё-таки после некоторых поисков обнаружилось. В гардеробе лежал её новый доспех. Достаточно лёгкий, что безмерно радовало. По большей части состоящий из клепанной кожи и кольчуги. Качественный, это было видно сразу. Тряпки аколита можно было смело выбрасывать на помойку. Ну и, конечно, в комплекте присутствовал непроницаемый шлем. В Аббатстве было заведено, что все каратели прятали свои лица. Почему? Наверное, олицетворяли безликую букву закона. И хорошо защищали голову, понятное дело. Однако, на территории Аббатства намордники разрешалось снимать.

Так или иначе, управившись со своим утренним туалетом, девушка выскользнула на улицу. Увиденное её не особо удивило. Всё шло по вполне обыденному сценарию. Большая часть аколитов нарезала круги по территории. Судя по красным лицам и насквозь пропотевшей одежде, занимались они этим увлекательным занятием уже довольно давно и счастья по этому поводу совершенно не испытывали. Возглавляла табун близняшка Торрини. И вот ей подобные упражнения давались легко. Она совсем не выглядела усталой. Замыкал процессию орк Крум. Зеленокожий неуклюже передвигал ногами, еле поспевая за самым вымученным аколитом. Но непохоже, что он страдал от недостатка выносливости.

Неподалёку, упражнялись в стрельбе Яшка и Гордон. Ну, как упражнялись. Гоблинша с противной ухмылочкой посылала одну стрелу за другой точно в цель, а Гордон, пыхтя и неприлично ругаясь, тщетно пытался попасть хотя бы в какую-то часть мишени. Рядом с этой парочкой стоял Лукас и весьма демонстративно прислонил ладонь к лицу.

- Гордон, держи ровнее арбалет. Не раскачивай его так сильно. Сколько раз можно повторять одно и то же?
- Да у него вместо головы ведро с навозом, мастер. Это бесполезно, - развела в стороны лапки гоблинша.
- Поставьте к мишени эту мелкую дрянь и будьте уверены, что я попаду точно в яблочко, - рычал Гордон, в очередной раз отправляя болт куда-то вдаль.

Присутствовали и спарринг группы. Из знакомых боролся близнец Торрини и маг Торру. Четырёхпалый, понятное дело доминировал, но циркач, выделывая какие-то немыслимые кульбиты, вновь и вновь уходил от ударов.

- Торру, друг мой, полегче, пожалуйста. Мы же не убивать друг друга сюда пришли, - с долей волнения молвил парень. Ответа, понятное дело, не получил. Что Моргана заметила, наблюдая за их поединком, так это то, что циркач не слишком то и умел сражаться. Да, двигался он ловко, но атаковать совсем не спешил, хотя у него было множество возможностей для этого. Торру же, наоборот, нападал с остервенением, использую самые, что ни на есть смертельные удары по отношению к своему, в общем-то, союзнику. Похоже маг милосердием не отличался и своих не щадил.

Наконец, девушку заметили. Гордон, скосив взгляд на Моргану, недружелюбно сплюнул себе под ноги.
- Посмотрите, кто явился, не запылился. Всего день, как в новой должности и уже наплевала на распорядок. То ли ещё будет.
Яшка лишь настороженно посмотрела в сторону Талиссар и тут же опустила взгляд. Видимо ночное нападение забыть было сложно.

Лукас же, с явным облегчением отвлёкся от тренировки, и сделал шаг навстречу девушке. Хотя глаза его и светились теплотой, но вёл он себя довольно официально. На людях лишнего не позволял.
- Моргана. Приветствую. Я тебя ждал. Кое-что случилось… не слишком срочное, но требующее нашего непосредственного внимания. Поговорим об этом в покоях Думата. Можно пойти прямо сейчас, или предлагаю тебе перед визитом закончить тренировку. Посмотришь на твои новых аколитов в деле. В следующий раз такая возможность может представиться только на боевом задание, - преподнёс девушке дилемму Лукас. Сам замер, скрестив руки на груди, ожидая решение Морганы.

Энго улыбается Уиллу. Улыбка на кошачьем лице уже не выглядит столь шокирующе. Ко всему привыкает человек. Особенно, если он Вершитель.

— Ты молодец, парень, — искренне говорит кот, — разум Вершителя и есть бомба, а эта штучка... — он смеётся. — Просто детская игрушка, безделушка. Впрочем, она необходима, чтобы поверить, решиться и сделать последний шаг. Всё остальное вы проделали сами. Когда выбрали. Каждому из вас была дана альтернатива: путь простой и безопасный для себя лично, но гибельный для кого-то другого, и путь рискованный для себя. Только рискуя собой, только будучи готовым что-то потерять, чтобы защитить, то что дорого, а порой, просто защитить, потому что так требует природа, только так можно идти вперёд...

Кот замолчал и смущенно потеребил усы.

— Простите, что-то меня занесло. Бомба была нужна лишь затем, чтобы подтолкнуть вас к выбору, а Вселенная одновременно одна, хотя потенциально их множество. Когда актуализируется, — последнее слово он выделил, — какая-то одна Вселенная, все остальные остаются существовать лишь в виде вероятности. Так что можно сказать, что вы изменили Вселенную, можно — что перешли из одной в другую. И то, и то будет верным. Главное, что существует сейчас именно та, которую хотели вы. И не думаю, — тут он снова улыбнулся, на этот раз доктору Сойеру, — что вы, делая выбор, желали повторения пройденного. А желание Вершителя играет решающее значение в том, каким станет мир. Так что вряд ли одни и те же события имеют одинаковое значение и Земле грозит гибель от рук протерианцев. Но мы, конечно же, проверим это. И я помогу вам по мере сил. Хотя, признаться, надолго застрять в шкуре этого забавного животного мне бы не хотелось.

Он подвинулся к доктору, потёрся мордой об его колени, потом опять взглянул на остальных.

— Вы — любопытная раса. И это хорошо. Техника вырубалась, Уилл, потому что путешествие в гипере, это всегда путешествие между двумя Вселенными. Той, в которой ты на орбите Земли, и той, в которой ты болтаешься где-то возле звезды Эпсилон. Пусть такое воздействие минимально и в сравнение не идет с тем, что совершили вы, но всё же — это выбор. А выбор может сделать только разумное существо, какими бы совершенными не были искины, но разумом в этом понимании они не обладают.

Что до людей и монстров, то протерианцы тут сказали правду, они использовали глушитель, который и искажал психику Вершителей таким образом. Определенным образом он заставлял вас проявить свои способности, но слишком грубо, поэтому монстры получались неконтролируемыми. Впрочем, в этом варианте Вселенной, скорее всего, ничего такого не было.

Ты уже ТАМ, Бони. Просто это ТАМ теперь называется ЗДЕСЬ. Разве ты не вернулась в прошлое? Ведь все события этого дня ты уже пережила. Никто не уточнял, в какой именно момент прошлого ты должна вернуться. Что до остальных... скорее всего в этом варианте реальности необходимости в навигаторах просто не существовало, и те люди, прожили свои жизни, как им и полагается. Возможно, их судьбы сложились счастливее, чем в первом варианте, и они прожили много лет и умерли от старости. Ведь ты бы этого хотела, а желания Вершителя... Впрочем, это я уже говорил.

Барсик спрыгнул к дивану и подошел к Уиллу.

— А теперь, пора бы меня уже изловить, молодой человек. Гадать, каков этот мир, и грозит ли в нем Земле опасность, можно долго, но проверить существует только один способ: пойти и спросить. Так что... вперёд. Нам ещё многое предстоит сделать.

- Всегда есть возможность улизнуть через окно, - негромко хохотнул Лукас.

Перед выходом в люди, каратель все же решил чуть приодеться. Запахнул рубаху, набросил на плечи гамбезон, натянул перчатки. Перед Морганой вновь предстал тот невозмутимый статный инструктор, которого она знала много лет. Разве что хмель в его глазах было чем-то непривычным и неправильным. Во время своих скорых сборов Лукас развеял первичные беспокойства Морганы и попробовал объяснить всю суть её нового положения.

- Войско уже на марше, Мора. Вся свора убралась из города пару дней назад. Сейчас период затишья перед бурей. Все крупные группировки города оценивают свои силы и строят планы дальнейших действий. Ты очень вовремя проснулась, - хмыкнул каратель, продвигаясь потихоньку к двери. – Ты знаешь, что я не работаю в поле. Думат мне запрещает. Говорит, что если мне случайно пробьют голову стрелой, он замучается искать замену.

Открыв дверь, Лукас галантно пропустил даму вперёд, а после вышел и сам, не забыв запереть замок. На лестнице никого не было видно, но зато внизу в холле царил самый настоящий галдёж. Режущий по ушам Морганы ржавой пилой. Со словом «дисциплина» эти новоявленные аколиты похоже не были знакомы. Наставник же продолжал сохранять полную невозмутимость, будто бы не замечая балагана.

- Их было пятеро! Не меньше! Чтоб мне провалиться на этом самом месте! – верещал знакомый голосок.
- Ври больше, Яшка. Тебя может вырубить и обычная крыса, удачно махнув хвостом, - раздалось ещё более знакомое мерзкое хихиканье.
- Завались, Гордон! Эй, народ, он куда-нибудь выходил сегодня ночью? Ставлю свой утренний паёк, что засранец в этом замешен! – продолжала возмущаться гоблинша.
- Дорогуша, а ты сама зачем после отбоя покинула свою постельку? – зазвучал мелодичный женский голосок.
- Эээ… Амм… Я услышала подозрительные звуки из коридора, вот! Решила всё проверить! – убежденно запричитала зеленокожая.
- И пропала на пару часов? После чего вернулась в комнату практически полностью голой? Яшка… Яшка. Расскажи, что действительно произошло. Свиданье пошло не по плану? – тихонько засмеялась женщина.
- Крум хотеть есть! Крум находить в помойном ведре пирожки и все их сжирать! Но Круму мало! – прокатился мощный бас.
- Да заткнитесь хоть на минуту, пустоголовые, и послушайте ме… - прозвучало последняя реплика Яшки, прежде чем Мора с Лукасом, наконец, закончили свой спуск и явились на сходку.

Стало вдруг тихо-тихо. Десятки пар глаз уставились на новоприбывших. Похоже здесь собрались все аколиты Аббатства. И, боже, как же их было мало. Теперь Мора воочию убедилась в том, что дела у ордена идут не шибко хорошо. Знакомых лиц практически не было видно. Гордон один по сути и остался из сторожил. В данный момент он с большим интересом изучал старую знакомую. Или точнее её оттопыренные груди, заключенные в плену проклятой униформы. Он же и нарушил тишину насмешливым свистом:
- Да вы только посмотрите. Какие люди…

Лукас прервал его щелчком пальцев:
- Тишина, у меня для вас важное объявление. Для начала хочу представить вам Моргану Талиссар. Уполномоченного карателя Аббатства и вашего нового непосредственного командира. С завтрашнего дня она вступает в свои права и будет руководить операциями крыла Меча. Относитесь к ней с должным уважением и выполняйте все её приказы. В противном случае злоключение Яшки окажется далеко не единичным инцидентом, - хмыкнул старший каратель.

Хрустнув костяшками, он приступил к представлению присутствующих. Началось всё с уже знакомой Море гоблинши.
- Это низкорослое создание зовут Яшкой. Специализируется на незаметных проникновениях и скрытных диверсиях. Раньше состояла в какой-то банде с большой дороги, но быстро образумилась, когда ей на шею накинули петлю. Выбрала служение Аббатству в качестве альтернативы весьма болезненной смерти. С чем её и поздравляем! - продолжал вещать Лукас.

Яшка обиженно глянула на Мору и пробурчала:
- Рясу можно было и не рвать. Полотенец что ли в округе мало…

Следующим Лукас представил пару в странных масках. Выглядели они, как довольно умелые бойцы, что не могло не радовать.
- Дуэт близнецов Торрини. Служители Лииры – богини иллюзий. Выступали в церковной труппе, занимались всякого рода тёмного делишками, пока не перешли дорогу Ордену Теней. Теперь они с нами.

Девушка присела в реверансе, а мужчина учтиво склонил голову.
- Уверена, это начало успешного сотрудничества, - зазвучал уже знакомый мелодичный голос.
- Моё почтение, мадам, - не менее сладкий голоском пролебезил мужчина.

После выступления близнецов, вперёд вышел огромный орк. Судя по его простодушному лицу, особым интеллектом сие создание не отличалось.
- Это Крум. Бывший раб Коронуса. Был освобождён в результате облавы, которую наши братья провели в соседнем городе. Всю жизнь провёл в цепях. Идти ему было особо и некуда.

Зеленокожий почесал свою большую голову, озадаченно пялясь на Мору.
- Крум служить седовласый баба. Крум хорошо ломать черепа и носить большой куча барахла.

Ещё один присутствующий выйти вперёд не пожелал. Просто стоял и молча пялился на Моргану. Выглядел он жутковато. Лысый, бледный с красными глазами и… второй парой рук. Натуральный упырь.
- Это… Торру. Он неразговорчивый тип. Жрец Миркула – бога смерти. Это мы определили по его татуировкам. Сам он историю свою рассказывать не пожелал… - Лукас опустился к уху Морганы и шепнул. – И да, он маг, Мора. Маг земли. Надеюсь это не станет проблемой.

Ну а последним решил высказаться Гордон. Его никто не представлял и вперёд не вызывал, но похоже сей факт никак старого барана не смутил.
- Смотрю в последнее время в каратели берут кого не попадя… - проворчал этот поборник порядка и справедливости.

Помимо вышеперечисленного сброда, в холле толкалось ещё порядка двадцати-тридцати худосочных мужиков, по виду которых можно сказать, что бойцы из них хлипкие и пригодны они лишь для малозначительных дел. Зевак разогнать, или шумиху устроить. На подхвате, короче.

Покончив с представлениями, Лукас повернулся к Моргане, лукаво на неё поглядывая.
- Ну что ж. Каков будет первый приказ, каратель?

«Медведь» внимательно выслушал сначала Тойна, затем Дэниэля. Посмотрел на остальных троих, словно ожидал, что они что-то добавят или возразят. Бони, Уилл и Заратустра молчали. Удостоверившись, что посетители ничего больше добавлять не будут, он взглянул на своих сослуживцев и едва заметно кивнул им. Затем снова перевел взгляд на пришельцев.

— Что ж, дело у вас действительно срочное, — голос Энго был мягким, бархатистым. Переводчик не сохранял интонации, но они слышали фоном настоящую речь. Успокаивающий был голос и, вместе с тем, присутствующих охватила неясная тревога. Земляне ожидали расспросов, того, что стражи начнут ловить экипаж на несоответствии, но ничего этого не было. Хозяева просто молчали. Пауза затягивалась. Даже невозмутимый Тойн, кажется, порядком занервничал.

— Я выслушал тебя, врач людей Дэниэль Сойер, — продолжил «медведь», полагаю ты говорил от имени всех вас. А теперь я хочу, чтобы каждый из вас ответил всего лишь на один вопрос. Эта беседа будет наедине. Риалло...

Один из зеленокожих верзил подошёл к доктору и мягко положил руку тому на плечо. Не успел психолог отреагировать на такую фамильярность, как Энго снова прознёс:

— Йоэ... Койо...

Одно из щупалец осьминога опустилось на плечо Тойна. Тот даже не шевельнулся. Только лицо пошло синими пятнами. Земляне понимали, что это за признак. Второй кальмар коснулся психолога.

— Эйвелло... Заэлле...

Уилла коснулась рука второго зелёного стражника. Сквозь рубашку чувствовалось лёгкое тепло, словно приложили нагретую подушечку. Одновременно последний страж коснулся Бони.

Всё произошло так быстро, что никто из землян не успел отреагировать. Говоря
прямо, у них и мысли не было, что можно как-то среагировать, словно... словно стражи применили лёгкий гипноз или что-то похожее на это. А потом Энго потянулся к малозаметной кнопке на столике перед собой. Почему-то вспомнился Ренар, активирующий глушитель, и всё заволокла тьма....

Дэниэль


Получатели: Дэниэль Сойер.

Заратустра


Получатели: Заратустра Ионович Незнаменский.

Уилсон


Получатели: Уилсон Гейтс.

Бони

Получатели: Бони `булочка` Баттон.

О хорошем вкусе и Конане

Дисклеймер: автор высказывает личную точку зрения, которая может не соответствовать мнениям читателей и сотрудников журнала. Будут присутствовать вольный язык и рассуждения, а отсутствовать — стройные логические аргументы. Ни в коем случае не стоит цель обидеть кого-либо.

Уже несколько дней на главной странице сайта висит в лучшем сообщении недели пост от некоего свежезарегистрированного пользователя Коротко о себе 25 сантиметров. Одна строчка, одна грёбаная строчка, которую (или, скорее, игру, в которой появилось данное сообщение) оценили в 18 плюсов на момент написания этой статьи. Модуль Приключения Конана Варвара * рандомный текст вышел в топ 3 читаемых. Народ окрестил его «камином», мастера и основного игрока в одном лице — «Kazama Jin’ом нашего времени».

Что ж, дорогие мои читатели, это и правда камин, но... низкопробный. А «Kazama Jin нашего времени» — вы серьёзно?! Увольте!

Совершенно незаслуженный хайп, который заставил меня усомниться в хорошем вкусе ДМчан. Единственный плюс модуля, который я могу отметить, — это то, что он по всей видимости доставляет людям.

Ах, я и сам нахожусь среди читателей, но только ради наблюдения за происходящим. Я, знаете ли, люблю наблюдать, и мне как гоблину положено. А вообще, с радостью нажму на кнопочку «Прекратить наблюдение за игрой», чтобы не помогать мастеру в его стремлении выйти в топ читаемых. С какого перепугу? Заслужил? Нет!

Не в первый раз однострочки вызывают ажиотаж. Иногда я содрогаюсь от воспоминаний о таком посте:-***, а на диск просто подрочить можно? А то дорого. - чешет репу и говорит это возмущенным тоном
Игра Банды Нью-Рино в сеттинге Fallout’а. 12 плюсов, правда, но тоже ничего. И в комментариях к посту пользователя RuSounD, не появлявшегося больше на ресурсе с конца января 2016 года, его также назвали «новым Казамой». Как же я плевался тогда на этот «лучший пост недели»!

И, конечно, неплохо вспомнить первоисточник, ставший ДМским мемом. Самого Kazama Jin’а. Внимайте:особняк мишима зайбацу отвоёваный у отца камин, 2 спальни ,теливизор
Набрал всего 16 плюсов. Смешно, Конан на ослике с камнем уже его превзошёл, можете вы сказать. И будете неправы, потому как данный пост имеет 22 голоса от уникальных пользователей (раньше пользователь мог голосовать несколько раз за один и тот же пост, и тут пользователь Wulfa выдал аж три комментария с восклицательными знаками) и долгую память в наших сердцах.

А теперь посмотрим на героя последних дней:Конан расмеялся в след убегающим бандитам вытер свой меч о траву и снова присел на камень ожидая кого то кто мог бы показать ему дорогу к городу.
Совершенно никакого, на мой взгляд, сравнения с предыдущими постами не выдерживает это сообщение. Лютая фигня. Но — читатели тут меня поправят, если ошибусь, — заплюсовали скорее игру, чем пост. Манеру ведения, а не отдельно взятый текст.

Да, кстати, среди мемов нужно достать ещё «Сжегаю мага», который намного эпичнее того, как Конан усаживает свою пятую точку на камень. Увы, модуль Лионесс не сохранился, но эпичности в нём было явно намного больше, чем в пресных приключениях Конана-варвара. За подробностями — разумеется, в краткий справочник мемов ДМ-а (ссылка) за авторством Бродяги по жизни.

В общем, истинной мощи камина тут нет на самом деле. Конечно, данный модуль получается пока зажигательней тех игр, которым мы обычно даруем почётное звание камина, но до первоисточника он попросту не дотягивает. Даже в построении меметичных фраз.

Тем не менее, тут есть о чём подумать. Откуда взялся такой хайп? Я думаю, мы просто привыкли писать много и грамотно, изощряемся в графомании, изображаем из себя граммар-наци, а за душу нас трогают больше такие простенькие и частые однострочки. Коротко о себе 25 сантиметров, похоже, напомнил многим, как именно мы хотели бы играть. С душой, не напрягаясь, увлечённо, быстро. Наши стандартные посты с темпом раз в день/три/неделю/месяц и с объёмом, выражаемом в страницах А4, не вовлекают в процесс игры так сильно, как это делают однострочки, потому что внимание успевает рассеяться на другие дела и заботы, которых у нас всегда полно. О, и ещё народ торопится словить лулзы с модуля. Это, конечно, более близкая к реальности причина. А лулзы действительно тут есть.

За текущее лучшее сообщение недели я, не скрою, чувствую испанский стыд. Посмотрим, что будет дальше. Уверен, что зарождением нового мема тут и не пахнет.

У судьбы поганое чувство юмора. Это Моргана усвоила ещё кажется с пелёнок. Но жизнь никогда не оставляла попыток преподнести всё новые и новые сюрпризы. Шутка ли, столько лет учиться махать мечом, чтобы однажды найти свою смерть под грудой булыжников. Интересно о чём эти проклятые идиоты думали в тот момент, когда потолок соизволил приземлиться им на головы. О том, что они доблестно исполняли свой долг? О том, что их смерть не напрасна? Брехня. Красный порошок не стоил таких жертв. Аколиты погибли зря. И Моргана прекрасно это понимала. Ровно до того момента, как кусок кирпича врезался ей прямо в лоб. После такого подарка судьбы любимица старшего карателя что-либо понимать перестала. Тьма приняла в свои объятия охотницу. Но ненадого…

Это только потом она узнала, как ей страшно повезло. Пройди Моргана на несколько метров вперёд и… У сказки был бы на редкость дурацкий конец. Но тогда охотница была и не прочь прийти к такому финалу. Проклятая бессонница. Что может быть гаже, чем нескончаемая головная боль, перед которой даже сон бессилен? Охотница была не в себе все эти дни. Её тошнило, рвало, знобило. А приёмы пищи лишь добавляли красок столь изощренной пытке. Реальность мелькала перед глазами блеклыми картинками. Она знала, что находилась в лечебнице Аббатства. Эти обшарпанные белые стены ни с чем не спутаешь. А ещё хорошо знакомая мертвецкая тишина, нарушаемая лишь криками больных. Молчаливые сёстры никогда не отличались особой разговорчивостью. Их проклятый бог пропал десятки лет назад, а они всё продолжали хранить свои обеты. Ну не идиотки ли? Но дело своё знали. Как минимум вовремя меняли утку, не позволяя плачевному положению Морганы скатиться до катастрофического.

Её навещали, да. Гордон, скотина, разок припёрся. Позлорадствовать, конечно. Сверкнул своими новыми железными зубами, пятку в спинку кровати упёр и хмыкнул гаденько так:
- Дерьмово выглядишь, Талиссар. Я бы теперь на твоём месте без мешка на голове к людям выходить побоялся. Этому городу и так хватает чудовищ, - потешался засранец. И был тут же выдворен из лазарета и отхлестан мокрыми тряпками. Как уже было сказано, молчаливые сёстры своё дело знали.

Наставница Меримон пазу раз заходила. Чисто по делу, как оказалась. Отпаивала свою нерадивую ученицу экстрактом драконьего корня. Обезболивающим, если говорить по-простому. Крайне сложным в изготовление, но очень мощным и долгосрочным. Говорила мало. Ворчала больше:
- Ну вот, теперь навёрстывать упущенное. Может тебе книжку принести? А то забудешь ведь всё. Если уже не забыла… Ты поосторожней в следующий раз, Могана. Помни! Голова твоё самое слабое место, - то ли язвила, то ли говорил по-своему искренне травница.

Ну и Лукас, конечно. Два раза, когда охотница на стенку лезла от ужасной головной боли и один раз в период ремиссии. Передвигался каратель практически беззвучно. Не специально, сила привычки скорее. Останавливался у двери лечебницы и молча наблюдал за Морганой. Иногда их взгляды встречались, но разговор мужчина не начинал. Знал, что его ученице сейчас не до этого. Лишь еле заметным кивком головы показывал, что присматривает за ней и терпеливо ждёт её выздоровления.

Беседа между ними состоялась лишь спустя пару недель после происшествия в особняке. Признаться, именно тогда в Аббатстве началось какое-то небывалое оживление. Больных в срочном порядке выписывали, несмотря на очевидно незаконченный курс лечения. Молчаливые сестры сначала негодовали, но потом и сами стали куда-то пропадать. Дошло до того, что в лазарете дежурили всего две сестры. Большая часть коек пустовала. Остались разве только совсем тяжелые больные и… Моргана. И главное никто толком ничего не говорил. Хотя, правды ради, стоит сказать, что и хороших собеседников в относительной близи от себя Талиссар не наблюдала.

Когда пик тревоги достиг своего предела, явился он. Лукас был сам на себя не похож. Помятый, с пятидневной щетиной, в которой явно прослеживалась седина. А глаза… в глазах так и сквозила усталость, разочарование и… злость. Для всегда собранного и уравновешенного карателя такой вид был совершенным нонсенсом! Инструктор молча подошёл к койке своей ученицы и огляделся. Смерив холодным взглядом дежурную сестру, он демонстративно задёрнул занавеску.

Присел на табурет, потёр пальцами виски и только тогда, наконец, улыбнулся своей любимице.
- Здравствуй, Мора. Прости, что давно не заходил. Не было возможности. Сейчас у нас твориться чёрте что… - вдруг каратель замер. Прислушивался к чему-то. И видимо-таки что-то услышал нехорошее. Лукас начал быстро копаться в своих карманах. Вскоре извлёк на свет флакон с подозрительного вида чёрной жидкостью. Протянул его охотнице. – Они уже здесь. Просто немыслимо… - заскрежетал зубами каратель. Затем серьёзно поглядел на девушку. – Мора, слушай меня сюда. Ты должна выпить это. Нет времени объяснять, что за чертовщина происходит. Просто доверься мне.

Больше всего на свете, Заратустре сейчас хотелось оказаться в маленькой, но уютной комнатке с окном оборудованным двойным сверхпрочным стеклом, что глядело прямо на умиротворяющие пейзажи урбанизированной Луны. Забраться в холостяцкую постельку и накрыв голову подушкой (спец заказ - гипер антиаллергенная с запоминающим форму башки материалом и собственно-ручно добавленными листьями мяты и добытыми по супер блату веточками пустырника) и ещё сверх всего этого накрыться пледом. Клетчатым. Как у бабушки.

Жаль он не помнил своей бабушки. Но наверняка у неё был такой плед.

Ведь что за жизнь творилась вокруг? Ладно, сглупил польстившись на навеянную книгами и голофильмами, романтику путешествий через Гипер. Повёлся как молоденькая институтка на посулы старого ловеласа, на разглагольствования старших научных скажем так товарищей и ринулся исследовать!

Доисследовался довольно быстро - смерть, кровь и писающий на инопланетных жуков Мортис!

Ладно, и это пережили. Через кошмары проползли. Планеты создавать научились! - Ну казалось бы всё!!! Алес Заратустра! Должны медаль выдать, почётную грамоту на шею пришпилить и отправить в детдом поднимать моральный дух поварих!
Так нет же!

Опять в клетке, в полном тупике, а вокруг уважаемые исследователи гипера и не менее уважаемые представители не враждебной нам разумной рассы - херачат друг друга дубинами и стульями!

- Мать твою! - зло выплюнул Заратустра. Осознал что ляпнул это не только вслух, но ещё и в одну из немногих пауз что образовалась в душевном диалоге Бони-со-стулом и Гейри-я-не-хотела.

Понимая что последнее что нужно им всем сейчас - это истерика престарелого психолога, Заратустра перевёл дыхание и сделал вид, что "твою мать" предназначалось не суке-судьбе и доверчивому дурачку Заратустре, а коварной протерианке.
Надо было подыграть Бони.

- Мы все уже не то что испачкались -он смотрел на протерианку, при этом стараясь сделать так чтобы тело Бони (господи спасибо что ты сделал этой женщины много!) находилось между ним и каплеорбразной ручной смертью в руках Гэйри.
- Мы измазались по уши. Ну или по жвалы, в твоём случае. И сейчас надо сделать всё возможное чтобы выбраться из этого дерьма. Мы в поганой ситуации, но ты в ещё худшей. И наилучшим выходом для тебя будет - помочь нам. Мы без тебя справимся. Хоть и будет труднее. А вот ты без нас вряд ли. Так что думай... Времени у нас почти не осталось!

В оный день, когда над миром новым*
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

ссылка

Утро третьего, предпоследнего в гипере, дня началось привычно: прибыл завтрак. Знакомая уже землянам каша, надо надеяться, что из диктофона. Впрочем, проверить это не успели, так как почти следом за кашей явился Тойн в сопровождении незнакомого протерианца, должно быть, представителя тех самых учёных. Незнакомец был без скафандра, не имел при себе ни брони, ни оружия, зато у него на поясе висела разгрузка с множеством каких-то предметов.

— Это Руэл, — сказал Тойн. — Учёный. Он расскажет о Вершителях.
— Да, — подтвердил Руэл, — похоже, чувствующий себя неловко.

Достоверно, конечно, определить это было трудно, не настолько хорошо земляне разобрались в эмоциях чужих за эти дни, но поглядывал на пленников и Тойна учёный как-то неуверенно. То ли земляне его смущали, то ли солдат — не понятно.

Тойн, видимо, истолковал эти сигналы верно, потому что, сказав, что зайдет позже, оставил Руэла с людьми наедине.

— Я не очень-то много на самом деле и знаю о Вершителях, — учёный проводил взглядом воина и неловко присел на чей-то стул. — Последняя раса с такими способностями исчезла очень давно. Конечно, имеются различные свидетельства, артефакты, но суть их таланта так и осталась непонятной. Мы как раз и надеялись изучить... — он обвел землян взглядом, глянул на арену и замолк.

Как вести себя с пленниками, Руэл, похоже, откровенно не понимал. По сути он сейчас был в положении исследователя, который пытался рассказать лягушкам, для чего их препарирует. Не самая простая задача.

— Да, артефакты, — очевидно, решив, что эта тема более нейтральная, — зашел Руэл с другой стороны. Вершители не очень-то много создавали материальных артефактов, они на мелочи не разменивались. Целые планеты или звёздные системы, вот чем занимались по большему счёту. Но эти расы не были какими-то... У вас есть такое странное понятие, как религия. Они не были богами в этом понимании. Могли творить удивительные вещи в гиперпространстве, но вне его они были... обычные. Даже в чём-то слабее прочих. И кое-что, конечно, создавали для жизни, чтобы обезопасить себя, еще для каких-то целей.

Все их материальные артефакты делились на те, которыми могла пользоваться любая раса. Глушитель или бомбы... разные расы называют их по-разному, на вашем языке это наверно будет звучать, как «бомбы Шрёдингера», относятся к таким. Первое выборочно закрывает доступ расе в гиперпространство, второе опять же выборочно уничтожает её. Впрочем, последнее утверждать с абсолютной уверенностью нельзя, но тех, против кого применили это оружие, больше никто и никогда не видел. Есть и другие артефакты, но нас сейчас больше интересуют именно эти конкретные.

Когда я говорю: могла пользоваться любая раса, то имею в виду — была способна в принципе, если подобный артефакт оказался бы в её руках. На практике же кому попало Вершители свое оружие не доверяли, а после их ухода монополию перехватили Стражи.

Вторая группа — артефакты, которыми могли пользоваться лишь сами Вершители, для остальных они бесполезны. Некоторые сохранились, но по большему счету мы даже не знаем, для чего именно они применялись. Возможно, вы бы могли пролить свет на это, но как и артефактов первой группы, их нет в свободном пользовании. Образцы лишь у Стражей, которые изучают их.

А третья — безделушки. Их осталось много, ими можно свободно пользоваться, но они не то, чтобы совсем бесполезны, порой, очень даже неплохи, однако, для создания того эффекта, что несут, явно не надо родиться Вершителем. Например, курительный прибор. У многих рас есть странная привычка вдыхать различную смесь для того, чтобы изменять психическое состояние. Прибор Вершителей, созданный для этих целей, неплохая штука, помогающая расслабиться, но многие расы-не Вершители изобрели в этом плане вещи гораздо более мощные. Или вот, — он вытащил из разгрузки небольшую вещичку, больше всего напоминающую музыкальную шкатулку. На самом деле, конечно, она могла оказаться чем угодно.

— Это музыкальная шкатулка, — разочаровал Руэл и слегка покрутил жвалами. Земляне уже запомнили у протерианцев такой жест было равносилен улыбке. — Не понятно, на каких принципах действует, но не делает ничего особенного. Просто играет музыку и все. Правда, для каждого свою собственную, гармонирующую с внутренним состоянием. Мы полагаем, они так развлекались, отдыхали от серьёзных дел.

Он откинул крышку, и еле слышная мелодия полилась над летонитовой комнатой, набирая силу с каждой секундой. Противиться ей оказалось невозможным. Музыка звучала не вне, она звучало внутри. Словно это ты сам звучал всё громче и громче. Исчезла комната, исчез Руэл со шкатулкой в руках, исчезли сидящие рядом товарищи. Не важным и далеким оказались плен, арена, смерти и раны, угроза гибели всего человечества. Была только она — твоя мелодия. Только она в целом мире сейчас имела хоть какое-то значение. Более того, только она в целом мире существовала для каждого из восьми собравшихся человек.

Вы не можете просматривать этот пост!

Исповедь Тойна не произвела особого впечатления на Мортиса, и это не смотря на то ,что он буквально минуту назад требовал , что бы жук рассказал всю правду об их заточении. Почему так? Да хрен знает! Возможно ,попросту нужно время для осмысления услышанного, а может астробиолог был типичным ученым и поэтому банально не придал должного значения словам Тойна, который являлся по сути типичным салдофоном. В любом случае нужны били факты , ну или по крайней мере время для теоретических обдумываний . Одним словом от откровений инопланетянина Скальери не потек по стенке, в отличии от того же Эдмонта.

Куда важнее для Мортиса был бой , где гибли его товарищи. Когда Булка завалила таки порождение чьей то больной фантазии, то Скальери буквально сорвался с места – так стремительно он бросился к выходу, дабы первым встретить горе гладиаторов. При виде Бо и лежащего в ее объятиях растерзанного Макса, с губ Мортиса само непроизвольно сорвалось одно короткое , но очень нецензурное слово в полном объеме описывающее то что видел сейчас ученый.

Дальнейшее было как в тумане. Все силы доктора Скальери были направлены на помощь раненным членам команды , а не научные дискуссии с представителем чужеродной враждебной расы, ненависть к которой у Мортиса не убавилась не на йоту.

Тишина складывается из множества частей. Самой заметной частью этой тишины было пустое, гулкое до эха молчание. Будь люди чуть более говорливы, то их голоса бы нарушали тишину. Будь это здание где-нибудь не в земной тверди, то ветер врывался в тёмные проёмы окон, и гонял, гонял бы без конца пыль и прах обстановки по залу, пока море песка не начало плескаться внутри. Треск факела вполне уместно вкладывался в тишину зала. И даже темнота не спешила как-то звучать, реагируя на трепещущий и такой слабый источник света и тепла.

И всё же самой главной частью тишины был Йосенберг. Жестоковыйной тенью, с острым клинком, и равнодушными, спокойными глазами человека, готового пустить в ход оружие, использовать любое преимущество, лишь бы остаться в живых. Не осталось места веселью и улыбке на его лице. Лишь мрачная сосредоточенность, и суровые морщины вгрызаются в кожу. Гигантской тенью скользил мужчина по коридору, осторожно переступая через кирпичи. Увы, избежать шума не выходило. Один раз возникла мысль перехватить Кассию за талию, и пользуясь её небольшими размерами просто перенести на другую сторону завала. Но Шино отказался от этой затеи. Первое, он помнил предупреждение светляка, да и самому идти на столь близкий контакт с безумицей..не очень было разумно. А вторая причина - для этого пришлось бы положить меч. Если факел Кассия ещё может подержать, то меч..вряд ли.

За всё это время Шино не проронил ни слова. Если не считать словами пару жестов, когда здоровяк вскидывал руку, приказывая остановится и прислушивался к тишине. Не нарушит ли неловкий шаг противника благословенную тишина этих катакомб? Нет, всё было тихо. Если враг где-то и здесь, то его так просто не услышать.

Выбравшись в зал, Шино первым делом оглядел пролом кирпича. Это странно, но среди кирпичей не было треснутых. Никто не бил, не подрывал эту стену. Видимо, она просто развалилась от времени.

- Это что..бункер? - немец покачал головой, поражаясь причудливым поворотам судьбы. Это походило на бункер не больше, чем он сам - на балерину. Да и окна эти. Быть может, когда-то это здание стояло на поверхности? Однако Шино, с истино-немецкой основательностью принялся осматриваться, начиная с самого пролома. Чёртовы кирпичи не давали ему покоя. Конечно, можно взять с собой один на память, чтобы кинуть при случае, но его больше интересовало, как получился пролом, и был ли раньше здесь проход, до того как кладка начала обваливаться.

      Проходя мимо куривших под вывеской ребят, сталкеры услышали их диалог:
      - Вот бы мне хотя б десятую часть этой крутости, да метнуться поближе к Центру, за хабаром...
      - Десятая-то у всех есть. Но вот не всем так дико фартит.
      - Если всё это не выдумки. Разве можно столько лет бродить по Зоне и не видеть людей? О, Ласточка, привет.
      Незнакомый никому из присутствующих Солист с его более публичной подругой вошли в бар. Ангар переделали знатно и на зависть любому ночному клубу. Тут и танцплощадка для дискотек, и освещение от потолочных прожекторов, и традиционная стойка с выпивкой и закусками, не говоря уж о созвездиях столов и стульев. Служебные помещения ангара отвели для нужд бара, а особый восторг у посетителей неизменно вызывала автоцистерна, из которой разливали местное чудо-пиво, сваренное здесь же, в СЗС.
      Сейчас свободные места отсутствовали. Припозднившимся товарищам приходилось стоять у стен и успевать занимать освобождающиеся сиденья. "Гвоздем программы" оказался сталкер из числа "первых" - Капрал. Мужчина восседал на высоком барном стуле, на полуобороте к зрителям. Каска и маска висели у него на шее, только первое свисало сзади, а второе возлежало на груди. Капрал чувствовал внимание аудитории и откровенно наслаждался им - ещё бы, он пропал ещё тогда, когда Солист впервые вышел в Зону.
      - В Центре у меня было ещё одно классное развлечение - стравливание роботов и киборгов. Это не так сложно, как кажется, - рассказывал Ганнар народу, - зато какой эффект был! Просто собираете кучу киборгов, вешаете на них "глушак" и вуаля - пролетающие робоглазы матерятся, вызывают подкрепление и начинается весёлая буча! Главное, чтобы тебя самого не сжевали вместо машинного масла. Ща, вроде бы я один раз это даже заснял.
      Перебросив лениво дымящуюся сигару в уголок рта, старик схватил со стола коммуникатор и нашёл в нём что-то - ввиду чего посигналил пальцами бармену. Тот подключил устройство к огромному экрану головизора. Хаотичные переговоры удивляющихся, восторгающихся и сомневающихся сталкеров слегка поутихли в преддверии нового зрелища.
      Свет в зале погас...

      "Маска, начать запись".
      То, что видел сейчас Капрал, снимал его гаджет. И вид от первого лица добавлял толику эффекта присутствия для будущего видео. Ганнар поправил маску, бросил последний и наиболее строгий взгляд на элементы интерфейса в тёмно-зелёных тонах, чтобы лишний раз убедиться в том, что всё в порядке.
      Капрал высунулся из-за укрытия.
      Здания в Центре Зоны были подобны тысячелетним секвойям, а человечек - альпинист, застрявший посреди них. Взгляд вверх - там темнота. Взгляд вниз - а там бездна. Единственными источниками света здесь были холодные вездесущие лампы и перемигивающиеся светофоры. Наконец, взгляд добрался до террасы, которая раскинулась между "стволами" небоскрёбов. Она находилась ниже балкона, где стоял Ганнар, но не это сейчас беспокоило его.
      Сталкер приблизил взгляд и выхватил им взвод киборгов-солдат. Они патрулировали террасу. Потом Ганнар вдруг резко бросился на пол. Настолько бесшумно, что за стенкой прогудел летящий антиграв. И лишь когда наступила мёртвая тишина, сталкер снова поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Жизнь в Центре "кипела" - но это запрограммированное существование роботов, а не хаотичное бытие людей. Огоньки воздушных патрулей разбавляли черноту двух бездн и холодные краски Центра.
      Но надо было решать проблему с солдатами. Капрал держал в уме неведомую цель, и киборги в его планы не вписывались. Сняв с плеча дробовик, сталкер достал из кармашка на разгрузке какой-то патрон с интересной маркировкой и вставил в патронник. Щелчок помпы - но вместо стрельбы Капрал вытащил смартфон и набрал на нём экстренный телефон.
      "Полиция? Нападение террористов! Да, отследите по устройству!"
      Капрал со смешком размахнулся и метнул смартфон на террасу. "Хрясь!" Тот ударился, но остался целым и привлёк внимание киборгов. Капрал вновь скрылся в укрытии, выждал до известного лишь ему подходящего момента, высунулся, всё для того, чтобы тщательно прицелиться и бахнуть из дробовика по одному из двуногих болванчиков.
      Выстрел эхом прокатился по бетонной "роще". Капрал притаился.
      Обещанная буча подъехала вместе с любопытными хренолётами. Сталкер рискнул высунуться из укрытия только когда грянули первые ноты симфонии перестрелки. Это и впрямь было весело! Взвод солдат рассредоточился по всем доступным укрытиям на террасе и разобрал на запчасти дронов, ибо роботы открыли огонь первыми, застав врасплох и разделав в сито одного зомбика. Подкрепление не заставило зрителя долго ждать - перекрёстный огонь разгорелся с новой силой, отчего-то напоминая миниатюрную репродукцию сражения между авиацией и зенитками во Второй Мировой.
      Солдаты поначалу с лёгкостью отбивались от полиции. Но та догадалась пустить в ход "батоны". К полю дряни приближался громогласный рёв полицейских сирен, опережающий спешившую на подмогу тяжёлую артиллерию. Но в случае с антигравами "тяжёлый" не означало "медленный", в чём зритель только лишний раз убедился, когда на террасу сверху упало множество перекрещивающихся теней.
      Три огромных, толстых жукообразных дрона буквально и метафорически закатали взвод киборгов в бетон. Громыхание тяжёлых орудий и треск силовых полей длились от силы пару десятков секунд, пока от киберзомби не остались бесформенные куски тел и "голубой кисель", расплескавшийся по усеянной чёрными дырами террасе.
      "Ух, бля", - пробормотал сталкер, лицезревший опустошительную силу пушек "батонов", и сразу же спрятался. Капрал даже дыхание задержал и внимательно вслушивался в шумы окружающего мира, пока те не растворились в бездне Центра.
      "Это было близко. Маска, завершить запись".

      Аудитории в СЗС видео понравилось. Вместе со светом в ангаре разгорелись и разговоры. Но Капрал только весело усмехался, потягивая бутылку виски вперемешку с дымом от дорогой сигары. Сталкеры же довольствовались пивом, которое наливали без стеснения - сразу видно, что всё за счёт душевного гостя.
      - Чёрт, где такой дробаш раздобыть можно?
      - Да волыну-то везде, но вот патроны... Я хочу их.
      - Эй, Капрал, а в гости к вам в убежище можно? - послышался деловитый вопрос.
      - Ха! Я туда прихожу с закрытыми глазами... поэтому я не знаю, где оно. Эх, сколько барахла я туда натаскал, вовек ведь не вывезти.
      - Мы поможем! - с весёлой хитрецой сказал кто-то.
      - Охотно верю, чёрт возьми! - Ганнар расхохотался, после чего благодушно предложил аудитории, - эй, братва! Кто хочет проверить мою реакцию на втыкание ножа между пальцами? - и вытащил из ножен традиционное армейское холодное оружие, чтобы демонстративно поиграть его лезвием перед людом.

Остались позади истерзанные тела, еще не остывшие даже. Не хотелось на таком печальном фоне думать о собственной судьбе, равно как вспоминать их лица и последние слова. Ведь был дверной проем, на этот случай удобно распахнувший свою зияющую тьму – войди туда и всё забудется. Закрой одну дверь, откроется другая. Да только воспоминания из головы не денутся никуда. Кассии вот в этом случае больше повезло – не помнит, бедняжка или счастливица, ничего из произошедшего. А если и вспомнит, то возможно совершенно разумом тронется. Пусть уж лучше так, Анной поживет.
Да только железка, еще теплая и липкая от объятий Эрика, того самого, художника, не вовремя в руку легла. Бывало, от таких вот прикосновений, нейроны головного мозга в ужас приходили и начинали работать, словно под угрозой увольнения. Вот и Кассия железку взяла, задумчиво так на нее смотрит сквозь сгрудившиеся сумерки. Сообразит или нет…


Но вот шаг в никуда всё же сделан. За ним тьма, с которой успешно сражается небольшой факел, последний из двух. Открывшийся простор кажется иллюзией, но нет – отблески света далеко впереди играют на каменной кладке, тут уже самый настоящий зал и снова остов кровати с каким-то давно почившим тряпьем, рамы на стенах - истлевшие образы почти не видны, покрытые слоем пыли и кирпичной крошки; множество другой мебели непонятного назначения из-за утратившего форму дерева: нечто похожее на огромный шкаф, полочки и столики, даже напольная ваза и кажется зеркало; да ещё обрывки тряпиц спускавшихся из-под высокого потолка и овальные изгибы за ними – окна? А вот двери, ведущие из залы ещё куда-то, не чета тому скромному проемчику, сквозь который Шино и Кассия проникли в эти покои – такие открыть двух человек мало. Или эльмари…Да и стоит ли открывать – вдруг за ними тлен и пепел, рухнет грудой кирпич, обвалится потолок, хлынет песок или земля, а с ними кости давно умерших здесь обитателей.

Кто мог обосноваться здесь многие десятки лет назад, посреди пустыни?...Или не было той пустыни тогда?...Иначе зачем такие огромные окна? Ведь не затем же чтобы взирать на серое безысходно-бесконечное пространство. Одно оставалось ясным – эти апартаменты точно являются частью чего-то огромного, поскольку масштаб предполагал, а размах обязывал. А в чем-то огромном, как говаривал кто-то умный: «Поровну как возможностей, так и опасностей» ©Кто-то умный.

Оставалось только догадываться о назначении той крохотной комнатки с поистине скромной (теперь на контрасте это было понятно) кроватью и зарешеченным, узким, требующим поклона входом.
Тишина за спиной, по крайней мере, говорила, что их перестали преследовать. Надолго ли?...

Бони шагнула на арену, на миг её, словно помойной вонью, обдало липким страхом. Впервые навигатор была одна, впервые почувствовала, что испытывали те несчастные пассажиры, которым довелось проснуться не вовремя. Шлем защищал, но сквозь эту защиту проникал первозданный, тёмный ужас, полузабытые кошмары, стремясь овладеть женщиной, присвоить её себе, словно какую-то вещь. Вслед за напарницей сквозь шлюз шагнула Гретта Сергеевна, и всё прекратилось. Знакомое чувство общности погладило рукой по голове, отгоняя кошмары. Они были вместе, они были сильны. Они были способны менять эту реальность на своё усмотрение. Это успокаивало, давало иллюзорное ощущение силы. Но арена уже менялась, и меняли её не только напарницы, потому что вслед за женщинами через шлюз шагнул Максим.

Комната. Старая, обшарпанная, зловещая. С разбросанными повсюду окровавленными игрушками. Какая-то часть Макса не поддалась этому гипнозу. Эта разумная, здравомыслящая часть знала: живые куклы, неподвижно сидящие в углу, лишь плод его собственной фантазии. Он на арене. Он должен сразиться с фантомами. Он не должен бояться. Но... страха и не было. Не было паники, с которой Макс уже приготовился бороться. Вместо неё пришло безудержное веселье. В углу вжались в стену Бони и Гретта Сергеевна. Они были до ужаса забавны в своих одеяниях. И восхитительно беспомощны. Великолепные игрушки, которые хочется сломать, разобрать на детальки, поглядеть, что же там внутри.

— Сними шлем, мальчик, давай поиграем, — весело рассмеялась кукла и подмигнула Максиму. С каждой секундой она становилась всё более и более реальной.

Сквозь дыру просунул голову в комнату Джеймс Престон.

— Сними шлем, Максим, таковы правила игры. Ты же хочешь играть? — мертвец показал парню длинный, посиневший язык.

— Ссними шшшлем, — просипел паучок в углу. И Максим почувствовал, что как никогда хочет веселиться, хочет играть с новыми игрушками. Гадкий шлем мешал. Но противная здравомыслящая часть тоже не желала заткнуться. Она твердила:
— Нельзя, нельзя, нельзя...

Лицо большой куклы скривилось в обиде, когда Максим отдернул руку от шлема. Она выглядела уже как живой человек. И бросилась прямо на Макса. Её сестра-близнец с визгом подскочила к Бони, а огромный заяц подкатил к Гретте Сергеевне.

Они действовали слишком быстро, чтобы сконцентрироваться. На любую манипуляцию требуется время и этого времени Гретте Сергеевне не хватило. Старушка попыталась отпрыгнуть в сторону и одновременно наколдовать что-то, но споткнулась об какую-то юлу, заводной заяц, смешно шевелящий ушами, оказался проворнее. Клацнули ровненькие, белые зубки. Хлынула кровь из перекушенной артерии, обрызгав зайку. Учительница грузно повалилась на пол, придавив телом своего убийцу, а Бони... Бони почувствовала, как гаснет мгновенно чувство защищенности и подступает к горлу паника. Жуткая, всеобъемлющая. Стало трудно дышать. Очень трудно. Захотелось расстегнуть шлем, глотнуть свежего воздуха, но женщина помнила — этого делать никак нельзя. Паника клубилась, заполняла каждую клеточку в теле, сейчас Бони была беспомощна и не смогла бы наколдовать даже огонек в ладони. Но ведь... ведь их учили защищаться. Биться. Эдмонд учил. Мерзкая кукла уже протягивала свои руки к шее Булочки, а в углу, в углу ухмылялся ещё кто-то. Не спешил нападать. Смаковал.

И только тогда на смену веселью к Максиму пришёл страх. Нет, не так. Просто страх смешался с весельем, как мешаются алкогольные напитки, этот адский коктейль ударил в голову Максиму, мешая мыслить здраво. Нужно было просто убивать. Любого, кто подвернется под руку. Или убьют тебя.

Джеймс Престон просунул сквозь дыру руки и зааплодировал.

Наивная, неужели она думала, что ее оставят в покое. Дулась и обижалась, что заставляют делать "бесполезные" дымовые гранаты, корпеть над иллюзорной возможностью выжить. Она ведь не справится, слабенькая да? Когда увели Бориса Степановича, стало ясно, что здесь они тоже не в безопасности и расслабляться нельзя. С трепетом смотрела на дверь, ведущую на арену? Теперь не выпускай из виду дверь входную. Кейт с ужасом понимала, что на месте астрофизика легко могла оказаться она. И не известно, что случилось там, на странно завилявшем вдалеке корабле чужих.. Поганое чувство радости, что выбрали другого, ударило девушку под дых. Кейт обвела взглядом оставшуюся команду, они переживали тоже самое? Нет, она не виновата в том, что хочет жить. А она хочет. Протерианцы умеют об этом напоминать.

Кейт стало очень душно в четырех стенах. Из нее не выйти, не сбежать, в любой момент сюда могут войти и забрать тебя неизвестно куда. Эти стены уберегали только от воздействия глушилки, да и внутри можно было легко сойти с ума. Кейт вдруг очень захотелось что нибудь сломать, благо для этого есть волшебный пульт, позволяющий создавать что угодно. Детектив с чувством схватила его и, немного подумав, сотворила на стене небольшую спортивную грушу в форме головы того "высокого" протерианца. — "Сволочи!" — Гневного удара кулаком в область лба хватило, чтобы отбить руку и выпустить гнев. За ними наверняка наблюдают.. И что теперь, её тоже заберут?
Шансы были велики, поэтому девушка поспешила превратить голову в обычную грушу, и вытянула ее, чтобы можно было и ногами быть.

Потирая руку, Кейт принялась пробовать возможности, пульта. На незадействованной стене она попробовала вывести такое же изображение из иллюминатора, поискала другие "виды" и вообще пробовала открыть всё, к чему у них был доступ. Кейт не была прирожденным хакером и подумала что, возможно у Максима получилось бы лучше, но командующий Эдмонд привлек всех к тренировкам. Теперь Кейт не собиралась отказываться, настроение у нее было боевое, но чувствовала себя очень неуверенно. Девушка никогда не дралась и не представляла, как она будет это делать. Но ей было очень интересно. По началу.

Методы Эдмонда Кейт совсем не понравились. Уже когда команда начала снимать скафандры девушка заподозрила что будет больно. Стрелять излучателем по своим она отказывалась, за что получила шоком в спину. Эдмонд эй сразу разонравился. Но решив, что у напарника напротив есть преимущество в виде щита, а у нее только кофточка, закрывающая спину, Кейт все же начала стреляться шоком в другого. Опять это гнусное чувство появилось в душе девушки, но уже скоро рассеялось, когда она встала на место защищающегося. Было больно. Летать было весело но тоже больно, хотя Кейт даже справлялась благодаря довольно хорошей гибкости. Для ближнего боя Кейт радостно надела экзоскелет, но оказалось, что удар от него еще больнее, чем от электро шока. Ближний бой оказался для девушки непомерной задачей. Злоба от боли накапливалась и хотелось выплеснуть ее обратно, ударив в ответ, но девушка либо промахивалась, либо попадала, но в итоге получала удары еще раз и еще раз. Столько боли и эмоций Кейт никогда не получала. Еще она была очень удивлена, что в бою приходится думать, но думать на уровне инстинктов. За доли секунд понять траекторию летящего в тебя кулака и как на него ответить. Но как это сделать не представлялось понятным. Поднимаемая с пола порывом ярости, она падала опять. Бить била, но больше получала. Все было неказисто и нелепо, да и устала девушка быстро.

Передышка продлилась недолго. Кейт с радостью бы упала на диван, так уютно стоявший в тороне, но тут опять надо драться. Да еще и с Эдмондом. На предупреждение, что жалеть ее не будут, Кейт только протянула "Отлично, но давайте еще пять мину..". Но в нее полетела бита. Кейт взвизгнула, закрывшись руками, она постаралась пригнуться. Бита пролетела куда то мимо. Пару вздохов Кейт ошарашено переваривала что произошло, потом крикнула что-то неразборчивое, но очень негодующее и побежала искать биту.

Я сделала себе такую карту, можете посмотреть. Там в основном информация, которую Texxi написала сверху, просто разбитая по темам, но и мои какие то заметки, и там наверняка есть ошибки, предупреждаю) но может быть будет полезной

Если хотите, могу добавить вас, чтобы вы тоже ее изменяли, для этого нужна ваша почта.

ссылка

"Сложно, но в целом понятно... Я кое-что читал и смотрел в своё время на эту тему, и попозже вам расскажу, но сперва запишем вопросы и факты, собранные Эдмондом. Кто-то захватил с собой блокнот из кают-кампании? А, ладно... Так справимся!" - программист взял пульт управления силовым полем, после чего уселся поудобнее и принялся колдовать. Он планировал сделать на одной из стен большой сенсорный экран, а потом соорудить небольшой планшет, чтобы можно было взаимодействовать с экраном, не вставая с кресла.

"Вы только перепишите потом куда-нибудь всё это, если найдёте куда", - попросил он, когда дело было сделано, - "А то что-нибудь случится с полем - и вся работа на смарку". Затем учёный при помощи планшета выделил значительный участок экрана и разделил его на три участка. Один был озаглавлен "Факты", второй - "Сведения от протерианцев", третий - "Наблюдения, гипотезы и домыслы". "Вопросы запишем в третий столбец. А на вон том лоскутке будет место под рисунки для наглядности. Для результатов тестов могу сделать аналогичный экран на другой стене, чтобы не мешать всё в кучу", - пояснил парень и принялся записывать то, что озвучил ранее.

"Про антиматерию, кстати, я подумал..." - переписывая пункт о летоните, Гейтс прервался, чтобы высказаться, - "Наши, понятное дело, даже не пытались летонит разрушать, потому что его слишком сложно добыть, чтобы сразу начинать ломать. А эти могут не пользоваться антиматерией, потому что проще и дешевле своровать и натаскать человека, чем производить и хранить антиматерию. Видать, даже их технологий недостаточно... Но это только домыслы, очевидно. Можно попробовать их самих спросить".

Когда все девять вопросов были переписаны, а также зафиксированы наблюдения Сореля, Уилсон добавил: "Предлагаю внести на рассмотрение также десятый вопрос: как мы будем общаться с этими ребятами, когда выйдем из гипера? Если выйдем, конечно... Ну да ладно... Теперь расскажу вам, что читал. С мыслями только соберусь". Он задумался, решая, с чего начать. Тема была не очень серьёзная, по его мнению. Но что-то по-мальчишески детское свербило у него в душе где-то на уровне правого желудочка. Ну знаете, как бывает, когда по какой-то интересной книге, которую ты когда-то читал, снимают популярный фильм, и тут ты такой: "Да я этим увлекался ещё когда это не было мейнстримом!" И тёмные очки медленно так надеваешь, типа ты крутой. Конечно же, подобную реакцию вызвало сообщение Тойна о расах-творцах, и что люди являются одной из подобных рас. Собравшись с мыслями, программист глубоко вздохнул, собрался уж было начать говорить, но вдруг спохватился, о чём-то вспомнив, поднялся из кресла, взял пульт управления силовым полем, что-то там подкрутил, уселся обратно. Покачавшись немного, убедился, что теперь оно тихонько поскрипывает, как натуральное, удовлетворённо кивнул и начал:

Сразу отмечу две вещи: во-первых, эти рассуждения почти наверняка некоторым покажутся антинаучными. Около девяноста восьми процентов сказанного будет казаться выдумкой фантаста, и так оно, скорее всего, и есть, с той лишь оговоркой, что процент должен быть поменьше, просто доказательств нет. Во-вторых, речь пойдёт немного и о религии, поэтому заранее уточняю, что у меня нет цели кого-то на этой почве оскорбить. Каждый верит в то, что хочет. И вера не требует подтверждений, иначе это уже не вера. Но я буду анализировать кое-какие вещи из этой области, пытаясь найти им рациональное объяснение, либо связать с другими теориями. Как некоторые из вас догадались, речь пойдёт о расах-творцах, которых ранее упомянул Тойн.

В юности я много наяривал в разные игры. В частности - в фентезийные. Игры про героев, которые убивают драконов и спасают королевства при помощи верного клинка и магии. Так вот, эта самая магия подразумевала чтение различного рода текстов с правильной интонацией, варку зелий из сушёных жаб и прочие танцы с бубном. А в результате ты, например, вызывал дождь или замораживал противников. Или молния била с неба. Или ты становился невидимым. В общем, вариантов была масса, но смысл заключался в том, что маг проводил какой-то ритуал для получения некоего противоестественного с точки зрения физики эффекта. Но в одной серии игр помимо магии была такая штука, как псионика. Она отличалась тем, что вместо ритуалов псионик использует собственный разум. И это меня зацепило, потому что встречалась она не только в фентезийном сеттинге, потому что для достижения эффекта псионику не требовалось заниматься ерундой, потому что некоторые вещи из реального мира были похожи на псионику, в конце концов.

К примеру, пресловутая интуиция. Метод познания, когда ты находишь ответ не основываясь на фактах, экспериментах и рассуждениях, а просто получаешь на сто процентов верный ответ, если сумел прислушаться к этой самой интуиции. Понятное дело, последний момент был самым сложным. Понятное дело, никоим образом нельзя было измерить данный эффект, дать ему какую-то оценку или рационально объяснить, как интуиция точно работает. Но при этом понятие было на слуху даже у самых простых людей. Тогда я пришёл к выводу, что скорее всего псионика - не выдумки (я имею в виду: дыма без огня не бывает). И что она почти наверняка свойственна каждому человеку, и можно научиться ею управлять. Я начал изучать данный вопрос в отношении к реальному миру, сопоставлять с тем, что видел в играх, книжках и кино, и делать какие-то выводы для себя. Вот примеры того, что я узнал:

В Библии рассказывается о том, как Иисус ходил по воде, исцелял людей (даже, вроде бы, воскрешал кого-то), сумел накормить множество людей парой рыбин и пятью хлебами. Конечно, кто-то может заявить, что это пропаганда, как и любая религиозная книга, но лично я считаю, что это всё было на самом деле. Почему я так считаю - расскажу позже. Однако, ещё на библейскую тему: Бог создал Землю за семь дней. А теперь, внимание: в гипере время стоит на месте! Так может быть, и впрямь Земля была создана за семь дней? Кто знает... По крайней мере, если Тойн говорит, что планеты создавались именно через гипер, то такую версию списывать со счетов нельзя. Ладно, идём далее.

По версии некой Елены Блаватской людская раса, живущая на Земле сейчас - уже пятая по счёту. До нас существовали другие расы, обладавшие более совершенными телами и разумом. Автор считает, что сама планета их уничтожала, потому что эти существа, упиваясь собственным могуществом, что-то нарушали. Если первые были едва ли не из чистой энергии и ростом под пятьдесят метров, то посмотрите, кто мы есть сейчас. Четвёртые были, если мне не изменяет память, вдвое выше, чем мы. И уничтожили их, угадайте ка, чем? Правильно: всемирным потопом. И великаны и потом упоминаются сами знаете где.

Ещё на тему религии, но уже другой. История Будды говорит нам о том, что он достиг нирваны, когда смог отойти от оценочных суждений. Он просто стал видеть мир таким, какой он есть, даже подсознательно не вешая никуда ярлыков "плохо", "хорошо" и так далее. Это мне напоминает о том факте, что ИПП тем стабильней, чем спокойней человек себя ведёт. Что-то в этом есть...

Также в древнее время и в начале средневековья люди изучали алхимию ради того, чтобы найти способ превращать всё подряд в золото и найти секрет бессмертия. И если молекулярную перестройку, теоретически, можно делать сейчас в лабораториях, то с бессмертием было сложнее. Но в книжках встречаются упоминания о том, что некоторые люди жили очень долго. Тот же граф Калиостро, если мне не изменяет память.

Цыганские гадалки предсказывают будущее по картам и по линиям на руке. Астрологи составляют гороскопы по звёздам. Если хиромантии и астрологии можно найти научное объяснение, ведь излучение звёзд вполне может влиять на живые существа, а линии на руке пусть медленно, но меняются, то вот гадание по картам - странная штука. Карты - неодушевлённый объект, и гадалка (а иногда и клиент) ими манипулирует, чтобы задать "случайную" последовательность. На практике же это может означать, что оператор подсознательно влияет на карты, что и позволяет получить ответ. Подсознание - мощная и плохо изученная штука. Сравнивать подсознание и сознание - это как сравнивать Азовское море и Тихий океан. Вроде и там и там можно утонуть, а разница есть...

Представители масонских лож проводят различные ритуалы. Читают тексты, рисуют пентаграммы... Похоже на магию, но как по мне - тоже псионика. Об этом расскажу позже. Пока лишь отмечу, что в некоторых ритуалах они обращаются к Великому Архитектору Вселенной (то есть некто, кто создал этот мир). Также из интересного: хотя у них есть понятия ангелов и демонов, но при этом также есть и ритуалы для управления стихийными духами. И вот ещё интересный момент, который мне кажется важным в нашей с вами ситуации: автор книги рассказывает один случай из практики, как ей навредил другой человек. Потом так совпало, что она сильно заболела и в полубреду, лёжа и вспоминая обиду, нанесённую тем человеком, случайно произнесла формулу для создания духа. Ей снились какие-то кошмары на скандинавский мотив, гигантские волки... В конечном итоге выяснилось, что она из части собственной энергии создала то ли волка, то ли собаку. Дух этот был связан с ней при помощи энергетической нити и время от времени возвращался к ней. Показательны две последующих ситуации. Первая случилась, когда дух пришёл в первый раз. Она испугалась, но смогла взять себя в руки и рявкнула на псину. В результате дух ей подчинился. Второй случай был уже потом. У неё появилась возможность отомстить своему обидчику, но она к тому моменту навела справки о том, как всё это работает, и перед ней предстал выбор: отомстить, но тогда дух освободится и будет гулять сам по себе, имея возможность вредить и другим людям. Либо простить человека. Она выбрала второе, мысленно позвала духа. Пёс явился, и она стала мысленно поглощать его. В процессе в ней стали возникать те гневные эмоции, которые она испытывала, когда создавала пса. Но в итоге тот был уничтожен и всё обошлось. Смысл здесь в том, что это ну ОЧЕНЬ похоже на этих самых монстров, которых нас заставляют призывать. Имейте в виду. Идём далее.

Некоторые люди умеют видеть ауры других людей. Считается, что человек состоит из семи тел. Физическое - лишь одно из них. А аура - остальные наши тела. Читал я одну книжку, в которой писали, как научиться видеть. Способ описывался очень простой: человек становится перед белой стеной, а наблюдатель смотрит на человека, но как бы сквозь него, фокусируя взгляд на стене. И вокруг человека появляется ореол, который и является аурой. Я пробовал данный метод, и вроде бы даже что-то получалось... Но! Фигня в том, что если смотреть на, допустим, яркое зелёное пятно, а потом перевести взгляд на белый лист бумаги, то какое-то время перед глазами будет маячить фиолетовый отпечаток (фиолетовый цвет является инверсией зелёного). И при этом помним, что наши глаза никогда не остаются неподвижными. Хоть какие-то микродвижения, но совершают. Так что вполне возможно, что видел я не ауру, а просто отпечаток на сетчатке.

Нострадамуса и Вангу, думаю, знают почти все... Ванга была слепа (что, как известно, усиливает остальные чувства), а Нострадамус принимал вещества и написал свои катрены так, что там за уши можно притянуть многое. Но факт есть факт: два знаменитых человека.

А вот интересный факт: в Индии жил и живёт дядька по имени Саи Баба, которого считают святым. Он обычно предсказывает день своей смерти, а также когда родится мальчик, в которого он реинкарнирует. Также он проповедует любовь всех людей друг к другу. Также (вот тут самое интересное!) он умеет материализовывать материю. Безо всякого гипера, да! И в отличие от части других описанных мной случаев это факт, фиксируемый огромной толпой паломников.

Напоследок добавлю, что в двадцатом веке правительствами проводились исследования на тему парапсихологии (то же, что псионика). Если не ошибаюсь, по этой теме угарали немцы, штаты и советы. Возможно, ещё англичане... Не помню точно. Смысл был в том, что там изучались такие вещи, как ясновидение, телепатия, самовнушение, гипноз и прочие подобные штуки. Кстати да, гипноз, как по мне - разновидность псионики. Ну так вот... Мне в руки как-то попала книжка по парапсихологии. С упражнениями и теорией. Из интересного вспоминается, к примеру, что наше пространство (скопления галактик) находится внутри так называемой нейтринной звезды. Мол, эти частицы создают энергетическое поле, в котором и возможны все эти чудеса. И ещё одна интересная вещь оттуда запомнилась: для ясновидения часто используют хрустальный шар не потому что это прибор, показывающий будущее или удалённое место, а потому что у человека изо лба выходит энергия, которая в этом шаре фокусируется в образ. Так, якобы, удобней, а видеть можно и в простом зеркале и вообще без всего. Упражнения там были довольно сложные и нудные. Мне запомнились только первые, потому что дальше я не зашёл. Там был контроль дыхания, умение расслабляться и всё в таком духе. Никаким ясновидениям я, разумеется, не научился, но стал чувствовать себя лучше в целом.

А! Вспомнил ещё важную штуку, которую забыл упомянуть. Некто Вернандский придумывал концепцию ноосферы, как высшую стадию развития биосферы. По его мнению, разумы людей могут быть связаны между собой в единое энергетическое поле, покрывающее всю планету. То есть, мы можем быть как пчёлы в улье, к примеру: обмениваться мыслями и эмоциями на расстоянии. А возможно и хранить в этом поле информацию.

Ну так вот, резюмируя всё вышесказанное. Концепция ноосферы мне очень нравится. В моём представлении Бог - это большое энергетическое поле. Не знаю уж: конгломерат душ или единая сущность. Но помня про пример с Саи Бабой: может быть, мы (люди) не владеем суперспособностями, потому что так жестоки? Да, войны прекратились, но Тойн правильно подметил: наверно нам нравится убивать. Генетику просто так не поменяешь... Скорее всего, этой сущности зачем-то понадобилось воплощение на Земле. Он создал ту первую расу. Они возгордились, и он их уничтожил. Так повторялось несколько раз. Сейчас мы почти лишены психических способностей, либо они подавлены. Возможно, нашими телами... Может быть, наш мозг - не источник разума, а просто проводник высшего существа в материальном мире, не способный видеть даже гипер, да ещё и с заглушённой псионикой. Я даже больше скажу: мы ведь даже сами себе можем навредить. В смысле: прежде, чем учиться ходить, ты учишься падать. Прежде чем ты садишься за руль автомобиля надо выучиться и сдать экзамен, чтобы доказать, что ты не навредишь никому. Может, мы могли бы телепортироваться... но не телепортируемся, потому что, подчиняйся данная способность мысли, мы б телепортировались куда-нибудь в космос, где нас благополучно и разорвало бы на куски. Я имею в виду: прежде, чем учиться телепортироваться, научись не телепортироваться. Вот и весь сказ...

И потом... это желание обладать особыми способностями - это желание схалтурить. Все окружающие люди - в равных условиях. Все играют по одним правилам. И хотеть обладать псионикой значит хотеть нарушить правила, возвыситься над всеми. А это есть гордыня. То, что мешает обладанию псионикой. Так что выходит, что обладать ею может тот, кто не особо то и хочет... Ладно, у меня всё, можно ржать.

      - А обязательно нужен повод? - Удивлённо вскинул бровь Солист, немного повращав фужер за длинную ножку. - Просто каждому блюду должен соответствовать свой напиток. А в случае с грибами сложно представить лучшее сочетание, чем молодое вино. Впрочем, если захочешь, можно достать свечи, для пущего интима.
      - Ну-у, если дело только в этом! - загадочно зыркнув в потолок, протянула Эмилия.
      Настало время пробовать! И Лийка начала с вина: поплескала его в бокале, любуясь насыщенным цветом, пригубила слегка. Она знала, что вина пьют именно так, читала видимо, но вот попробовать довелось, как ни странно, впервые. Морган не любил ни романтику, ни слабые напитки, потому в доме ничего кроме сорокаградусного никогда не водилось. Ласточке же не хотелось выдавать этот "промах в своем воспитании". На вкус с первой молодое вино ей показалось прокисшим компотом, даже накатило небольшое разочарование - и чего вокруг напитка такие страсти бушуют? Вино, вино! А вот на послевкусии девушка заострила свое внимание и ее несколько изумленные глаза поползли на лоб. Включилась охота опрокинуть бокал сразу, но так не пьют вина - твердила она себе строго!
      - Неплохо. - сухо констатировала девушка, пряча глубоко внутри своей эмоции.
      Еще два небольших глоточка пьянящего нектара она сделала прежде, чем приступить к ужину.
      - Честно говоря я все время, находясь тут, ломала голову - кто же тебе здесь готовит из всего этого изобилия? Не думала, что ты способен на нечто большее, чем шваркнуть в микроволновку какой-нибудь паек. Каюсь. Удивил!
      - Пхе! - толи поперхнулся, толи рассмеялся Вильгельм. - А чем тут, в Зоне ещё заняться? Тут не трущобы Ричмонда, и не каютки Авианосца. Народу мало. Почитай если одного на десяток километров встретишь, вот тебе и сосед. Семейных так и вообще почти нет. Мало кто соглашается в Зону переезжать. Надо же чем-то себя занять? Тем более тут лес тебя сам снабжает - экспериментируй со свежатинкой сколько влезет.
      В подтверждение своих слов, Шмидт наколол на вилку кусочек гриба и пару шкварок, добавил к этому ломтик картофелины и отправил импровизированное канапе в рот.
      - Летом, понятно, в Зоне в основном. Заработать немного, кое-какое снаряжение раздобыть, оно понятно. Но в межсезонье, с поздней осени до весны, в Зону только дурни лезут, да совсем отчаявшиеся. И то не далеко. Нет, осенью, зимой да весной тоже дел хватает. Мясо там промышлять, птицу, грибы с ягодами, пушнину, опять же. Но артели не часто собираются, так что свободного времени хоть отбавляй. Так что тут либо как Натан, книжки возле камина читать, да в заснеженное окно поглядывать, либо сибаритствовать.
      Пока Вильгельм рассказывал, Лийка принялась за картошечку, затем отдельно за грибы и отдельно за хрустящие шкварочки. Выглядело, наверное, такое потребление странно - и раздельным питанием не назовешь, скорее прибабахи… На самом же деле Ласточка так давно ничего вкусного не ела, что не хотелось смешивать по началу. Это сейчас она все распробует, а потом, как все нормальные люди, примется отправлять кусочки в любом сочетании без разбору. А с вином уже было покончено раньше, чем Сол заговорил о своих сезонных занятиях.
      - Если мне когда-нибудь надоест… нет, не правильно. Если не смогу по какой-либо причине врачевать, то, так и быть, стану твоей соседкой! Будешь меня охотиться учить! Ну а я тебя, э-э-э… вывихи вправлять, вот!
      Лийка пошутила - Лийка посмеялась и протянула Вильгельму пустой бокал, тонко намекая легкими ударами ноготка по стеклу, что неплохо было бы его наполнить вновь!
      - Ты здесь родился? Или сам решил перебраться подальше от скопления людей?
      - Да нет... - как-то уж очень легкомысленно, для воспоминаний о раннем детстве протянул Солист, разливая вторую порцию рубинового напитка по бокалам. - Родился я в Старом Криусе. Вот только ловить там стало нечего. По началу в Депо перебрался. А как в спецы вышел, стало как-то тошно в тамошних тоннелях ютиться. Переехал помаленьку, обустроился...
      - А у меня еще год не миновал, как перекочевала. Приросла моя задница к Мару. - весело хмыкнула девушка, - Там конечно всегда хватало забот… Но иногда нужно двигаться дальше. Думаю, ты меня понимаешь.
      - Ну дык и двигайся, кто ж мешает? Я так давно уже не понимаю, зачем народ в трущобах Ричмонда ютится.
      - И двигаюсь! - заговорщицки ухмыльнулась Ласточка, - Я же здесь, а не там.
      Все с этаким непонятным, но определенно хитроватым умыслом в глазах, девушка снова пригубила вина. К напитку она прикасалась гораздо чаще, чем к еде - то ли аппетит еще не разыгрался, то ли серьезно намеревалась залить шары. Поговаривали, что медики далекого прошлого частенько этим грешили…
      - Или ты тонко намекаешь, что мне стоит отодвинуться подальше? Или поближе? Или вообще двигать отсюда нафиг, потому что я надоела?
      Настрой у Лии был определенно веселый, ей ни в какую не хотелось кушать молча, тишина ее тяготила сегодня и весьма серьезно.
      - Хм... Ну можешь и поближе, для разнообразия. - Ухмыльнувшись ответил Шмидт, развернувшись на стуле и сев к столу боком, одновременно облокотившись левым локтем на столешницу, и подперев подбородок тыльной стороной руки.
      - Даже так? - задрав игриво нос, Лия сделала вид, что удивлена.
      Но, прежде чем шевелиться навстречу кому-то, Ласточка, видимо для рывка, для храбрости, опрокинула в себя все, что плескалось в бокале, отбросив установленные традиции. Не менее артистично, чем Вильгельм, девушка потом развернулась корпусом к собеседнику закинув левую руку на спинку стула. Легкий хмельной румянец уже начинал потихонечку проявляться, хотя при свете лампочки это было и не слишком заметно, зато блеск глаз - симптом, который сложно перепутать с чем-либо.
      - Сол. Какие развлечения у тебя тут дома имеются? Вижу, что полно всякого разного барахла, но не в книжках же ты проводишь все свое свободное время? Может видеоигры есть? Я бы с удовольствием надрала тебе зад пару раз в каких-нибудь драчках на сон грядущий!
      - Ну... - Задумчиво и вальяжно протянул Вильгельм - вообще-то именно в книжках. Или в мастерской. А игры... видеоигр точно нет. Они скучные. - Закончил он, слегка поморщившись.
      Эмилия закусила губу и изобразила легкое разочарование. Для этого ей тоже пришлось подпереть голову кулачком.
      - Значит будешь мне сказку на ночь читать?
      - А зачем обязательно сказку, и для чего ждать ночи? - Почти мурлыкнул Вильгельм, запрокинув голову на бок.
      - А что, - Лийка удивилась, - хочешь прямо сейчас погрузить меня в увлекательный мир ядерной физики? То да, лучше прямо сейчас начинать, до утра не управимся!
      - Ну зачем-же сразу ядерной? До ядерной нужно ещё дойти. Начинать всегда стоит с механики, особое внимание уделив кинематике и динамике... - Расплылся в ехидной улыбке Солист.
      Выпучив глаза от того, насколько же двойственно звучали слова Солиста, Ласточка смогла в ответ промолвить лишь несуразное:
      - Э-э-э… М-м-м…
      На хмелеющую голову свалилась задачка… Где начинался непринужденный разговор, и когда он перетек в завуалированный флирт? И был ли это флирт? Может Солист как всегда дурил девочку и лишний раз решил полюбоваться, как краснеют от стыда ее щеки! Вот тут-то и был опасный поворотный момент, где нельзя ни отступить назад, ни ошибиться. Или так только казалось?
      - Думаешь, что можешь заполнить пробелы в… моем образовании? - она старалась держать марку и не выходить из образа, и в этом помог ей вновь наполненный вином бокал, который она сама себе налила почти до краев.
      - Не исключаю такой возможности. - Ответил Вильгельм, смотря как собеседница заливается краской. - Хотя, конечно, решение данной задачи зависит от немалого количества переменных, и может лежать в области курса о сопротивлении материалов. - Закончил Шмидт, пристально посмотрев в глаза девушки.
      Вот сейчас Вильгельм завернул очень хитро и непонятно для расплывающегося мозга! Прищурив один глаз, Ласточка посмотрела на собеседника, как на инопланетянина и кротко так пробубнила:
      - Эм… Что? Наверное да, пробелы имеются, и серьезные!
      Плавно, словно перетекая из одного положение в другое, сменив позу, Солист теперь сидел прямо, чуть навалившись на стол и приблизив, насколько это было возможно, своё лицо к лицу Эмилии.
      - Хм… - задумчиво протянул он, проведя рукой по подбородку, словно бы оглаживая несуществующую бороду. - Если говорить о механике в целом, то в первую очередь следует оперировать основными, так сказать, размерностями. Такими как: импульс, упругость, твёрдость, энергия, частота и продолжительность, например.
      При этом по мере перечисления "фундаментальных" величин, улыбка на лице владельца дома становилась всё шире и шире.
      Лия по-прежнему поглядывала на Солиста с недоумением, наощупь ковыряя в тарелке вилочкой в попытке что-нибудь там зацепить и потом положить в рот. Похоже она призналась себе - пора бы начать закусывать!
      - А мы ТОЧНО сейчас о той самой физике говорим? - не в силах скрывать уже улыбку, подмигнула Колери.
      - Конечно! - Совершенно искренне заверил Вильгельм. - Или тебе химия ближе?
      - Честно говоря да. - рассмеялась девушка. - А у тебя с химией как? Уверена, что большие проблемы! Спать в обнимку с книжками - считай ничего не знать о химии! Что химия, что физика куда нагляднее на опыте, чем в теории.
      - То есть ты намекаешь, что теория без практики мертва, а теоретиков надо душить? - Подмигнул Вильгельм.
      - В теории ты можешь загонять любую дичь, а вот на практике попробуй ее потом докажи! Да и понятнее оно, все-таки, всегда на деле. Еще скажи, что ты со мной не согласен! - придав своему виду немного строгости для образа, отвечала она. - В теории ты только можешь представить, что вода у тебя в душе холодная. Зато на собственной шкуре ты в этом убедился. Будешь спорить - еще раз убедишься…
      В финале Лийка задиристо хмыкнула, с вызовом поглядывая на собеседника.
      - Вот даже как? - Произнёс Шмидт поднимаясь со стула, и набирая какую-то команду на домашнем пульте-коммуникаторе.
      Подчиняясь команде, свет на кухне убавил яркость, и сменил спектр на более тёплый, а из укрытых, как выяснилось, по всему дому динамиков, зазвучал протяжный органный проигрыш.
      Неторопливо, плавной походкой обойдя стол, Вильгельм взял Эмилию за руку, вынудив подняться из-за стола, даже не поставив недопитый бокал, и надёжно прижал талию девушки к себе второй рукой.

      Это только начало игры,
      Будто вниз головой летишь.
      Потому будь внимательнее,
      Выбирая себе фетиш.

      Начал петь из динамиков приятный, с лёгкой хрипотцой, тенор.
      - Ну, значит начнём, пожалуй, с наглядной демонстрации относительности движения. - Произнёс мужчина, сделав первый плавный оборот вокруг своей оси, увлекая за собой партнёршу.
      Перебои - подумала Ласточка, дернувшись от внезапного мерцания лампочек. Головой кружа во все стороны, девушка на мгновение стушевалась в непонятках - что вообще происходит? Еще и музыка эта… Не хватало только грозы за окном для пущей эффектности, чтоб уж всецело ощутить себя жертвой в западне маньяка, успешно прикидывающегося выдающимся ученым-физиком.
      Нерешительно она подала ему руку, словно выбора у нее не было. Бокал ее был снова пуст и стоял уже у бутылки, ожидая нового наполнения. Не судьба. Девушка по велению импульса поднялась со стула, ведомая рукой напарника. Вероятно, из нее бы вышла хорошая партнерша по танцам, если судить по тому, как ее тело покладисто отзывается на маневры ведущего партнера.
      Мурашки побежали по спине, по шее. Даже теплая фланелевая рубашка не спасла от этого будоражащего нервы холодка. В ногах растекалась неописуемая легкость, словно по облаку ступала, а не по паркету… И, конечно же, во всем виноваты были его глаза, в которые Лия осмеливалась смотреть. Но без наглости и без вызова, скорее просто завороженно…
      - Я тысячу лет не танцевала. - мягким, как сливочный крем, голосом наконец ответила Колери, при этом предварительно обняв Солиста и устроив свой подбородок на его плече.
      Музыка и сердцебиение партнеров слились, унося мыслями Ласточку прочь из этого дома… Это была нирвана… Что-то завораживающе-интригующее и одновременно освобождающее от повседневности. Танец опьянял похлеще крепленого вина. Она теперь прильнула щекой к шее Солиста и, казалось, сейчас начнет мурчать от удовольствия не хуже прирученной кошки.
      - Рад что тебе понравилось. - Негромко произнёс Вильгельм, после чего поднял правую руку, и нежно провёл пальцами у девушки за ухом, плавно опуская их к основанию шеи...
      О, как это было сказано… Бальзамом на душу легли слова, а точнее нежнейшим слоем воздушных сливок… А от последовавшего касания девушка вообще кажется слегка задрожала. Полуприкрытые веки от удовольствия совсем сомкнулись и Лия теперь целиком и полностью полагалась лишь на Солиста, вслепую доверяя его размеренным движениям.
      Время от времени она то ласково гладила его по пояснице, то сжимала пальцами его футболку… Солидная часть внимания Эмилии была прикована сейчас к руке Вильгельма, что так плавно и чувственно изучала изгибы ее шеи. От него пахло чем-то сладким сейчас, приятным. Его одежда, нет… Ласточка повернула голову и коснулась кончиком носа пульсирующей артерии, чтоб оградиться от всех прочих запахов кухни и утонуть в сладком… Вот она, химия, во всей своей красе!
      Почувствовав под пальцами лёгкую дрожь и касание щеки девушки, Солист, не прекращая медленно кружить партнёршу в танце, чуть отстранился, и потёрся шероховатой, с суточной щетиной, щекой по виску и щеке Ласточки. Поймав взгляд девушки, он чуть развернул её к себе, и коснулся её губ. В первый раз лишь слегка, всего лишь обозначая поцелуй, давая девушке возможность ощутить терпкий аромат вина, что примешивался к запаху крепкого мужского тела. Затем он, улыбнувшись и заглянув прямо в глаза Эмилии, лизнул верхнюю губу девушки, словно пробуя её на вкус. И лишь после этого он наклонил голову, и позволил себе по-настоящему крепкий и долгий поцелуй.
      Одновременно с этим крепкие, но не утратившие нежности и лёгкости прикосновения пальцы Вильгельма прошлись по спине девушки, касаясь гребней напряжённых мышц вдоль спины, и, спустившись ниже, остановились на почти неприкрытых рубашкой бёдрах партнёрши, плотно прижимая подрагивающее от наслаждения тело к себе.
      Пелена блаженства заволокла помутневшие глаза Ласточки, казалось, что навстречу настоящему поцелую она подалась сама, подстегиваемая желанием уже прервать эти кошки-мышки. Легкая небритость Солиста придавала пикантную остроту ощущениям, словно сладкая ягода на кончике ножа, которую ты так хочешь обхватить губами и не боишься при этом боли… Метафорически.
      Чего еще было ожидать? Зима словно специально сегодня оставил их вдвоем. А чем еще заниматься молодым и рисковым наедине и ночью? Явно не книжки читать друг другу… Работали они вместе не долго, но уже успели через многое пройти. А опасности, как известно, сближают духом, но, как оказалось, и телом тоже. Лийка, особо не раздумывая, запустила теплые руки Солисту под футболку, при этом не желая отрывать своих губ от губ партнера. Слова песни проносились мимо, но общий смысл оседал в груди, так сказать поддавая жару.
      Захотелось прижаться как можно плотнее… Невольно вспомнился утренний эпизод - их детские забавы, приступ легкого идиотизма - как называл это Морган. Но тогда все и началось, с игры, а теперь игрушки были отброшены в сторону. Колери становилась чуточку смелее - в плавное и размеренное скольжение губ вмешался ее язык, ясно намекая - "я не настроена отступать"!
      Девушка на мгновение подалась вперед, вжавшись грудью в торс Солиста, после чего осторожно отпрянула, скорее даже просто ослабила напор. Но вот кажется она делает шаг назад, и еще один, своими блуждающими под футболкой объятиями заставляя парня следовать за собой. По расчетам где-то позади должен был быть стол…
      Почувствовав, как нежность и желание в партнёрше всё больше и больше и больше перерастают в страсть, Вильгельм ответил на напор таким же напором. Пальцы девушки скользили по коже, слегка царапая спину, бока и грудь, будоража кровь, и заставляя нервные окончания передавать очереди импульсов в центр удовольствия. Вкус и аромат тела Эмилии смешивались в невообразимый букет, бьющий по способности соображать не хуже стакана старого, выдержанного виски...
      Краем сознания уловив, что мысли двух поглощённых вожделением людей сходятся, Солист чуть подкорректировал траекторию движения Колери в нужном направлении, и ухватив её за ягодицы посадил на крышку антикварного, пережившего отнюдь не одного хозяина и много повидавшего за свою жизнь стола. Часто ли этот предмет мебели использовался отнюдь не для приёма пищи? Вероятнее всего да. И это придавало предстоящему событию некую дополнительную нотку пикантности.
      Не отрываясь от губ девушки, Вильгельм медленно уложил её на стол, одновременно попросту смахнув с него остатки недавней трапезы. Звон разбивающегося о паркет фужера и бутыли с остатками вина словно гонг ознаменовал что все условности и нормы окончательно забыты, а разлетевшиеся в стороны от мощного рывка пуговицы с рубашки, что была надета на Ласточке, стали праздничным салютом в честь торжества желания.
      Оторвавшись от губ партнёрши, Вильгельм вновь поцеловал ей шею, одновременно положив руки на два мягких, податливых, но невероятно упругих полушария грудей, ощутив, как под его пальцами медленно твердеют две маленькие аккуратные кнопочки, окружённые нежной розовой плотью. Медленно спускаясь губами всё ниже, от ключиц к груди, и от груди к животу, Вильгельм покрывал поцелуями разгорячённое девичье тело, а затем вновь выпрямился, стоя над распростёртой на столе девушкой, словно бы перебрасывая "мячик" инициативы своей партнёрше.
      От звона стекла у Лийки перехватило дыхание. Нет, разбитого было не жаль, скорее уж просто сей акт мелкого вандализма раззадоривал еще сильнее! Оказавшись прижатой к столу, девушка сжала коленями бедра Солиста, пока тот еще не пустился дальше в эротическое путешествие по ее телу. Просунув под рубашку руку, парень одним рывком избавил вещицу от пуговиц, тем самым спровоцировав напарницу на глубокий и продолжительный вздох, как если бы он только что освободил ее грудь из тесной клетки целомудрия. С футболкой решено было поступить проще - она просто была задрана вверх как совершенно незначительное препятствие. Впрочем, у Вильгельма на пути преград больше не было…
      Эмилия горела. Бурлящая страстью кровь приливала ко всем чувствительным местам, превращая ее тело в подобие оголенного нерва, ярко и бурно реагирующего даже на самое слабое прикосновение. К мелодии присоединились ее приглушенные томные вздохи, спина чуточку выгнулась, прижимая животик к груди партнера. На лице зажглась блаженная полуулыбка, периодически пропадая, когда девушка слегка прикусывала нижнюю губу, или в особо чувствительные моменты с жадностью хватала ртом воздух.
      Волосы на макушке у Солиста подвергались атакам женской руки, пока вторая осторожно мяла и слегка царапала его шею сзади. Но вот партнер победоносно возвысился над Эмилией, намереваясь передавать эстафету, а точнее позволить и ей в полной мере выразить свое желание не только откликами на его ласки, но и делом, так сказать.
      Девушка не стала сию же секунду отрывать поясницу от столешницы - потянулась сладенько и с удовольствием, нарочито демонстрируя свое тело и свою гибкость партнеру. Пусть еще пару мгновений попускает слюни, тем приятнее будут долгожданные ответные ласки. Урок терпеливости девушка, впрочем, затягивать не стала, чтоб не позволить Солисту заскучать. Сначала приподнялась на локотках, потом, помогая себе руками, выпрямилась и съехала ягодицами на самый краешек стола. Решила, что пора бы избавить и себя и его от лишнего тряпья: прямо перед носом Солиста нетерпеливо скинула рубашку, зашвырнув ее куда-то за голову, а следом за ней в полет отправилась и футболка, что при подъеме с лопаток наглым образом посмела съехать вниз.
      Скользнув ладонями по жилистым бокам Вильгельма, Ласточка сбросила свою обувь, стрельнула глазами в глаза партнера и прильнула горящими алым губами к его торсу. Она целовала, терлась щекой, вдыхала дурманящий запах его… Руки тем временем не висели без дела: просунув оба больших пальца за пояс брюк в районе поясницы, любовница прижала таз Сола плотнее к себе, оттягивая пояс штанов увела пальчики из-за спины, остановившись на уровне застежек. Ну а дальше все просто: пока одна ладонь решила убедиться в силе желания парня, вторая в это время не слишком поспешно и методично расправлялась со всеми "замками", пока брюки под собственной тяжестью не упали на пол.
      Наконец он снова смог увидеть ее лицо и заглянуть в искрящиеся полуприкрытые глаза. На его теле к тому моменту можно было насчитать несколько красноватый следов от пылких поцелуев напарницы.
      Такт. Пауза. Такт. Пауза. Такт. Пауза. Ещё такт, и снова пауза. Солист не торопился наращивать темп, стремясь как можно дольше длить момент сладостного наслаждения. Снова такт, и вновь пауза. Два слившихся тела медленно двигаются в едином ритме, стремясь к тому, чтобы чувственное удовольствие переросло в почти мучительное сладостное исступление. Оба партнёра стремились довести себя до того состояния, когда мысли полностью растворяются в чём-то большем, а души, слившиеся воедино, устремляются куда-то в неведомые края, где твоё собственное "Я" полностью исчезает, превращаясь всего лишь в пустое, и непонятное сознанию эфемерное определение.
      Пауза. Такт. Пауза. Такт. Сердца учащённо бьются в едином ритме, перегоняя по телу уже не просто наполненную кислородом кровь, но нечто большее. Божественную амброзию, что разливаясь по венам дарит телу невообразимую лёгкость. Пауза. Такт. Пауза. Такт. Распростёртое тело партнёрши выгибается дугой в неконтролируемой судороге, из её груди вырывается протяжный стон. Ноги обвивают бёдра теперь уже её мужчины, стремясь как можно сильнее вжать, как можно глубже погрузить его плоть в себя. Поглотить его.
      И мужчина поддаётся. Вновь склонившись над девушкой, он впивается в неё губами, припадая к ней как к единственному и желанному источнику воздуха. Теперь он дышит её дыханием, а она дышит им. Крепкие мужские руки скользят по нежным изгибам женского тела, ни на секунду не прекращая ласк, а руки партнёрши скользят по его спине, оставляя дорожки покрасневшей кожи, стремясь удержать миг чувственного блаженства, вцепиться в него, и длить вечно.
      Такт. Пауза. Такт. Пауза. Такт. Такт. Такт... Постепенно ускоряясь партнёры всё сильнее и сильнее сживают друг друга в объятьях, уже не в силах терпеть эйфорию единения. Такт. Такт. Такт. Такт. Такт. Быстрее, быстрее, быстрее! Охваченные дрожью тела извиваются, словно ветви деревьев на ураганном ветру. Сознание меркнет и его накрывает гигантская волна, что наконец уносит две ставшие единым целым души куда-то, где нет ни времени, ни пространства. Такт! Глубокий вдох и задержка дыхания. Ещё такт! Партнёров охватывает ощущение свободного полёта. Падения куда-то в бездну с тех высот, на которые ещё мгновение назад они были вознесены. Сквозь заглушающую звуки пелену Солист слышит крик и стоны девушки. Его дыхание вырывается из груди с хрипом, а глаза заливает пот. Ноги подкашиваются, и чтобы не рухнуть на пол ему приходится крепко ухватиться за стол.
      Ничего не замечая и не слыша Вильгельм медленно отстраняется, пытаясь прийти в себя. Минута, две. Скорее не глазами, а каким-то иным зрением он видит, что его партнёрша всё ещё парит где-то в облаках, тихо постанывая от удовольствия, а тело её всё ещё сотрясают волны сладостной дрожи. Наконец, глаза девушки открываются, и она смотрит на него огромными, затягивающими в самую свою глубину глазами. Медленно наклонившись к ней, Солист вновь поцеловал ещё недавно закушенные от наслаждения губы, и нежно улыбнувшись произнёс:
      - Если ты думаешь, что это всё, то мне придётся тебя разочаровать.
      Собрав оставшиеся силы и волю в единый кулак, Вильгельм подхватил всё ещё не полностью пришедшую в себя девушку, на руки, и понёс её на второй этаж особняка, в свою спальню, где любовников ждала огромная кровать в старинном стиле. Поднявшись наверх, и уложив девушку, он в изнеможении от столь экстремального подъёма рухнул рядом.
      - Дай мне несколько мгновений передохнуть, и продолжим. - Произнёс он, лаская глазами плавные изгибы тела Ласточки.
      Самой Эмилии тоже требовался таймаут. Все-таки для забегов на длительные дистанции требовалась ежедневная тренировка. К тому же больше полугода девушка даже про слово "свидание" не вспоминала, поэтому ожидать от нее нетерпеливой прыти было попросту напрасно. Ей бы с лихвой до утра хватило и этих танцев на столе, но раз уж партнер сам предложил… Кто она такая, чтоб отказаться?!
      - Угу. - приоткрыв один глаз, лаконично пробормотала девушка.
      Какая сегодня Ласточка была покладистая! Как водрузили на огромное ложе, так и лежит, не шевелится. Дышит все еще тяжело и глубоко на пару и в унисон с Солистом, а мысли не дремлют, все крутятся вокруг одного - как же хорошо сейчас! Она даже прерывисто нашептывала это вслух, совершенно того не замечая.
      С трудом Лия согнула ножки в коленях и с удивлением отметила, что они все еще не желают слушаться, дрожат предательски даже когда дыхание относительно успокоилось. Она мельком решила посмотреть на напарника, убедиться в том, что тот и сам вполне доволен, что переступил через черту обыденного партнерства. Рассчитывая почему-то застать его смотрящим в потолок, или вообще блаженно прикрывшим веки, Эмилия даже вздрогнула легонько, столкнувшись с ним взглядами. Он смотрел на нее, все это время, пока девчонка блуждала в своих фантазиях…
      Ласточка не без усилия протянула к Солисту руку, совсем слабенько, на сколько сейчас хватало сил, обхватив его запястье. Перевернулась следом на бок, поерзала немного придвигаясь ближе, практически касаясь кончиком носа его подбородка. Солист тоже перекочевал на бок, запустил пальцы в рыжую растрепанную шевелюру Эмилии, провел большим пальцем по ее губам, а после вновь захотел вспомнить каковы они на вкус. Хватило даже этой маленькой искорки, чтобы девушка ощутила солидный прилив сил! Музыка, все еще приглушенно играющая из колонок на первом этаже, диктовала парочке ритм дыхания, поцелуев и ласк. Оба уже подобрались на постели, снова обвили друг друга руками, прижимались стоя на коленях одна напротив другого. Очередная жаркая прелюдия захватила пару, минуты сгорали как бумага в огне…
      На сей раз снова терпение у Ласточки закончилось раньше, чем у Солиста, который, наверное, мог гордиться своей выдержкой. Так вот напарница очень решительно расставила все по местам, затаив умысел, что потом как-нибудь отыграется на Вильгельме за то, что тот проявлял чудеса выдержки! А пока, выхватив у парня реванш за утренние поражение, которое, впрочем, было умышленным, но не важно… В общем настала пора уложить на лопатки Солиста и устроиться сверху! Швырять, аки неандерталец она его конечно же не стала, просто чуть настойчивее подавалась вперед, вынуждая парня удобнее располагаться на ложе.
      Уткнувшись ладонями в плечи партнера, девушка еще какое-то время окружала его лаской, пока тот сам не направил ее траекторию ниже, все устроив так, чтоб любовница снова ахнула и задрожала. То замедляясь, то ускоряясь Лия маневрировала, полагаясь на собственные ощущения. Уже минут через десять она заглушила свои криком музыку и тяжелое дыхание Вильгельма, который пока еще и не думал сдаваться. А вот Колери сдалась. Ноги окончательно отказались повиноваться, как и руки, да и, чего греха таить, всю её сковал сладкий паралич.
      Почувствовав, что партнёрша близка к полному изнеможению, Солист, и сам, надо сказать, сдерживающийся едва ли не из последних сил, крепко ухватил её за талию, и принудил крепче прижаться к себе, наращивая и наращивая интенсивность движения бёдер. Волны дрожи прокатывались по телу девушки всё чаще и чаще, а распростёртый под ней мужчина всё длил и длил процесс, стремясь подарить ей пусть и не такое острое и резкое, как в первый раз, но значительно более продолжительное наслаждение. Наконец сознание обоих партнёров, что предавались безудержной страсти в самом сердце почти заброшенного, и ставшего крайне опасным для человека мегаполиса, окончательно заполнил экстаз и ощущение полной эйфории, что длилось, длилось и длилось, казалось целую вечность.
      Полностью измождённая Эмилия распростёрлась на столь же уставшем партнёре, уткнувшись носом в его ключицу, вдыхая аромат мужского пота.
      - Это было незабываемо. - Тихонько произнёс Вильгельм на ухо возлюбленной, нежно потеревшись подбородком о её висок.
      С трудом уняв дрожь в руках, он помог Эмилии улечься на кровать, уложив её голову на подушку, и дотянувшись до края кровати укрыл и девушку и себя одеялом. Обняв девушку правой рукой, и сжимая её ладонь в левой, он закрыл глаза. Утром их обоих ждала тяжёлая и опасная вылазка, а значит следовало хоть немного поспать.

Готовое к бою оружие в руках протерианцев толсто намекало экипажу, что сейчас «отколоть что-то» по выражению Тойна, будет весьма плохой идеей. Нервы после выходки Мортиса и у большинства чужих, и у многих землян, похоже, были на пределе. Бони помогла биологу подняться, опираясь на плечо девушки, Мортис поковылял вниз по лестнице. Остальные тоже двинулись.

Пока они шли, из головы Кейт всё не выходили ифриты. Монстры были слишком уж материальны для галлюцинаций. Да и галлюцинации не разрывают на куски летонитовую броню. Материлизовавшиеся кошмары, рассыпавшиеся в реальности песком. Какая-то мелочь не давала покоя детективу. Наконец, она вспомнила, где совсем недавно видела подобный песок. В рубке, когда Марта настроила изображение, и они увидели серебристые реки тоннелей, в некоторых из которых и золотились такие песчинки. Там, где на навигаторских картах, как раз были мели, т. е. места, в которых навигаторы и натыкались на острова, населенные монстрами. В реальности вместо них был только песок, подобный тому, что просочился сквозь пол каюты. Что-то это значило, что-то несомненно важное, но детективу сейчас было не до научных открытий. Более насущные проблемы заботили девушку. Протерианцы казались Кейт одинаковыми, но постепенно стало понятно, что это не так. Они отличались и по характеру, да и внешне не были столь идентичными, как показалось вначале, и детектив стала выделять синемордого командира, невозмутимого Тойна, Гэйри, бойца, избившего Мортиса. Своего бешеного командира оба бойца, кажется, опасались, а вот Тойн вообще не выказывал никаких эмоций в его сторону. Да он вообще их не выказывал. С такими мыслями девушка и дошла до шлюза.

Коридор стыковочного модуля закончился быстро, десять человек и четверо протерианцев ступили на корабль чужих. Воздух здесь ничем не отличался от атмосферы на «Чертополохе», а вот сами палубы отличались очень сильно. Землян долго вели по бесконечным коридорам, уходящим под немыслимыми изгибами то вверх, то вниз, так что очень скоро они перестали запоминать дорогу. По обеим сторонам коридоров тянулись какие-то помещения с дверями, начинающимися почему-то примерно на высоте человеческого роста. Пару раз двери распахивались, и навстречу процессии вылетали протерианцы. У них действительно были крылья, весьма тонкие и непрочные на вид. В нормальном состоянии они прятались под хитиновым панцирем, как и, похоже, все остальные незащищенные участки тела. Одежды, как способа прикрыть тело, протерианцы не носили, только в качестве брони или для переноски чего-нибудь. Встречались им и чужие, просто идущие куда-то по своим делам. Несколько раз в коридоре мелькнули роботы, похожие на шеи диплодоков на ножках. В целом, настроение было не то, чтобы с любопытством озираться по сторонам.

Они миновали очередной поворот и оказались перед помещением с дверьми, в виде исключения, начинающимися у самого пола. Но не это было самым примечательным. Прозрачная стена, отделяющая довольно большую, примерно как полторы кают-компании на «Чертополохе», комнату от коридора была сделана сплошь из летонита и в толщину имела не менее полтора метра. От такого богатства невольно захватывало дух. Тойн что-то поколдовал с замком, и дверь отъехал в сторону, пропуская протерианца, землян и Гэйри внутрь. Третий боец повернул прочь, а синемордый командир остался снаружи, разглядывая их через прозрачную стенку. К нему подошло еще трое протерианцев. Это и правда напоминало зевак в зоопарке.

Помещение на первый взгляд показалось абсолютно пустым. Три другие стены, пол и потолок, к счастью, были не прозрачные, а обычные — серые. В той, что напротив двери, через которую они вошли, в свою очередь были две двери, в противоположной одна. В углу прямо в воздухе висело несколько летонитовых шлемов и какая-то штуковина, похожая на пульт. Впрочем, в воздухе вещи висели только на первый взгляд. Если подойти поближе, то можно понять, что они лежали на чем-то вроде стола, просто совершенно прозрачном.

Штука и в самом деле оказалась пультом. Тойн взял ее в руки и оглядел пленников.

— Здесь работает силовая установка, — сказал он таким тоном, словно был гидом, проводящим экскурсию. — Придавать форму силовому полю можно на свой вкус. Текстуру и цвет тоже.

Он это тут же им продемонстрировал, превратив прозрачный столик в подобие того, что был на «Чертополохе» и затемнив стенку. Теперь она казалось такой же серой, как и три остальные. Синемордого и остальных им больше не было видно. Впрочем, с той стороны, комната скорее всего продолжала просматриваться. Силовых полей такого типа у землян не было.

— Это, — показал на пульт, — связь с сервисным отделом корабельного мозга. Голосовые команды он тоже принимает. Так что можете делать мебель или освещение, которые вам нужны. В разумных пределах. Внешний экран и визор тоже можете включить. Туалет и душ там, — кивнул на двери, противоположные входу. Еду и воду вам будут приносить.

Он бросил пульт обратно на столик, снова повернулся к землянам. Гэйри во время этой речи стояла молча у третьей двери, ведущей неизвестно куда.

— Локально выключать глушитель — дорогое удовольствие. Так что сейчас его снова включат. Толщины стен должно по расчетам хватить для изоляции, но оружие лучше уберите подальше, — снова сказал Тойн.

Никто не понял, как именно включал глушитель синемордый на «Чертополохе», но сейчас протерианец явно с кем-то связывался, прожужжав что-то в подобие рации. Покончив с этим, уставился на своих пленников. Убедившись, что никто из них не спешит вцепиться друг другу в глотки, прокомментировал хладнокровно:

— И практически хватило. Но за пределы комнаты вам лучше даже не пытаться выходить. Если у кого-то возникнет мысль сбежать отсюда.

От еще раз оглядел землян, подошел к Кейт.

— Ты у меня кое-что спрашивала, когда нас прервали. Зачем нам все это, не тот вопрос, на который я имею право ответить. Если считаешь нас маньяками, подобным образом развлекающимися, то ты ошибаешься. Мы — хуже. Но выбора у нас еще меньше, чем у вас. Кому-то приходится делать грязную работу. А вот, что будет дальше с вами — вопрос другой.

Он снова подошел к столику, взял один из шлемов.

— Это — летонит. По расчетам яйцеголовых, его должно хватить, чтобы отчасти нейтрализовать влияние глушителя. Не настолько, чтобы вы не могли материлизовать монстров, но достаточно, чтобы при этом хоть немного понимали, что делаете. Впрочем, эти расчеты никто и никогда не проверял. Там, — он кивнул на дверь, возле которой застыла Гэйри, — арена. Как вы понимаете, изоляции на ней нет. Без шлема заходить не рекомендую. Будете драться. Если сумеете научиться управлять этими своими монстрами, их будут использовать, как оружие. Если же нет, много кто захочет посмотреть на такие бои и даже поучаствовать. Собственно, сейчас и начнете.

Он кинул шлем Эдмонду и кивнул им с Гэйри.

— Идите. Удачи.

То ли своему бойцу пожелал, то ли обоим. Не понятно.

Повернулся к остальным.

— Какие-то вопросы?

Жизнь подобна пули – у нее хороший запал в начале, оптимистичный полет, а в конце либо в дамки, либо в пустоту, если эта пуля была дурой. А бывает так, что полет зачастую оканчивается охеренным ударом мордой об какую – нибудь кирпичную стену. И тогда лишь сопли, да слюни в разные стороны, и как итог поковерканная жизнь, что тот куска свинца, с которым ты себя еще недавно ассоциировал.

Когда кошмар рассеялся, то Мортис не сразу понял , что вновь может ощущать себя как полноценная личность. Возможно причиной были ифриты, коих ученый поначалу принял за остаточные галлюцинации своего помешательства. Хотя нет , оглядевшись вокруг Скальери все же согласился, что был не прав в своих первоначальных умозаключениях. Вокруг, как и в прошлый раз, картина мира снова существенно отличалась от той, что Мортис запомнил, прежде чем совершил очередной прыжок в безумие. Вновь трупы и раненные. На душе у биолога заскребли кошки, причем одна из них явно нагадила в тапки. Глядя на убитых, Скальери невольно заплакал, и пусть это было не девичье рыдание, а всего лишь скупая мужская слеза, что и за границы глаза то не успела выкатиться, но факт душевного надрыва был на лицо.

Под ногами лежало тело доктора Сойера. Весь доспех эскулапа был изрешечен в клочья, и Мортис подозревал, что к сему шедевру скорее всего был отчасти причастен и он, наравне со стоявшим рядом Борисом. Но док был жив, и судя по движениям довольно таки цел, чего нельзя было сказать о Кимберли и Марте, от которых в отличии от того же Джеймса не осталось даже тел. Хотя может это даже и к лучшему.

Жуки так же пострадали, по крайней мере двое из них явно отправились к своим богам, и судя по всему по вине своего же командира, решившего проучить людей своими экзотическими способами. Славная смерть, достойная их тараканьих саг. Что же касается выводов о происхождении проторианцев , то Мортису хватило лишь мимолетного взгляда на кровь пришельцев, что бы придти к выводу , что он возможно не так далек был от истины.

Но «арахниды» сейчас мало интересовали молодого ученого. Не обращая больше внимания на творившуюся вокруг возню, Мортис подошел к небольшой кучке пепла, которой по его мнению когда то была Кимберли Пренстон, после чего аккуратно присел возле нее.

-Привет Ким. Как дела? Хотя можешь не отвечать. День и вправду сегодня не задался. Знаешь, с утра все валится из рук. Даже и не знаю, доживу ли до конца с таким фартом.. Видно понедельник сегодня , не иначе.

После этих слов Мортис протянул руку к лежащей напротив него лингвисту, и аккуратно вытащил из кучки пепла сверкающее в ней кольцо.

-Я считаю, что смерть — не очень приятная форма бытия Ким. Хотя некоторые сейчас со мной не согласились бы.

Спрятав кольцо в карман рубахи, что была одета под скафандр, Мортис все так же аккуратно поднялся, дабы не потревожить лишний раз останки девушки, и посмотрел на стоявших напротив него проторианцев. Из урывков разговора ученый понял, что люди тут ни что иное , как белые мыши в каком то жутком инопланетном эксперименте.

«Забавно. Ни когда бы не подумал, что когда либо окажусь по ту сторону предметного стекла.»

Но настроения дурачиться и шутить не было. Один лишь страх вперемешку со злобой и безысходностью. Так же наверное чувствовали себя кудрявые и не очень ребята, когда впервые проходили под надписью «Jedem das Seine» , что украшала ворота одного небезисвестного учреждения близ городка Веймара. Говорят, что во время сильного стресса человек либо ломается , либо перерождается. Мортис чувствовал, что он сломался, как тонкий ивовый прут -очередная волна кошмара и смерти отчасти близких, отчасти нет, но все же людей подкосили ученого. Но вместе с душевной болью пришло и перерождение. Прут, что когда то был Мортисом, упал в удобренную и окропленную кровью почву, где начал давать корни. В душе вспыхнул уголек злости , который с каждым взглядом на покалеченный и убитых соплеменников возгорался в костер ненависти и презрения к мерзким жукам, пленившим их ради своих целей.

-Обезьяны говоришь.

Слова слетевшие с губ были сухи как пустынный ветер , ибо в душе Скальери разгорелся пожар бунта, оставлявший после себя лишь пепел. Фрик, нигилист и революционер вновь ожил внутри Мортиса.

Ученый презрительно сплюнул на пол. Пользуясь тем, что внимание инопланетян отчасти было занято разборками между Сорелем и их самкой, Скальери подошел к одному из трупов захватчиков, благо тот лежал не так далеко, по пути быстро проводя какие то манипуляции с застежками на своем скафандре. К не малой радости Мортиса телом оказался урод , препарировавшим Лизу. Отсоединив последний защитный клапан в районе паха, астробиолог извлек наружу 12 сантиметров своего тела находившихся сейчас в состоянии покоя, после чего самодовольно улыбнулся.

-Ну обезьяны, так обезьяны.

После этих слов по невьебенной брони из летонита , в кою был одет покойный таракан , заструился теплый ручеек желтой и неприятно пахнущей жидкости.

Получатели: Дэниэль Сойер, Эдмонд Сорель, Бони `булочка` Баттон.

Спасение приходит, когда надежда уже сгорает, оседая частичками чёрной сажи на лицах обреченных. Огненная завеса спадает, открывая покрасневшим глазам знакомую обстановку кают-компании. Эдмонд крепко сжимает излучатель в руке таким образом, будто собирается вот-вот нанести удар. Прильнувшая к щекам кровь и гримаса ужаса на лице. Призраки гипера последовали за ними даже сюда. Мужчине удаётся выдохнуть лишь, когда угрожающие тени возвращаются обратно во мрак, оставив после себя пару горсток пепла и изуродованные трупы. Смерть Марты стала потрясением для Сореля. Она была частью внутреннего круга. Её кончины можно было избежать… На лбу Эдмонда появляются морщины, он закрывает глаза, опускает излучатель. Хочется искать виноватых, метать обвинения и заниматься самоедством. Вместо этого крестоносец снимает шлем, зажимает в руке серебряный крест и тихо молиться за упокой Кимберли и Марты. Сорель верит, что Господь не оставит свои детища и вырвет души несчастных из плена адских порождений пламени. Может гипер и является одним большим обманом, но эти твари… пугающе реальны.

Отпевания прерываются после начала переговоров протерианцев. Осенив крестным знаменем жалкие останки девушек, Эдмонд медленно разворачивается к говорящим. На его лицо опускается тень понимания. Всё эта писанина с самого начала ничего не значила. Больше похоже на какой-то безумный социологический эксперимент в котором нет никакого смысла. Для землян нет. А вот эти инопланетные ублюдки явно что-то пытаются достичь. И, судя по всему, первая тестовая группа не оправдала ожиданий. Рыцарь с кривой ухмылкой смотрит на жалкие попытки протерианцев прикончить бесполезных подопытных свинок. Ну что ж, если умирать, так в бою. Сорель привычным жестом тянется к излучателю…

Неожиданно, поддержка приходит, откуда не ждали. Да и поддержка ли это? Тойн предлагает пустить выживших подопытных свинок на отработку нового оружия. Ещё тесты, только теперь уже в гипере в обнимку с бесконечными кошмарами. Незавидная участь. По сравнению с судьбами остальных, Эдмонд как будто выхватил счастливый билет. Погибнуть в честном бою. Действительно, высшая честь.

На пламенный взгляд синемордого, Сорель отвечает холодным презрением.
- Если бы ты вёл войска в моё время, то в первом же бою заработал кинжал в спину, - подкрепил свои слова Эдмонд красноречивым подглядыванием в сторону довольно глупо и бессмысленно загубленных солдат протерианцев.

Среди покойников числился и убийца Лизы. Ну что ж, Ли был прав. Карма действительно иногда работает. Навигатор с интересом осматривает своего нового противника. Гэйри значит. Женщина. Интересный поворот. Эдмонд не может удержаться от кривой улыбки. Несмотря на полную идентичность воительницы по физическому строению с остальными протерианцами, крестоносцу сложно избавиться от давних предрассудков. Один из которых подсказывал, что женщина в армии выполняет несколько иную роль, чем мужчина. В основном поддержки и своеобразного способа повышения морального духа тех самых мужчин.

Следуя указаниям воинственный и пылкой протерианки, Эдмонд начинает послушно оголяться. Сбрасывает на пол скафандр, медпак и прочие свои устройства и приспособления на все случаи жизни. Излучатель передаёт Булочке с маленькой просьбой.
- Попридержи пока мой меч. Рыцари мутузят женщин исключительно кулаками.

Оборачивается к своей противнице. Попутно дёргает конечностями, проверяет исправность гидравлики и моторику. К Гэйри у него всего один неоднозначный вопрос:
- Здесь? Перед всеми? Или спустимся вниз и найдём более уединенное место? – кажется уголки губ Сореля дрогнули, или показалось?


Получатели: Эдмонд Сорель.

Как то всё одновременно складывалось против них (если, конечно, можно в принципе найти преимущества во встрече с враждебно настроенной расой, превосходящей людей в развитии настолько же, насколько люди превосходят неандертальцев)... Возможность остаться в живых уж было настроила Гейтса на добрый лад, и он готовился к стыковке примерно с тем же ощущением, с которым студенты готовятся к экзамену: ты знаешь, что тебя там могут завалить вопросами, лишить стипендии, отправить на пересдачу, но уж точно не прострелят тебе башку из чего-нибудь крупнокалиберного и не сожрут заживо. Ну, по большинству предметов... Иными словами: он нервничал, но просто морально готовился к тому, чтобы пережить ближайшие часы... дни... недели, возможно. Но рано или поздно рассчитывал оказаться дома, хоть и с промытыми мозгами.

Реальность ошарашила его, как удар веслом по голове: их хотят увезти с собой. Особенно обидно было это осознавать, вспоминая, что не более часа назад Уилсон обсуждал с Заратустрой, что тот на самом деле - представитель расы Ми-го, который хочет похитить мозг программиста и увезти на родную планету. Хотелось воскликнуть: "Я же говорил!" Но Уил не любил подобных высказываний. Они никогда не помогали исправить ситуацию. Ещё больше он хотел бы проснуться. Чтобы это всё оказалось очередной иллюзией. Со смертельным исходом, возможно, но с непременным пробуждением в нормальном мире. Увы, всё вокруг было слишком реально...

По всему выходило, что он даже не сможет увидеться с родными. Родителей он не видел давно, но по деду и сестре скучать будет непременно. Какой вообще смысл в путешествии на планету к пришельцам, если нельзя поделиться впечатлениями с теми, кто тебе дорог?!

Он не хотел принимать участия в написании письма с остальными. В этом смысла тоже не было видно. Лишь чувство обречённости. Снова, как тогда, в шкафу. Только лить слёзы он не стал. Слишком устал от всего этого... Хотелось, чтобы всё просто поскорее кончилось. Сложно было представить себе это. По сути, это было эквивалентно пожизненному заключению. Живи себе, пока не помрёшь. А если они тебе будут насильно жизнь продлевать, так и вообще хоть бесконечно живи... Капец какой-то!

«Чертополох» и корабль чужих сливались друг с другом. Это оказалось невероятно красивое зрелище: огромный шип, раскрывающийся навстречу тонкой игле и смыкающийся вокруг неё. Проводить стыковку вручную само по себе дело чрезвычайно сложное, что-что, а подобное всегда оставалось на откуп автоматике. А тут состыковаться нужно было с кораблём совершенно неизвестной конструкции. Но, видимо, на том конце контролировали ситуацию, потому что через несколько долгих минут два судна составили единое целое, а приборы показали полную герметичность переходной камеры. Можно открывать шлюз.

Марта медлила нажимать на кнопку. Около полминуты она смотрела в экран, который весь сейчас занимало чужое судно. Где-то там, дальше, светились нити гипертоннелей. Они, наверно, были первыми людьми, которые видели это. Уйти, попытаться удрать, пробить податливую на вид мембрану, выплыть в один из этих тоннелей, наплевать на всё и будь что будет. Тот же страх, который до этого обуревал психолога, овладел женщиной. Она не испугалась Энрике с излучателем, а сейчас боялась. И не решалась сделать последний шаг.

— Перед смертью не надышишься, — сказала Гретта Сергеевна. Голос старой учительницы звучал непривычно жёстко. Гретта протянула руку и нажала кнопку. Створки шлюза медленно поползли в разные стороны. Она встала и вышла из рубки. Кто-то из мужчин помог Марте. И снова поползли минуты. Одна, другая, третья. Тринадцать человек неподвижно сидели в кают-компании и ждали, уставившись на небольшой экран камеры, которая давала изображение с трапов.

Их было шестеро. Высокие фигуры, облаченные в прозрачные скафандры. Несомненно, гуманоиды, но уж очень непохожие на людей. Мощный хитиновый панцирь, две пары фасеточных глаз, жвалы. Никакого видимого оружия у них не было, скорее всего, оно оставалось встроенным в скафандры, а сами костюмы поражали воображение. Летонит. Причем сплошной, не в виде вставок. Почти все ученые, будучи связанными с открытием новых миров (изучение которых во многом и определялось поиском этого самого летонита), знали, что это такое. Необычайно прочный материал, при должной обработке экранирующий вообще все. Их костюмы высокой защиты, являющиеся одним из последних земных достижений, с этим и рядом не стояли. Скафандров из летонита на «Чертополохе» не было, хотя вообще-то у землян они тоже существовали. Слишком дорогое удовольствие. Особенно после того, как пять лет назад при странных обстоятельствах накрылось последнее из известных восполняющихся месторождений минерала. Сейчас один такой скафандр стоил, как весь звездолёт.

Глядя на идущие по переходу фигуры, земляне невольно вспоминали подробности той истории. Она была настолько громкой, что оказалась на устах у всех, так или иначе связанных со Звёздным флотом. Да и несвязанных тоже. Навигатор включил гипердвижок, не уйдя с орбиты планеты. Шахту просто снесло остаточным выбросом гиперполя, протащив туда и обратно во времени. Людей спас бункер, его, как ни странно хватило, а планета со всем содержимым оказалась мёртвой. Потом геологи и другие исследователи установили, что на ней прошло не менее миллиона лет. Что гипер тесно связан со временем, точнее что время там нулевое и позволяет теоретически путешествовать в прошлое и будущее, знали всегда, последствия таких экспериментов во всей красе наглядно изучили впервые. Никто так и не смог понять, что заставило выдержанного и не склонного к психозам навигатора (впрочем, подобное можно было сказать про любого из них), совершить подобный поступок. Медицинский контроль и отбор ужесточили. Но больше такого не происходило. Пока Энрике не принялся во время прыжка вскрывать анабиозные ванны.

Костюмы протерианцев выпустили из себя тонкие антенны. Кажется, техника у них вполне работала, в отличие от землян. Что-то они искали, скоро стало понятно: людей. Один спустился в трюм, полюбовался на Энрике, затем начал подниматься наверх. Другие сразу двинулись на верхнюю палубу. Двое прошли в анабиозный отсек, разглядывая открывшуюся картину, двое в кают-компанию, неподвижно став у двери и уставившись на землян. Последний, руководствуясь, очевидно показанием этой своей антенны (скорее всего какого-то аналога земного биолокатора) прошествовал в медицинский отсек. Закрытая дверь в изолятор его остановила лишь на пару секунд. Протерианец поднял руку, с перчатки сорвалась вспышка, и дверь распахнулась. Жучки позволяли наблюдать происходящее. Чужой склонился над Лизой, словно в раздумье, а затем та же вспышка разрезала тело несчастной на несколько кусков. Пришелец действовал хладнокровно и аккуратно, словно тушу разделывал. Брызнула кровь, он уклонился, чтобы не испачкать костюм, и повернулся к выходу. Остальные тоже пошли к кают-компании.

— Все здесь, — сказал один из чужих. — Это хорошо.

Одной из особенностей гиперпрыжка являлось то, что любой язык воспринимался там, как не свой собственный, но почему-то известный. Хотя, можно было говорить и на родном или любом другом языке, но для этого следовало приложить специальные усилия. А по умолчанию люди в гиперпространстве говорили на одном языке. Сейчас земляне и так говорили на всеобщем, если не считать колонистов, а вот пришельцы из прошлого, проходя Лабиринт, совершенно на разных. Но почему-то прекрасно понимали друг друга. И переставали понимать, выйдя из Лабиринта. Современный язык им приходилось учить с помощью гипноза. Оказывается, эта аномалия распространялась не только на землян. Все прекрасно разобрали, что говорит протерианец.

Протерианец подошел к столику, на котором лежали листы бумаги. Ретро-блокноты были заготовлены, как один из способов делать записи непосредственно в гипере, если откажут даже старинные приборы.

— Какая древность, — голос его не выражал никаких эмоций, как и мимика. Возможно, земляне просто не умели пока читать и анализировать их.
— Это подойдет. Сейчас один из вас возьмет листок бумаги, опишет экспедицию и всё здесь случившееся, не упоминая нас. И напишет в конце, что земляне должны отказаться входить в гиперпространство, так как оно враждебно для людей и чем дальше, тем сильнее. Как можно более убедительно напишет. Распишитесь. Все. Это всё, что от вас требуется.

— И что, вы полагаете, что Земля, получив такую писульку, тут же прекратит все полеты? — в голосе Гретты Сергеевны, в отличие от чужого, эмоции были. Очевидная насмешка и скепсис.
— Это уже не ваше дело. Сделаете, что сказано, останетесь живы, — переговорщик снова замолчал, неподвижно застыв у двери.

Вмешательство Бони пришлось, как нельзя кстати, положив конец затяжным переговорам. Сорель по своему опыту знал, что нет ничего более выматывающего, чем собрания в шатре главнокомандующего перед началом боя. И это при наличие строгой системы рангов и старшинства. То, что творилось в кают-компании не иначе, как бледным подобием демократических дебатов и не назовёшь. А Эдмонд возненавидел само понятие «демократия» сразу, как только узнал, что это такое.

С тенью одобрения наблюдая за разгоном учёных по отсекам, навигатор невольно задумался о прошлом Баттон. Работа в строительной бригаде явно воспитала в женщине умение управляться с людьми. Хорошее качество. Особенно с учётом того, что Бони каким-то образом умудрялась у всех вызывать симпатию.

Покорно ожидая, пока напарница закончит со всеми делами за пределами кают-компании, Сорель погрузился в свои удручающие мысли. Крестоносец чувствовал себя опустошенным и обманутым. С того самого момента, как осознал, что гипер – это ничто иное, как создание инопланетных форм жизни. Ещё будучи в Лабиринте, он увидел в кромешной темноте оконце света и решил, что это свет Божий его ведёт и направляет. Именно поэтому Эдмонд согласился принять участие в этой авантюре. Дабы отыскать следы присутствия Высшей Силы в месте загадочном и людьми доселе неисследованном. Надежды его не оправдались, а светоч веры поугас…

Таким Бони его и нашла в каюте-компании. Мрачным и неулыбчивым. С потухшими глазами. Шутливое настроение поддерживать не стал, встретил серьёзно и даже чуточку резковато.
- Умение орудовать отвёрткой и скотчем тебе не пригодиться. Лазерный резак и механические манипуляторы нам в помощь. Идёмте, - навигатор махнул рукой Максиму и Бони. На предложение собрать примитивные шокеры Эдмонд ответил скептически. – Роль шокеров довольно успешно выполняет излучатель. Есть резон собрать дубины из металла обладающим сопротивлением к волнам излучателя и с генератором электромагнитных импульсов на концах. Помимо боевого применения приведёт в негодность всю электронику в небольшом радиусе действия. Вот только есть ли на это время?

Приготовления к возможному столкновению с технически превосходящим противником отвлекали Эдмонда от дурных мыслей. Он был человеком военным и практически всю осознанную жизнь провёл в походах. Сорель соврал тогда на собрание. Мужчина готовился к войне. И хотел проникнуть на корабль пришельцев.

В инженерной мастерской навигатор расположил запасные запчасти и сменные батареи для своего экзоскелета. А в сборочном цеху хранил все замеры деталей для точечного производства. К сожалению, время и правда сильно поджимало. К тому же Эдмонд не мог конструировать экзоскелеты на глазок. Нужно точно знать размеры тела будущего пользователя. Иначе могли возникнуть серьёзные проблемы не только с передвижением, но и с простым присоединением механизмов к телу. Поэтому навигатор решил для начала собрать испытательные модели для своих помощников. Снял замеры с Максима и Бони. Подкорректировал параметры в сборочном цеху и поставил инженеров у станков. Вырезать детали, скреплять полученные комплектующие и уже в итоге формировать общий каркас экзоскелетов. Всё по чертежам. Проблем возникнуть не должно было. И Максим и Бони по своему профилю являлись чистыми инженерами и работу свою знали.

Оставив мастеров трудиться над доспехами будущего, Эдмонд выделил свободную минутку, чтобы спустить в трюм и доставить в кают-компанию партию костюмов высокой защиты. Такие скафандры использовались в космосе или на планетах с агрессивным климатом. Экранировали от вредоносных излучений и позволяли выживать в условиях опасных для жизни. Тройку костюмов Сорель прихватил с собой в инженерную. Планировал посмотреть, как идёт работа, провести с Максимом и Бони пятиминутный инструктаж на тему, как успешно эксплуатировать экзоскелеты и отдать помощникам костюмы высокой защиты.

Вы не можете просматривать этот пост!

Мортис сидел на стуле в своей лаборатории и, время от времени вращаясь на нем вокруг своей оси, скрупулезно обдумывал пути решения поставленной перед ним задачи. А она требовала не много не мало , как : во-первых организовать из подручных средств хим. лабораторию по созданию китайской пиротехники, и во- вторых в срочном порядке необходимо было вывести смертельный вирус , потенциал которого должен был быть способен положить конец внезапному вторжению враждебного инопланетного разума на территорию находящейся под юрисдикцией миролюбивой формы жизни, галактического названия которой Мортис не знал, и поэтому решил ограничиться таким местным термином как люди. Отдавать штандарт захватчикам не хотелось, но и тратить время на создание бесполезной пиротехники ученый считал делом не стоящим внимания. Сил много, а выхлопа никакого. К тому же Мортис был фармацевтом, а не химиком. Скальери с легкостью мог бы замутить какой- нибудь аналог местного амфетамина ,винта , марцефаля или иной дури для просмотра мультяшек, но ни как не порох и прочей хрени, которая в лучшем случае просто не сработает, а скорее всего банально бабахнет прямо в руках у незадачливых революционеров.

-Создай биологическое оружие. – саркастически пробубнил Скальери делая очередной круг на своем стуле. – Где ж я его тебе возьму. На Чертополохе режим полной стерильности. Тут даже сортиры облизывать можно, даже прыщ на язык не словишь.

В голове вертелись мысли о последних часах , проведенных им на корабле. Воевать с проторианцами Мортис не хотел, да и не видел в этом практической составляющей. Их нужно было изучить, понять и обхитрить. А вот с соплеменниками !!! В голове сразу же всплыли картины кровавой бойни, что эти самые иноземцы учинили в анабиозном отсеке. « Ни кто не гарантирует, что безумие не повторится.» Мортису в туже секунду стало немного не по себе, аж до пота в подмышках. Ученому сразу же захотелось заиметь что – нибудь эдакое , что приятно бы оттягивало карман, но при этом давало уверенность в завтрашнем дне. На излучатель надежды не было. Как показала практика анабиозного отсека, о нем ни кто не вспомнил - люди крошили и резали себя всем что попало под руку.

Быстро вскочив с места, Скальери подбежал к одному из своих лабораторных верстаков, где среди горы разнообразной аппаратуры и анализаторов нашел старенький скальпель, который иногда использовал для препарирования всякой мелкой галактической гадости. Форма инструмента существенно не изменилась и сохранила свое изящество, полученное им еще со времен хирурга Пирогова. Обвязав металлическую ручку эластичным бинтом, что бы не скользила в руках, Мортис довольно осмотрел импровизированное оружие . Убить таким прямым ударом было сложно, разве что по артерии какой, или в глаз, да еще поднажать сверху. Но вот хорошо порезать было можно , а большего биологу было и не надо. Убедившись , что «ножечек» удобно лежит в руке и хорошо отточен, Скальери смачно всосал в себя содержимое своего носа , после чего,несколько раз гортанно рыкнул и также смачно плюнул на блестящее лезвие оружия.

-Хотели биологическое оружие. Получайте.

Стафилококк хоть и мог вызвать гангрену, но все же был по большей части оружием возмездия, эдаким размахиванием кулака после драки.

-Так , что же еще сделать?

В рюкзаке лежал спирт , из которого при добавлении вязкого масла из любого робота, можно было сделать коктейль Молотова , но импульсивный Сорель сломал зажигалку, отчего идея отпадала. Мортис решил не переводить ценный продукт для создания оружия , применить которое он бы скорее всего не смог. Но идея с роботом осталась. Подойдя к безучастно стоящему в углу кибер- ассистенту модели GLOK-365, Скальери с силой ударил «искусственный интеллект» подвернувшимся так кстати металлическим табуретом, дабы разворотить первому одну из многочисленных конечностей. Модель была хрупкой и вскоре в руках у ученого оказался увесистый кусок метала , вполне пригодный на роль импровизированной дубины. Запихнув еще одно оружие уже за ремень штанов, Мортис решил на этом не останавливаться. Оторвав от конечности один из шлангов пневмопривода, астробиолого аккуратно перелил содержащееся там масло в стеклянный сосуд, после чего плотно закупорил его. Так повторил еще несколько раз, пока в рюкзаке не оказалось три таких бутыля, предназначение для которых Мортис представлял слабо. Да оно могло гореть при воздействии высокой температуры, но по большей части это было слабореализуемой затеей.

- Ну что ж, осталось подумать о защите.

В голову сразу же полезли идеи из прочитанных книжек о первых контактах человечества с инопланетянами и космическими лучами. Истории были из далекого прошлого и полны скептицизма.

- Как по мне то это полный бред . Хотя не могли же предки быть идиотами раз издали по этому поводу целую библиотеку книг и статей. Все же 20-й век был на дворе, первые полеты в космос и прочие научные открытия. К тому же милитаризма в нашей крови тогда было побольше, чем сейчас, а это что то да значит.

Решив все таки не отбрасывать идею , Мортис подошел к огромному инкубатору, откуда несколькими мощными рывками вырвал огромный кусок толстой фольги.

-Зашибись. Здесь как раз хватит на всех.

Удовлетворенный размерами находки астробиолог в ту же секунду уселся на пол, прямо возле инкубатора , где скрупулезно начал делать небольшие металлические шапочки под размер среднестатистической головы человека. Процесс шел бодро и в скорее в руках у ученого находилось девять головных уборов призванных защитить экипаж от внеземного вторжения в их разум. Десятая, самая красивая, гордо восседала на самом Мортисе, дабы показать пример остальным.

- А коту-то 3.14здец - негромко и как-то очень грустно, что совсем не вязалось с грубой формой, произнёс Заратустра.

Он хорошо знал о ставших уже старыми и многими забытыми исследованиях, показавших почему собак, котиков и прочих любимых питомцев, людям зачастую более жалко чем людей. Казалось бы парадоксальный факт объяснялся очень просто - в формировании психологической реакции, определяющую роль играет не вид страдающей жертвы, а ее возраст. И у большинства людей возникает аналогия животное - ребенок.

Заратустра усмехнулся и почти силой заставил себя повернуться к телу Эдмонда - сознание ловко пыталось увести его от действительности в дебри научных рассуждений - и посмотрел прямо в пустые, бессмысленные глаза.

- Тут мы ему вряд ли поможем. Надо чтобы его осмотрел врач. - Заратустра обращался к спутникам. - Давайте на всякий случай сделаем пару фотографий, - он растерянно огляделся - если конечно нам есть чем. И отнесём его в кают компанию. Вы не против, голубчики?

Они всё ещё писали статьи и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих; они всё ещё твердили, что нет ничего выше, чем служение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее. От этого никто из нас не стал ни бунтовщиком, ни дезертиром, ни трусом (они ведь так легко бросались этими словами): мы любили родину не меньше, чем они, и ни разу не дрогнули, идя в атаку; но теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось.

Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен»


***

Спасение было таким же внезапным, как и недавний нырок в преисподнюю. Хотя было ли спасение – «СПАСЕНИЕМ»? Мортиса словно силой вырвали из кошмара гиперра, что бы с размаху швырнуть в кошмар настоящего. Наполненный страхом мозг отказывался воспринимать картинку, во всем виделся какой то «сюр» .Наверное так же начинается дебют в шизофрении. Такого не бывает! А может, бывает? И ты вправду просто сошел с ума, и все это просто плод твоей больной фантазии. Или нет?! Еще мгновение назад мир был наполнен гармонией и был приторно прекрасен, и вот хлопок ,после чего вокруг Ад. И казалось не было кайфового существования с его бархатной туалетной бумагой , учтивой техникой и почти вечной жизнью. Вместо этого жизнь заменила смерть. Даже будучи врачом, и побывав не на одной катастрофе, Скальери ни когда не видел столько трупов и столько крови в одном месте. Скальери вообще не видел, что бы смерть приходила в таком извращенном обличии, как она была представлена в анабиозном отсеке. Это не было местом убийства , несчастного случая или охоты. Отсек представлял собой место бойни, или некой арены для игры неуравновешенного психопата. Зрелище было ужасным и молодого ученого в ту же секунду стало плохо. Хотелось заорать так же как и Лиза Стоун. Хотя блядь нет – хотелось ударить ее , что бы эта дура заткнулась и дала сосредоточится на происходящем. «Да заткнись же ты уже тварь!!!» Мысли бегали и не хотели укладываться в стройную цепочку логики. Сердце билось в бешеном ритме и Мортис чувствовало , как оно сейчас вырвется из груди. Стало очень жарко, пот покрыл лицо и все тело, промочив ученого казалось до самого исподнего. Жар прильнул к шее , после чего обволок область затылка. Астробиолог понимал, что его накрывала паническая атака, но ничего с собой поделать уже не мог – это было сильнее его.

Адреналин зашкаливал и требовал выхода. Из-за жуткого спазма ноги ученого подкосились ,и он непроизвольно упал на колени, попутно лакируя пол под собой остатками недавно съеденного синтетического пюре. В нос ударил кислый запах желчи, но в то же время внутри стало как то пусто и чисто. Мортис ощущал , что страх потихоньку уходит из его души, освобождая место трезвому расчету и спасительной логике. Начало приходить понимание случившемуся, а вместе с ним в мозгу заскрипели шарики и шестеренки, ища в закоулках подсознания пути решения проблемы и выстраивать дальнейшей алгоритм действия. «Черт Мортис, ты же врач, ты должен что то начать делать. Тебя учили этому. Ты блядь уже спасал людей. Давай подними свою задницу и начинай!» Спасением оказался волевой приказ Незнаменского, заставившего Скальери в туже секунду собраться . Заратустра взял бразды правления в свои руки , избавив тем самым Мортиса от принятия сложных на то время для него решений.

Тяжело поднявшись из лужи из остатков своего недавнего перекуса, Мортис на мгновение замешкался. Мир изменился! Ученый отчетливо это понимал, только не мог объяснить, так новы были эти ощущения, что для них еще не придумались слова. . Мортис неожиданно осознал, что чувствует корабль, понимает куда он должен лететь, но что означает это «куда» для него было еще не совсем понятно. Одно было ясно однозначно – эксперимент начался, и теперь нужно было идти дальше , скорее всего к новым знаниям, ну или по крайней мере к это верещащей дуре по имени Лиза Стоун, которую и вправду следовало заткнуть пока ее кто -нибудь с горяча не прибил.

Подойдя к ноущей девушке Мортис хотел было сунуть той кляп в рот, после чего начать оказывать хоть какую-нибудь подходящую медицинскую помощь. Но ,видя всю не перспективность своих предстоящих намерений , решил действовать радикально. У химички были явные признаки как минимум психологического шока, как максимум поплыли мозги от гиппера. Успокоительных не было, да и помочь они скорее всего уже не могли. Поэтому достав свой табельный излучатель, Мортис вывел на нем практически минимальную мощность, соразмерную с мощностью обычного полицейского шокера, после чего шлепнул девушку волной парализующего заряда, в надежде, что у той вырубиться сознание хотя бы на несколько минут, ну или она по крайней мере не сможет какое то время орать.

Увы, кошмар, пережитый Гейтсом, оказался лишь прелюдией к основному действу. Он не знал, где он есть, но кажется, он умер. Да, умер... и попал в ад. Ему не хотелось думать: за что именно. Раз очухался здесь - значит, было за что.

Сомнений в том, где он находится, не было. Уилсон никогда не представлял себе ад, как место, где находятся грешники, пытаемые чертями при помощи кипятка и раскалённого железа. Ад был у каждого свой. Кому-то полагалось одиночество, кому-то - вечное обжорство с невозможностью насытиться. А кто-то переживал какие-то страшные моменты раз за разом. Брызги крови на тех участках стены и потолка, которые были видны программисту из его убежища, тоже настраивали на нужный лад. И этот пронзительный вой...

Пожалуй, он в какой-то мере даже притягивал к себе внимание. Как будто мысли были равниной, а вой был ямой посреди неё, и всё мысли неумолимо стекали туда. Ты мог барахтаться, силясь вырваться, иногда делал усилия, продвигающие тебя вперёд, но затем, выдохнувшись, скатывался назад.

"С другой стороны: может, это и не ад... Может, это Они насылают иллюзии, пытаясь сбить тебя с толку? Но зачем им это?" - урывками проносилось в голове мужчины в промежутках между головной болью от очередных перепадов в тональности воющих грешников, - "Напуганное мясо вкуснее? И какая, в конце концов, разница, если мучить будут что эти, что те?" Отчаянье захватило Уилсона.

Из задумчивости его вывело резкое бряцанье манипулятора дроида об пол каюты. Учёный вздрогнул: кажется, им заинтересовались... В проёме шкафа появилось знакомое лицо. Гейтс явно знал этого человека, но никак не мог вспомнить, кто это. Был ли это человек? После пережитых ужасов странно и даже немного страшно было видеть кого-то, кто выглядит, как человек. Они пытаются усыпить его бдительность, чтобы страх получился более насыщенным на контрасте? Уилсон не знал.

Тем временем, незнакомый мужчина присел перед ним, словно бы готовясь к прыжку на добычу и тихим вкрадчивым голосом, словно удав перед мартышками, заговорил с программистом о смерти. Ужас... паралич... конец... Сознание акцентировалось на случайных, казалось бы, словах, между которыми легко выстраивались понятные ассоциативные линии. А "доктор" всё вещал и вещал, развивая свою мысль, не давая человеку опомниться. Пока кое-что не вывело Гейтса из этого состояния.

"Я... в лодке... подводной... один... посреди хаоса..." - по мере того, как он это произносил, голос его становился всё тише, а на лице всё отчётливей проявлялась гримаса, свойственная человеку, который вот вот разрыдается. Что, собственно, и произошло в следующие мгновения.

"Прочь от меня!" - яростно крикнул молодой человек и швырнул в Заратустру первым попавшимся нарядом, случайно ободрав руку об выступ шкафчика, но совершенно не заметив этого. А затем попытался закрыть дверь, но, закрыв, тут же открыл. Замкнутое пространство его пугало явно не меньше, чем то, что находилось снаружи, и он заплакал от обречённости, закрыв глаза ладонями.

Получатели: Бони `булочка` Баттон, Эдмонд Сорель.

Следы разгрома учиненного демонической тварью виднелись всюду. Адские силы сумели прорваться сквозь ткань реальности. Очень дурное предзнаменование. Лицо Сореля было мрачнее тучи. Последствия страшного бедствия только предстояло выяснить. Вой некой несчастной души лишь подтверждал худшие опасения. Смерть царила на корабле.

Поведение Кэйт послужило ещё одним основанием считать, что бесы канули в бездну. Оставив после себя горе и разрушение. Кинув мутный взгляд на присутствующих, Эдмонд попытался отринуть тягостные эмоции и включить голову. Первым делом мужчина аккуратно положил обмякшую девушку на пол. Проверил реакцию на внешние раздражители, позвал её по имени, безнадёжно покачал головой. Помутнение рассудка. Навигатор не знал придёт ли она в себя.

С грустью посмотрел на тело Виктора. Плохая смерть, никто не должен знать.
- Ни слова о истинных причинах смерти Виктора. Защищал остальных навигаторов от демонов гипера. Погиб героем. Именно это скажем Кимберли, - наставительно произнёс Эдмонд, надеясь, что остальные его поймут.

Поднялся на ноги и вскользь оценил рану Бони. Пустяковая царапина. Вряд ли такая бой-баба, как Булочка вообще её заметит. Обнадеживающе хлопнул свою напарницу по плечу.
- Хорошо сработано, - Эдмонд посчитал нужным лаконично подтвердить наглядные успехи командной работы. Затем повернулся к Кэйт. Глаза его сузились:
- Вероятно, от кого-то бежала. Или чего-то. Гипер извращает сознание. В целом, уже не так важно. Судя по всему, ты пришли в себя, - огласил очевидное навигатор. Вопрос «Что здесь происходит?» заставил Сореля напрячься. Пальцы мужчины сами собой сжались в кулаки, в глазах появилась сталь, - Зверская диверсия. Среди нас оказался предатель, - короткий взгляд в сторону Марты, - И я даже догадываюсь кто им может быть…

Целенаправленно прошествовав к раненной девушке, Эдмонд опустился перед ней на одно колено. Снял с пояса медпак, готовый оказать Марте первую помощь. Сочуственно поглядывая на свою напарницу, мужчина с горечью вопросил:
- Это же был Энрике, не так ли? Кто ещё… - мужчина сжал зубы от злости, - Вшивый пёс… Нужно его найти, пока он не натворил ещё дел, - навигатор поднял голову и вопросительно посмотрел на женщин с трудом сдерживая эмоции, - Разберётесь здесь, что к чему, пока я ищу этого ублюдка?

Кейт стояла с ошарашенным видом, оглядываясь вокруг выпученными глазами. Потом осмотрела себя, вроде жива.

— Что происходит! Как я тут оказалась?

Девушка рукой указала на точку где стояла, чтобы ее увидели, и еще раз обратилась ко всем:

— Кто нибудь видел, как я тут оказалась? Я сама сюда пришла? И кто-нибудь, скажите, что здесь произошло? Что с кораблем?

Только сейчас Кейт поняла, что слышит чей-то вой. И звучал он страшно. Как раз оттуда, где она должна была проснуться. Все пошло не так, как нужно, девушка это понимала. Она старалась собраться с мыслями, но все будто было не взаправду. И еще это чувство, странно тянущее чувство, такое же, как описывали навигаторы. Такое возможно?

Рубка


Получатели: Бони `булочка` Баттон, Эдмонд Сорель.


Получатели: Кэйт Уотерстон.

Разгром в рубке царил такой, словно тут пробежало стадо бизонов. Кусок приборной панели просто отсуствовал, разбитые и разломанные приборы валялись на полу. Виктор тоже... валялся. На виске навигатора было совсем немного крови, чуть-чуть. Гретта Сергеевна наклонилась к нему, подняла взгляд на остальных и молча покачала головой. Очень нелепо: пройти столько опасностей и умереть, неудачно ударившись об угол стола.

В другом углу Эдмонд Сорель сжимал в захвате Кимберли Пренстон. Девушка что-то невнятно бормотала, её все трясло, ноги подкосились. Рядом с ними стояла Бони со шприцом в руках. На лбу навигаторши красовалась свежая царапина.

Кейт же была на удивление спокойной, паника из глаз исчезла. Только очень озадаченной: детектив не понимала, что это все значит и откуда она здесь.

И вой. Заунывный вой. Он никуда не делся, идя со стороны анабиозных камер. Что там, рассмотреть было сложно, а вот в коридоре совсем рядом с распахнутой дверью в рубку на спине лежала Марта. Женщина, кажется, была жива, по крайней мере она пыталась двигаться, но у нее это почему-то плохо получалось.

В такой жуткой ситуации люди даже не сразу поняли, что именно еще неправильно. Приборы. Не работали ни приборы в рубке, ни комы, не было никакой связи, мед. дроид в углу, который должен был бы первым делом кинуться к раненым, застыл бесполезной грудой железа. И направление. Навигаторы чувствовали, куда должен лететь корабль. Словно они все еще были в гипере. Но материя отказывалась меняться, как это всегда было в гипере. Не клубилась тьма, не возникали ниоткуда монстры и рыцарские доспехи, не ощущалось больше чужое сумасшествие, да и присутствия друг друга навигаторы не ощущали. Эдмонд вновь оказался облачен в экзоскелет. Словно они все же вышли. Это двойственность была странной. Неестественной.

Кейт вдруг тоже почувствовала направление, в котором они должны лететь. Она не знала откуда, но четко понимала, куда необходимо направить корабль.

И часы. Механические часы просто остановились. А электронные бесконечно мигали, застряв на одной единственной секунде.

— Мы не вышли, — Гретта Сергеевна озвучила очевидное.

Заратустра появился в отсеке с анабиозными камерами одним из первых, так как откровенно маялся без дела, в последние часы перед стартом. Он прислонился к камере но ложиться в неё не спешил, а наблюдал за спутниками появляющимися в отсеке.

Вот осматривавший его недавно доктор Соейр, деловито прошедшийся по всем камерам убеждаясь что они работают, с чувствовм выполненого долга улёгся в свою камеру. Никогда не выходящий из моды у "научников" портфель, лёг ему на грудь. Так словно доктор отгораживался от неопределённости гиперпространства неотъемлемой частью реальности.

Как всегда растрёпанным, в отсек почти вбежал Максим, поправляя сменивший привычный ему комбинезон свитер. Несмотря на то что в отсеке стояла всё та же идеальная температура, что и на остальных палубах, инжинер зябко поёживался глядя на капсулу из которой он, как в принципе и любой из них, вполне мог уже не выбраться.
В противоположность ему Борис Степанович появился в отсеке, неторопливо и как-то даже вальяжно. Поблескивая старомодными очками, астрофизик забрался в капсулу. На его слегка отстранённом лице пробегали лёгкие тени волнения и тревоги.

Высокий и весь какой-то большой Мортис, вошёл в отсек со старым рюкзаком через плечо. Так будто собирался в поход в горы или на речку. Биолог не выбивался из своего образа недалёкого мужика работяги. Отточенные, привычные, его действия свидетельствовали что путешествия в капсуле ему не в первой. И даже уже наскучили.

В отсеке также, маленьким, ну или не таким уж и маленьким вихрем появилась Бони. Навигатор, казалось успевала оказаться везде и всегда. Её неуёмная энергия окружала женщину сферой управляемого хаоса, которая влияла на всех её окружающих. Заратустра уже видел как она буквально снежной лавиной поглотила Лайонела, и выкинула на обочину корабля помятым и немного ошалевшим. Так и сейчас она пронеслась, меняя, пусть понемногу, всех вокруг себя и снова исчезла, готовиться к прыжку.

Полностью полярный, живой и наполненной бурлящей энергией Бони, другой навигатор Эдмонд Сорель в отсеке с капсулами не появлялся. Но Заратустра вполне мог себе представить как этот собранный, спокойный и уверенный в себе человек, сейчас готовится к полёту. Было в нём что-то от солдата. Или даже скорее воина. Спокойно и сосредоточенно готовящегося к очередной битве.

Поправляя очки (да это просто тренд какой-то – в наше то время столько очкариков, включая меня самого – усмехнулся про себя Заратустра Ионович), в отсеке появился худой Уилсон Гейтс. Учёный шёл как обычно погружённый в свои мысли и слегка шевелил губами, явно ведя какой-то разговор с самим собой. Даже уже улёгшись в капсулу он что-то ещё проговаривал.

Миниатюрной Кейт (ещё одна обладательница очков) и её тёзки по профессии Джеймса, Заратустра в отсеке не дождался, потому что сигнал на мониторе недвусмысленно намекал что пора устраиваться баиньки.

Ещё раз окинув взглядом отсек, Заратустра усмехнулся и забрался в капсулу. Устраиваясь поудобнее он подумал («последняя мысль»?) ведь именно теперь всё и начинается.



Получатели: Заратустра Ионович Незнаменский.

- А вот и наша львица, - Дэниэль встал со стула и широко улыбнулся женщине, к которой спокойно относиться ну никак нельзя было. При каждой встрече она умудрялась поднять настроение Сойера и, не смотря на полноту, была весьма привлекательной женщиной.
- Счастье моё, ну как можно питаться такой гадостью? - попытался отчитать её врач, придав серьёзное выражение своему лицу, но подлая лыба никак не хотела уступать своих позиций в присутствии булочки, - Ведь можно быстро синтезировать любое вкусное и полезное блюдо. Эта твоя привычка тебя убьёт уже к восьмидесяти, несмотря на все наши достижения в медицине.Ну да ладно, не из-за холестерина же я тебя вызывал, но его тоже проверим. Обычное обследование перед прыжком, - сказал он и жестом предложил Бони сесть на кушетку, после чего запустил процесс сканирования, - А халтурку мне Эдмонд подкинул. Предложил всем выдать адреналин и транквилизатор, на всякий пожарный. Вот и клепаю понемногу, - пожал он плечами, немного наклонив голову, - Как ты себя чувствуешь, ничего не беспокоит? - больше для проформы спросил Дэниэль, выглядела Баттон живее живых, да и приборы подтверждали что она в норме. Ну-у-у, в своей норме.

Достижения науки будущего творили сущие чудеса. Раны любой величины и тяжести затягивались буквально на глазах, не оставляя после себя даже рубцовой ткани. Эдмонд не видел на улицах Земли инвалидов и калек. Победа современной медицины. Нужда в вере и Божьих чудесах угасала с движением прогресса. В далёком прошлом ничего подобного не было. Сорель совершенно чётко помнил, как во время штурма Никеи копьё пробило его кольчугу и раскурочило весь бок. На выматывающем солнцепёке павшего воина отволокли к остальным раненым. Рыцарь метался в бреду, зажимая куском тряпки рваную рану, пока лекарь готовил инструменты для прижигания. В такие моменты только разговор с Богом даёт призрачную надежду на избавление.

Недвижимо восседая на одном месте, Эдмонд ждал пока САМБА закончит свою работу. Искусственный интеллект вызывал в нём смешанные чувства. Неживые бездушные создания, чей интеллект сопоставим с людским. Но всё же лишь простые инструменты без чувств и эмоций. Машины после смерти не попадают в Рай.

- Дроидам нечего делать во время ритуала самобичевания, - улыбнулся одними губами навигатор, - А вот вы доктор, заходите как-нибудь. Боль закаляет тело и усмиряет плоть. Для новичков у меня как раз имеется бич полегче… - кажется Эдмонд говорил вполне серьёзно. Хотя лёгкая улыбка с губ его не сходила.

Без всяких видимых на то неудобств перетерпев сеанс наращивания нового слоя кожи, Сорель крутанул шеей, хрустнул костяшками и спрыгнул с кушетки. Самочувствие улучшилось. Повернувшись к доктору Сойеру, навигатор с благодарностью ему кивнул и задумчиво начал вышагивать по кабинету.
- Я в полном порядке, доктор. Долго готовился к этому путешествию и тщательно следил за всеми своими показателями. Меня больше волнует совсем иное, - Эдмонд серьёзно посмотрел на врача, - На корабле нет ни единого солдата. Одни исследователи и учёные. Хорошее настроение и высокий моральный дух – это похвально. Однако, в гипере электроника нам совсем не поможет… а стало быть в случае непредвиденных обстоятельств придётся надеяться лишь на самих себя.

Сорель замолчал на время, подбирая нужные слова.
- Я читал отчёты о прошлых… экспедициях. Если их так можно назвать, - навигатор помрачнел, - Ни едного выжившего. Люди разрывали друг друга на части. Я не знаю, чем это вызвано, но хотел бы быть уверен, что экипаж готов к… любому повороту событий. Если вы хотите доктор, я мог бы обучить вас парочке приёмов из своего… насыщенного прошлого. И любого другого, кто изъявит на то желание.

Мортис неспешно шел по своему любимому маршруту – от лаборатории до камбуза, дабы набить там свое урчащее брюхо. В ушах играла заводная мелодия Livery Stable Blues из далекой Америки времен сухого закона и Великой депрессии. В так музыки Скальери время от времени смешно подергивал тазом и сопровождал сие действие не менее забавными движениями рук с вытянутыми на них указательными пальцами. Так пританцовывая астробиолог неспешно и продвигался вперед, пока его нирвану не разорвал мерзкий голос ИИ с сообщением о пропаже котенка, которого кто то зачем то затащил на борт. Видимо это был сам Мортис, но он этого не помнил, и значит, скорее всего это был не он. Хотя идея и была хороша по своей задумке - как биолог Скальери ее вполне поддерживал. Но все же подопытных нужно держать взаперти, а не ловить по всему кораблю с его километровыми коридорами . Вскоре мысль ученого переключилась в другое русло, ибо кот был пойман , а значит в дальнейшем будет вновь доставлен обратно в свою «тюрьму».
До расчетной точки отбытия было еще время, и ученый решил его провести с толком, а именно заказать себе у ИИ какой -нибудь синтетической херни со вкусом жаренной картошки фри, печенных крылышек в чесночном соусе и черничный джем на десерт. Все конечно раздельно и естественно на конец должно быть безалкогольное пойло со вкусом ирландского эля… ну или на крайняк пива . Данный нюанс впринцыпе еще было время обдумать, до конечной точки назначения еще оставалось несколько поворотов, лифт и длинный коридор .
Настроение было приподнятым, и было от чего. Долгие дни ожидания подходили к концу, и уже вот-вот должно было начаться то, ради чего собралась вся эта банда, членом которой был и он сам. Суетными делами заниматься не хотелось - в лаборатории все по сто раз давным- давно проверено и перепроверено. От скуки Скальери даже набросал план, чего будет делать, но в скором времени удалил его из-за идиотизма оного.

Было классно. В крови плескался коктейль из серотонина и эндорфина. За последние годы Мортис впервые чувствовал себя по-настоящему счастливым. И это только начало пути. Что же будет дальше, когда начнутся исследования? Ох , как бы не сойти с ума от переизбытка счастья или и того хуже – не протянуть ноги. Но как говориться «Наука требует жертв» и Мортс Скальери был готов с радостью принести ее, благо жертва была для него далекой и пока что чрезвычайно иллюзорной.

Научно-исследовательское судно «Чертополох» вынырнуло из гиперпространства вблизи безымянной звёздной системы с многозначным номером, которую намеревалось хорошенько научно исследовать. По крайней мере так наперебой утверждали документы. К сожалению, они ничего не поясняли по поводу того, зачем экспедиции понадобилось тащить с собой солидную кучу всевозможного хлама, гордо именуемую «исследовательской аппаратурой класса Б». Тут даже секстант (!) был. Что уж говорить обо всяких вольтметрах с амперметрами и прочими хромотографами. Видимо, земляне прилетели в такую даль, чтобы открыть исторический музей развития науки.

А путь и впрямь оказался неблизкий. Четыре прыжка по сложным трассам, после каждого из которых экипаж флагмана отходил неделю. Это вам не почту по соседним созвездиям развозить: прыгай — не хочу три раза на день. Пока команда навигаторов с «Чертополоха-1» апатично валялась на койках и пыталась придти в себя, разглядывая потолок, их, конечно, могли подменять коллеги из второго отсека, но вместо этого судно плелось на пространственных, как пресловутая черепаха, которую никак не получалось догнать у бедняги Ахиллеса.

Большая часть пассажиров: тех самых астрофизиков, ксенобиологов и прочих геопсихологов, т. е. специалистов, способных просеять сквозь решето всю пыль в звёздном скоплении, разобрать на камушки планеты, обнаружив там нефть, воду, разумную жизнь и канцелярские скрепки, измерить у местного солнца температуру тела и натворить гору других жутких дел, понятия не имела, чем обусловлено такое странное решение руководителя экспедиции. Меньшая — знала, но помалкивала в тряпочку, развлекаясь пока суть да дело с теми самыми антикварными секстантами, осцилографами и абаками.

Но даже несмотря на лютые тормоза после каждого гиперперехода, не прошел и месяц от старта «Чертополоха» с Лунной базы, как жители и гости многозначнопронумерованной звёздной системы, если таковые имелись в наличие, могли наблюдать чудное зрелище: выныривающие из гиперпространства четыре огромных шара, соединённых между собой. Больше всего это напоминало не чертополох, а четыре слипшихся намертво друг с другом репья, но название «Репейник» земляне сочли неблагозвучным, к тому же создатели сей дивной конструкции были шотландцами. Каждый «репей» представлял собой вполне жизнеспособный звездолёт, оснащённый собственным гипердвижком и способный самостоятельно передвигаться в космическом пространстве, а состыкуясь вместе, они представляли собой мощное судно, где роль тяглового мог брать на себя любой отсек.

Навигационные команды сосредоточились в первом и втором, третий и четвёртый считались резервными, их предполагалось использовать непосредственно для исследования системы. Навигаторы «Чертополоха-1» тянули на себе этот паровоз (а в гипере судно превращалось натурально в паровоз, почему — надо спрашивать у этих замечательных специалистов), их товарищи же, как сказано выше, всю дорогу отдыхали и бездельничали. Берегли силы. Работы у них и так предполагалась прорва по прибытии на место.

Всё дело в том, что вынырнув из последнего прыжка и разлепившись на отсеки, «Чертополох» разделился, как рекомендовал делать, если верить легендам Звездного Флота, полузабытый устав древних астронавтов в любой мало-мальски непонятной ситуации. Чего-то более непонятного, чем гиперпространство, земляне не знали, поэтому «Чертополох-1», «Чертоплох-3» и «Чертополох-4» честно приготовились выполнять заявленную в документах исследовательскую работу, а их друзья и коллеги с набитого арифмометрами и отоларингоскопами «Чертополоха-2», пожелав остальным удачи в этом нелегком труде, полетели прочь по своим делам. Им предстояла секретная миссия по изучению гиперпространства. Не больше, но и не меньше.

Вот о ней-то у нас и пойдёт дальше речь.

****

— Сдурела совсем? — Ким из-за плеча подруги глядела на строчки, что та выводила на голографическом экране. — Суперблогер, вы гляньте на неё! К ёжикам конспирация, ага?

— Да теперь-то чего, теперь уже можно, — легкомысленно махнула рукой Лиза. — Земля далеко. Скука же. Как тебе?

Теперь и впрямь было можно. Они всё-таки сделали это. После стольких лет подготовки, после предполётной нервотрёпки, после месяца полёта «Чертополох-2» был почти у цели. Сохранили в тайне, перехитрили, добились. Несколько часов — и начнётся первый эксперимент.

Сложность изучения гиперпространства состояла в том, что вся электроника, обладающая мало-мальским намёком на развитый интеллект (то есть вся современная), там отказывала. Работало лишь что-то простенькое, пришедшее из средних веков, вроде мобильных телефонов или вовсе каких-то механических штук.

Второй проблемой было отсутствие кадров. Все навигаторы занимались перевозками, не готовили из них учёных. А после того случая пять лет назад, когда пилот внезапно слетел с катушек, угробив и себя, и звездолёт, а заодно планету, с которой стартовал, и вовсе закрутили гайки, жёстко следя, чем те занимаются в свободное время. Да и не было у навигаторов считай этого свободного времени совсем.

Вот и получалось, что современным ученым и современным аппаратам в гиперпространство путь был заказан, а из навигаторов исследователей сделать непросто.

И всё же они справились с этой задачей. Рубка корабля имела сейчас весьма экзотический вид. На ней закрепили дополнительные панели с допотопными устройствами. Навигаторам предстояло хорошенько запомнить, как всё это выглядит, чтобы воссоздать в гипере. А уж потом, после прыжка, придет черед учёных, которые будут конвертировать полученные данные, делая их удобоваримыми для анализа современной аппаратурой.

Вопрос был лишь в том, насколько корректно опираться на показания приборов, полученные мысленно. В гиперпространстве ведь люди будут иметь дело не с самими аппаратами, а с их копиями, воссозданными мозгом. Впрочем, надежду давало то, что если проходящие Лабиринт соискатели пытались звонить по мобильному телефону или делали что-нибудь подобное, это не оставалось лишь плодом воображения. После выхода звонки действительно фиксировались. Звонки в никуда. Разумеется, если у них и впрямь был с собой телефон. Вот выдуманные в гипере предметы никакого следа в реальности не оставляли.

Ким ещё раз взглянула на писанину, придумывая, как бы выразиться помягче, чтобы не обидеть. И решила, что лучше совсем уж промолчать:

— Нету у нас никаких ларингоскопов, — только и заметила она. — Это вообще что-то медицинское, кажется...

— Это гипербола, — пояснила Лиза.

Ким было открыла рот, чтобы сказать всё-таки, что думает о подобных упражнениях, как включился общий корабельный сигнал тревоги.

— Внимание! Внимание! — бесстрастный голос ИИ проникал во все помещения «Чертополоха», — Чрезвычайное происшествие. Всем срочно собраться в кают-компании.

Больше полусотни человек: экипаж и научный персонал дружно повалили в кают-компанию, на ходу гадая, что случилось. Версии варьировались от «в нас влетел метеорит» до «Земля узнала про эксперимент, и всё накрылось», но действительность оказалась анекдотичной.

— Барсик сбежал, — объявил взмыленный руководитель экспедиции Лайонел Смит. Перед началом эксперимента у него минутки свободной не было: все проверял и перепроверял, а тут ещё это. Барсик был корабельным котом. После последнего прыжка его ненадолго выпустили из анабиоза — размяться. Потом нескоро придётся. Заперли в пустой оранжерее, откуда он и сбежал, сумев как-то преодолеть систему защиты. Впрочем, происшествие казалось смешным и безобидным исключительно на первый взгляд. А на второй ставило всё под угрозу срыва. Попробуйте изловить в огромном звездолёте котёнка. А уже меньше, чем через шесть часов, судно прыгает в гипер, и никто, кроме навигаторов, бодствовать на нём в это время не должен. А значит, не найдется Барсик — придётся откладывать эксперимент, переделывая все расчеты и выбиваясь из графика.

— Беда пришла, откуда не ждали. Разбиваемся на группы и срочно ищем кота, — устало скомандовал Смит.

На Землю Маркус возвращался с тяжелой ношей на душе. Спасение людей, наверное, стало единственной причиной почему его сразу после прибытия не отправили на Планету-Колонию. Всё-таки показания выживших колонистов подтвердили историю детектива. А также долгие часы отснятых материалов. Шутка ли, уничтожение планеты, свихнувшийся навигатор, которого перед первым полётом проверила уйма психологов. А тут пару дней на воле и полнейший срыв крыши. Подозрения сами собой пали на незнакомого человека в окружении. У которого при себе оказался полный набор алкоголя и наркоты на любой вкус. Да и если говорить без обидняков, именно Гайгер и заварил всю кашу. Именно он отослал секретное сообщение на ком Серёгина. Посчитал, что навигатор проникнется интересом, проявит любопытство к исследованию гипера. Получит новую цель в жизни. В результате всё окончилось чуть ли не крупнейшей катастрофой в истории освоения космоса. И не стоило умалять вины Маркуса. Благими намерениями выложена дорога в ад.

С Изабеллой у детектива также ничего не сложилось. Он честно пытался достучаться до девушки, но она замкнулась в своей скорлупе и упорно отгоняла мужчину прочь. А Гайгер на тот момент и сам был слишком подавлен, чтобы продолжать бесплодные попытки. А потом случился продолжительный откат – несколько дней лежания практически в полном беспамятстве… В итоге их дорожки разошлись. Больше Маркус курсантку не видел. Да и не был до конца уверен, что она хочет его видеть…

Детективную практику Гайгер на время оставил. Честно говоря, и не ломился его ком от предложений. Что неудивительно. Новости по всем каналам разносятся быстро. Репутация Маркуса была уничтожена. Да и он сам хотел отойти от дела. Слишком устал и чувствовал, что больше не справляется. Не может доверять самому себе. Какие тут расследования…

И, тем не менее, детектив не окончил свою историю в стиле старых нюарных фильмов с револьвером в одной руке и стаканом с виски в другом. Исполнил данное самому себе обещание и уехал в продолжительный отпуск с Рэйвен. Захватил даже Игоря. Привязался он к этому пушистому созданию. Выживший с той самой Марии Целесты. Чего вы хотите? Как кроличья лапка, приносящая удачу. Только этих лапок было аж целых четыре.

И нежась на шезлонге в полуденный час с надвинутой на глаза шляпой и в своих незаменимых чёрных очках, при этой не забывая потягивать тропический коктейль, Маркус постепенно приходил в себя. Кто знает, может когда-нибудь бывший детектив вернёт своё чувство уверенности и хватку. Вновь откроет детективное агентство. Начнёт с самого нуля. Как это уже бывало. Люди в будущем жили долго, а Гайгер был не из тех, кто любил подолгу предаваться унынию…

Маркус и Изабелла приходили в себя, колонисты тоже. Не каждый день на твоих глазах погибает планета. Немудрено, что кое о чём все забыли. О Бюро Погоды и её роли в случившимся. О звездолёте, который почему-то не прилетел, как ему положено, об отправленном сообщении, которое чудесным образом не было получено. Нет, Якоб помнил об этом, но ему, знающему систему изнутри, было ясно — доказывать что-то бесполезно. А, возможно, даже опасно. Маркусу же и Изабелле сделалось не до того. Поэтому разговор с Диком так и не состоялся, а тот больше не настаивал. Про себя он уже решил: прилетит на Землю — выйдет на пенсию. И заберется куда-нибудь отсюда подальше.

Связи у колонистов не было, но ее отсутствие должно было насторожить. Так и случилось. Примерно еще через сутки прилетел звездолет. Действие стимулятора Маркуса к тому времени как раз кончилось и он отсыпался весь полет, впрочем предварительно уничтожив торт. Детектив решил никому ничего не рассказывать.

На Лунной базе их встречало много народу. Симон в том числе. Но спрашивать ничего не стал. И так было понятно. Впереди было разбирательство и новая жизнь для всех. Ничего особенно приятного. Но главную цель — спасение людей они выполнили. Игоря Маркус и Рэйвен забрали с собой. Это было сделать не просто, но видимо, кто-то в БП был заинтересован в том, чтобы проштрафившийся детектив не имел слишком большой зуб на организацию, поэтому лицензию им выдали.

Беллу вопреки опасениям особо не терзали. Надия только посмотрела на характеристики и отправила отдыхать. Что же, теперь у нее было время обо всем подумать еще раз и решить, чем заняться.

Нет, не удалось у Маркуса сохранить хладнокровие и профессионализм. В трубу вылетели все его попытки хоть как-то совладать с ситуацией. Да и вообще все надежды, что эта история может закончиться хорошо. Вот он, ещё даже не осознающий последствия грядущего, морщиться после ответа Клода, не в силах понять почему сообразительный образованный парень продолжает себя вести, как конченный отморозок из дальних колоний. Следующая сцена: детектив смотрит в окно, наблюдая за уходящей Беллой. Немного тревожиться за неё. Всё-таки решение отправить девицу в одиночку усмирять потенциального психопата не кажется ему такой уж удачной. И, тем не менее, доверяет её решению. Если кто-то и может привести в чувство спятившего навигатора, то только его напарник. Посторонние лишь обострят ситуацию.

Карточный домик начал рушиться уже после того, как Маркус вдали увидел поднимающийся ввысь корабль. Вот тут он уже окончательно потерял всякий интерес к Клоду и его заморочкам. Вскочив на ноги, детектив процедил сквозь зубы, явно обращаясь не к своему собеседнику:
- Ополоумевший осёл. Что же ты, блять, творишь-то?!

Но и это оказались лишь цветочки. Когда закрылись все ставни, а база перешла в режим бункера Маркус полностью осознал, что всё окончательно накрылось медным тазом. Природа катастрофы до поры до времени оставалась для детектива неизвестной. Всё-таки навигатором он не был и всех тонкостей знать не мог. Но само понимание, что случилось нечто ужасное впилось ему в голову длинным ржавым гвоздём. И в самом эпицентре того самого ужасного оказалась Белла. Страх сдавил глотку Маркуса. Не сказав колонисту ни слова, мужчина выбежал из комнаты и помчался в сторону склада. За костюмом высокой защиты. Даже если Серёгин всю ночь мастерил бомбу из реактора корабля, то скафандр должен был уберечь Беллу от повреждений. Теоретически.

Но к тому, что случилось на самом деле Гайгер оказался совершенно не готов. Входная дверь бесшумно отъехала в сторону, демонстрируя шокированному детективу пейзажи, больше подходящие пустыне Айдахо, чем нереализованной планете-курорту. Обезумевший сукин сын уничтожил всю жизнь в этом мире. Ну или весьма солидную её часть. Точно утверждать было нельзя без дополнительной разведки, но и видимого хватало с лихвой для первичных прогнозов. Дрожь вдарила по детективу, у него начали подкашиваться ноги. Как действовать в такой ситуации он не знал. Да и что говорить тоже. Что всё будет хорошо? Извиниться за то, что его коллега оказался сумасшедшим смертником, превратившим всю планету в выжженную пустыню? О таком не пишут в учебниках и инструкциях.

Белла… после увиденного детектив потерял надежду. Да и кто бы не потерял? Но в процессе осмотра кошмарных пейзажей глаз Маркуса зацепился за лежащую посреди пустоты фигурку. Лишь чудо могло спасти девушку, но и этого было достаточно. Вырвавшись из бесполезной прострации, мужчина встряхнулся и бросился к Изабелле.

Курсантка встретила его абсолютно безжизненным взглядом. Казалось, она и не здесь вовсе, а где-то совсем в другом месте. Но тело её, отнюдь, отказывалось сдаваться. Невооруженным глазом были заметны признаки дыхания. Не веря своей необыкновенной удаче, Маркус провёл ладонью по шлему Белла бормоча при этом какую-то бессмысленную чушь.
- Эй… эй… Белла… Белла! Ты слышишь меня? Это Марк. Всё закончилось. Ты… ты молодец. Ты справилась. Сейчас я тебя отнесу в мед. отсек. Отдохнёшь, поспишь и всё будет хорошо. Обязательно! Главное не уходи… в себя. Оставайся здесь… со мной, - мужчина закусил губы, сдерживая эмоции. Начиная от желания разрыдаться и заканчивая желанием начать палить в воздух. Вслед улетевшему кораблю, - Белла?.. Ты меня слышишь?

Подняв обессиленную девушку на руку, Маркус попытался переключиться на нечто другое. На хоть что-то другое… Неподалёку сходили с ума колонисты. Детектив связался с андроидом.
- Рэйвен, сгони всех людей в общий зал. Если будут сопротивляться - тащи волоком. Обыщи их на наличие острых предметов. Начиная от ножей, заканчивая ручками. Прикажи Инессе дать каждом лошадиную дозу успокоительного. С меня хватит на сегодня ебанутых самоубийц и психов, - в сердцах зарычал Маркус.

Замолкнув, мужчина целенаправленно направился со своей драгоценной ношей обратно на базу. Нужно было уложить Беллу в постель, попутно высвободив из скафандра и выслушав диагноз мед. бота. А там уже подумать над своими дальнейшими действиями…

— Значит так, — с гаденькой ухмылочкой начал Клод. — Проснулся я и чувствую, ссать хочу. Так жжёт, прямо распирает. Едва добежал. В подробностях, значит...

На Маркусу и Беллу вывалился целый воз подробностей о справлении Клодом естественных потребностей и других не менее животрепещущих вещах. Действовала ли так сыворотка или парень был тайным экгбисционистом? А может и то, и другое, но кажется, ему все это доставляло удовольствие. Заняло оно довольно много времени. В какой-то момент Маркус и Белла в окно увидели Юрия, выходящего из базы и идущего по направлению к звездолету. Они даже не знали, что навигатор, который еще вчера отправился на «Цаплю», приходил сюда.

Наконец, Клод подошел к тому, что собственно и было сутью допроса.

— ...а потом я подсыпал яд в тесто этой идиотки Базиль. Хотел, чтобы старый придурок Дик как следует побегал по стенке. Ну и пошел, наврал ей, что всем нужно сделать прививки. А то и правда сдохли бы. Но вы ничего и никогда не докажете. Диктофончик, небось, включили? Думаете, я не догадываюсь, чего мне так болтать потянуло ни с того, ни с сего? Показания, данные под воздействием любых психотропных веществ, недействительны, это я вам как юрист скажу. Вот сейчас пойду к Базиль, сделаю анализ крови, и вы сядете в жопу с вашими методами.

Гора рыбы перекочевала в столовую. Там было попросторнее, чем в лаборатории. Корелли — неплохой оператор, но совершенно никудышный механик, разрезала несколько несчастных форелин на части и чуть не отрубила себе палец, прежде чем ИИ прекратила это безобразие. Было очевидно, что стандартные программы тут не подойдут. Настройка, перенастройка и тонкая настройка. Ничего не помогало. Нет, каких-то успехов они добились и после еще нескольких испорченных рыбин, следующая партия уже вполне стала пригодна для жарки, но почищена далеко не так филигранно, как требовал Маркус. Совсем другая программа тут была нужна, алгоритм, который не использовался в шахтерских дронах.

— Массаж! — осенило ИИ.
— Что? — лицо у Коры вытянулось, кажется еще чуть-чуть и у девушки начнется паника, как там в лесу.
— Мои массажные иголочки, вот какая программа нам нужна. Небольшой импульс тока, плюс... — Рэйвен бормотала вслух, перенастраивая машину.

А потом они принялись делать рыбе массаж...

Когда Рэйвен и Кора гордо внесли в лабораторию корзину с идеально очищенной рыбой, Белла уже успела отправить свое сообщение и подкрепиться, а Маркус исследовать плавающие в аквариуме экземпляры. Это была обычная форель. Чистая, не зараженная никаким вирусом. Да и откуда он мог попасть. Птицы форель не клевали, та в свою очередь не лезла на деревья за лиммешем. Маркус решил поправить эту ошибку природы, заразив несчастную форель сразу третьей формой вируса. И ничего не произошло. Рыба не задергалась, как ненормальная, и не принялась обрастать летонитом. Пока детектив ждал результаты, он проверил, откуда же начинает распространяться вирус у кроликов. Тот разносился по кровеносной системе собственно равномерно, не имея предпочтений, от места, где попал в кровь, дальше по артериям и венам. Происходило это, если проследить историю болезни, в самой начальной стадии. Так что изолировать что-то одно не представлялось возможным. Между тем, прибор показал, что концентрация вируса в организме форели снижается. Он не только не размножался, но погибал, не пройдя даже первую фазу. Когда Белла передала сообщение и, пообедав, вернулась в лабораторию, форель собственно тоже можно было смело употреблять в пищу. Рыбина, в которую попал вирус, синтезировало вещество, довольно сходное с тем, что Маркус приготовил в качестве лекарства, но имеющее более сложную структуру. В нормальном состоянии оно у форели не встречалось. Очевидно, это была естественная защита.

Оставив спящую красавицу наедине с итальянским пройдохой в шефском колпачке, Маркус со всей основательностью погрузился в работу. И что он, собственно, в итоге выяснил…

Ну, перво-наперво то, что он и правда не зря одел душистый белый халат и для чего-то ещё годен в этом мире! Исследование вирионов вируса на молекулярном уровне показало, что на вирус эта гадость не похожа от слова совсем. Паразит. Самый настоящий. Пожирает биомассу хозяина, за этот счёт и развивается. Возможно, первый и второй штамм «вируса» ничто иное, как своеобразное подобие привычного процесса оплодотворения ранее отложенных яиц. Но к чему развивать излишнюю демагогию? Лечить дрянь надо!

Вторым важным открытием стало фактическое бессмертие паразита. В любых условиях выживает, все лекарства ему нипочём. Как Дункан Маклауд на молекулярном уровне. И всё же даже у этой заразы нашлось слабое место. Его личный маленький криптонит. Найденный безотказным методом перебора всего, что под рукой нашлось. Ай да, Маркус! Вот именно так настоящие учёные и работают. Терпение и удача. И ничего более!

Единственная загвоздка была в малом количестве «патронов» у этого самого «убийцы паразитов» Считай с рогаткой против вражеской армии биться приходиться. Непорядок, нужно усилить нашего чемпиона! Метафорически отнять у бойца рогатку и вручить излучатель. И кто в этом деле может помочь? Взгляд Гайгера, понятное дело, упал на старый добрый картиманский яд. Затычка в любом вопросе. А что касается летонитового слоя…

Тот же гной и застоялую кровь всяко не с помощью лекарств выводят. Вручную, батенька. Над тазиком дрянь давят, да ложечкой соскребают. Так и тут. Дрона шахтёрского надо вызвать. Да настроить первоклассно, чтобы вместе с летонитом у колониста не оттяпал чего-нибудь важное. Так что считай метод борьбы с паразитом готов. Оставалось лишь поделиться своими соображения с Беллой.

А вот, кстати, она глаза уже открывает. Маркус поспешил на помощь девушке. Аккуратно снял с её головы гипнообучитель, убрал кристаллы в сторону. Дал возможность прийти в себя. Как оказалось, зря…

Неожиданная затрещина стала для Маркуса просто прекрасной встряской. Взрыв отрицательных эмоций, смешанный в бурном коктейле с лёгкими болевыми ощущениями, банальным шоком от случившегося и… гормональным всплеском. Психология человека довольно сложная штука. Накатывающий стресс от напряжённой работы, взаимоотношения с коллегой, в которых полюс отношений скачет из крайности в крайность, наркотик гуляющий по кровеносной системе, эмоциональная нестабильность, сдерживаемое сексуальное напряжение… Всё накладывается друг на друга, становиться всё сложнее держать себя в руках, а потом РАЗ! и хлёсткий физический контакт ставит жирную точку на всех попытках сохранить деловое лицо и рабочие отношения.

Кровь прильнула к щекам Маркуса, глаза за чёрными очками округлились, рука чисто инстинктивно прижалась к пораженному месту. Детектив застыл на месте. Молчал и слушал весь этот поток встречной критики, смехотворной лжи и заумных выводов, доводов, предложений… указаний? Исключительная борзота. Неудивительно, что Гайгер стремительно закипал. Как чайничек, который передержали на плите, и он уже начинал медленно плавится, окрашиваясь в чёрное. Такое уже бывало между Беллой и детективом, но раньше до рукоприкладства не доходило. А вот теперь дошло. И, кажется, не за горами ответных ход от Маркуса.

А девица всё не умолкала. Беллу несло и несло. Мужчина странновато улыбнулся. Такой нехорошей улыбочкой, в которой одинаково читалось и бешенство, и крайняя степень возбуждения. Слегка подрагивающими руками подцепил умные очки за душки и аккуратно сложил. Положил на стол. Покрасневшие глаза скользнули взглядом по лицу Беллы, затем ниже - к её груди, и ещё ниже – к длинным ногам. Процесс обратился вспять. Улыбка на лице детектива стала ещё шире. Вертанув шеей и хрустнув костяшками пальцев, Маркус, наконец-то, нарушил молчание. Голос его звучал глуховато. Но уверенно и властно в тоже время.

- Покажешь… - произнёс всего одно слово Гайгер, перед тем, как всамделишно наброситься на разговорившеюся курсантку. Одна его медвежья рука зашла девице за спину, а вторая нашла своё место в области затылка-шеи. Используя преимущество в весе, Маркус прижал Изабеллу к ближайшей стенке. Довольно сильно прижал и не вырвешься. Пальцы разгоряченного детектива лохматили причёску курсантки, а уста таки наши время закончить фразу до конца, - …чему я тебя там научил, а?

А потом эта похотливая бородатая рожа наглейшим образом прильнула к личику так здорово прокачавшейся курсантки, явно желая урвать поцелуй. И в своих попытках Маркус был весьма настырен, это у него не отнимешь. В предусмотрительности тоже. Одну ногу он выставил вперёд, чтобы ему по паху не заехали, а рукой придерживала волосы злодейки, дабы не схлопотать лбом по носу. Насильственную агрессию по отношению к женщинам Гайгер предпочитал проявлять в несколько ином ключе…

За разговорами прошло примерно полчаса, зато они значительно прояснили ситуацию. Белла вместе с Корой надели защитные костюмы и сели во флаер, а Маркус отправился обратно в лабораторию.

Изабелла

Они сели во флаер, и Изабелла взяла курс к новому месторождению, недалеко от флажка. Именно там и стоял дроид.

— Так вы знаете, что яд пропал? — полувопросительно и как-то даже облегченно сказала Корелли, когда машина поднялась в воздух. На этот раз Белла взлетала плавно и вела достаточно осторожно.

— Откуда?.. впрочем... если вы тут всё обыскивали, — она вздохнула и уставилась на свои руки. — Я наверно... я думаю, я его просто сама куда-то засунула и забыла. Даже к Клоду ходила, просила сделать эту его... ну эту хрень, когда он залезает в голову, чтобы вытащить воспоминания. Вы ж наверно и это знаете. Хотела посмотреть, где и когда я оставила фляжку. Но он вытащил совсем не то, ерунду всякую, — она опять вздохнула. — вы и ее наверно видели. Я даже не знаю, когда она точно потерялась. Фляжка мне не нужна была, лежала в столе, я не проверяла. Еще весной мы тут кое-что делали с Инессой, а потом Якоб запретил. И вот с тех пор лежала. А тут у Анатоля день рождения, все только и говорят, что про подарки, а я и с Земли не заказала, да и что я могла заказать такого, чтобы ему понравилось? Ну я и подумала... — она посмотрела на Изабеллу как-то нерешительно. — Инесса мне как-то еще сказала, что за нее можно много денег выручить и вообще вещь хорошая. В общем, я подумала, что такого уж ему точно никто больше не подарит. Кинулась за фляжкой, а ее нет. Это за несколько дней до его дня рождения было. Вот и все, что я знаю.

Они уже подлетали к новой шахте, той, которую геологи только-только начали разрабатывать. Промышленная работа здесь еще не велась.

— В тот день... — Кора говорила с явной неохотой. — Мы день рождения праздновали. С утра и праздновали, все равно в гон работать нельзя. Только Дик все одно работал, закрылся у себя в лаборатории. Но он вообще... — она снова оборвала фразу. — Он всегда работал, в любых условиях. А все поздравляли, дарили подарки. Еще и гон начинался, его ждали. По правде говоря, мне это вся кутерьма, — она показала рукой в сторону суетящихся зайцев, которых и здесь было полно, — совсем не нравилась. Но все остальные были в восторге. Ну и вот... Перед ужином решили сходить на поляну, посмотреть на зрелище. Он же не сразу начинался, сначала животных было не так много, как сейчас. Но к вечеру уже порядком. Прививки Инесса и правда утром сделала, сказала, это чтобы кожа не болела, если птицы начнут касаться.

— Пошли на поляну, — они тем временем приземлились и погрузили дроида в флаер. — Стоим, на зайцев любуемся, птичек слушаем. Кусаются, заразы, но никто и внимания не обратил. Ребята там что-то на камеру снимали. А что дальше, я не поняла толком. Они вдруг все сорвались с места и побежали в лес. Просто понеслись ни с того, ни с сего. Я не знала, что мне делать. Звала, пробовала догнать и... Дальше я помню плохо. Кажется, долго ходила по лесу и их искала. Птицы совсем доконали. Потом уже к утру увидела... — она замолчала, залезла обратно во флаер. — Дальше вы сами знаете. Дроид сказал, мертвые они уже. Да и... вы и так увидите. Я... я вернулась на базу, помощь вызвать, а потом подумала, что кому она теперь нужна. Не помню толком, что я тогда думала. Вот здесь, — она указала вниз, хотя Белла и сама видела флажок.

С дроидом Корелли надо отдать должное управлялась профессионально. Да и вообще, сейчас она почему-то выглядела гораздо разумнее, чем тогда, когда Маркус отыскал беглянку в лесу. Расстроена и подавлена, конечно, но больше не истерила. Робот принялся аккуратно снимать пласт вновь наросшей травы, и скоро Белла увидела. Коконов, похожих на то яйцо, что красовалось сейчас возле базы, здесь не было. Скорее это напоминало кролика в первые несколько минут после завершения припадка. Прозрачная пленка, покрывающая всю кожу. Кое-где еще тонкая, а кое-где уже начавшая расти, очевидно, пытаясь формировать кокон. Но что-то тормозило процесс. Смотреть на запечатанные в эту пленку лица колонистов было жутко. Кора отвернулась. Перевозить людей пришлось в два этапа, больше четырех человек, включая водителя, во флаер не помещались.

Маркус

Кролик по имени Игорь сидел, как и полагается научному сотруднику, в шапочке и марлевой повязке, на коленях у Маркуса и важно наблюдал за ходом эксперимента, то и дело мелодично посвистывая. Довольство так и растекалось по его морде. Несколькими минутами ранее Рэйвен подала мнс второй завтрак в виде целого плода лиммеша, теперь его чесали и поглаживали. Жизнь Игоря была прекрасна и замечательна.

Детектив времени тоже не терял. Он чесал кролика и в промежутках между этим наиважнейшим занятием, даже умудрился делать кое-что еще. На самом деле, конечно, Маркус подошел к проблеме достаточно грамотно, сначала поделив добытую Рэйвен группу. Два зверька, отвечающих критериям, устроились в аквариумах, на одеялах, которые тут же начали радостно грызть. Остальным, увы, такое блаженство не светило. Они были изгнаны из рая. Маркус ввел в кровь подопытным сначала сыворотку, а потом и культуру вируса, и принялся наблюдать.

Ждать долго не пришлось, болезнь развивалась по известному сценарию. Примерно через две минуты животных поразила бурная жажда деятельности, воплотившаяся в желании куда-то срочно бежать, они корчились в судорогах так, что датчики частично слетали, показывая впрочем, что процесс этот идет без участия мозга зверьков, словно двигательными функциями управляет что-то извне. Потом обмякли, покрылись прозрачной пленкой. Игла сквозь нее уже с трудом проходила, состояние зверьков было сходно анабиозу, только более глубокому нежели тот, что применялся во время гиперперелетов. Немудрено, что медицинская машина не смогла распознать жизнь. А вот вирус в анабиоз не впал, он напротив активно и агрессивно размножался, пытаясь проникнуть во все клетки организма животных. Впрыснутая в кровь вакцина сначала и вовсе не реагировала на вирус, в этом была слабость универсальной вакцины: ей всегда нужно какое-то время, чтобы «сориентироваться». Но в конце-концов она принялась работать, подавляя процесс, что тоже показали анализы. Та фаза болезни, в которой предыдущий кролик оказался внутри кокона, все не наступала. Если пленка и росла, то медленно. Анализы показывали, что вирус все равно потихоньку размножается, но с гораздо меньшей скоростью, чем это было до вступления в действие вакцины. Маркус подождал и положенные три минуты, и еще некоторое время, за которое вернулась на базу Изабелла, снова улетела и опять вернулась. Стало очевидно, что вакцина и первая, и вторая существенно замедляет процесс. Причем, та, в которую входил картиманский яд, гораздо существенней. Насколько времени это отсрочило полное закукливание — сказать было трудно.

Между тем, вернулись Белла и Кора. Вместе с колонистами.

      Хронометраж и объём файла видеозаписи Солиста были игрушечными для машины, но неудобными для человека. Что и говорить, если сталкер несколько минут кликал по видеоряду, пока не добрался до последнего запомнившегося ему с того события момента. Ещё один клик - и воспроизведение запущено.

      "Нам пизда", - сказал Кирпич с невозмутимостью смирившегося в своей обречённости покойника.
      Ласточка всем своим видом и голосом демонстрировала, что не хотела умирать молодой, а Зима да Солист высказывали и показывали полную солидарность с ней. Вопли бортового компьютера и сталкеров смешались в единое целое, пока стремительно сближавшаяся с аппаратом ракета грубо не оборвала их.
      "БАБАХ!"
      Яркая вспышка прошила борт челнока горячими осколками. Зима с Ласточкой погибли мгновенно, а их ошмётки заполнили салон: оторванная рука и мозги ведущего, выбитый глаз и кишки медика - Кирпич и Солист оказались забрызганы кровью кошмарно изуродованных товарищей. Несколько капель попало и на объектив камеры, немного размыв изображение. Развороченная грудная клетка Зимы фонтанировала алой жидкостью ещё несколько секунд, оставив узнаваемые пятна на иллирионовых ячейках. Те в хаосе валялись друг на друге и на ногах людей, отдавив их.
      "Дерьмо, дерьмо, дерьмо!" - ругался Кирпич. Камеру неимоверно трясло, хотя она ещё держалась на весу. Видимо, Солист остался жив и ему было очень, очень плохо. Челнок в это время свистя нёсся вниз. Через изрешеченный и пылающий борт сначала просматривалось ночное небо, но быстро ушло из поля зрения и на несколько секунд сменилось видами леса. Бортовой компьютер давно уже сдох, и эта же участь настигала и оставшихся сталкеров.
      "ХРЯСЬ!"
      Столкновение с точки зрения видеокамеры выглядело размазанной чехардой круговоротов. От них могло стошнить и слабоватого желудком зрителя. Звуки при этом были под стать - хруст, лязг, шелест и натуральная какофония от непонятных источников. Только через несколько секунд это шоу окончилось последним перекатом шлема по земле. Камера теперь снимала место крушения. Ракурс выглядел очень неудобным, но в металлоломе на краю поля зрения замечалось застрявшее в арматуре обезглавленное тело Солиста.
      Огонь ещё час играл в месте крушения, но так и не смог совладать с прохладной растительностью и постепенно погас. Наступил скучноватый период созерцания живого мира, который оживился через ещё один час реального времени. И на это стоило посмотреть. Потому что на видеозаписи были запечатлены далеко не птички и не любопытные дикие животные (хотя и те, и другие мелькали рядом), которых это место интересовало преимущественно с гастрономической точки зрения.
      В кадр осторожно влетел загадочный дрон. "Хранитель", тот самый "Хранитель", о котором слагали теории. Большая антигравитационная махина изучала обстановку на месте крушения. Но её неожиданно привлёк шлем Солиста. Дрон подлетел поближе и распаковал манипулятор. Силовой луч захватил шлем и поднёс камеру к "лицу" робота. Для древней машины тот выглядел на редкость прилично и ухоженно.
      "Не в этот раз, Алексей. Да и это устройство сталкера - на нём вряд ли есть ценные данные. Брось. Оно работает? Мне оно не интересно", - видеокамера записала необычный голос. Он звучал со стороны, настолько нейтральный тенор, что по нему нельзя было определить пол говорившего. В голосе не было слышно интонаций.
      Шлем рухнул на землю и Хранитель полетел в сторону, присоединившись к необычному робоглазу. Что в нём было особенного? В первую очередь, конечно же, приятный футуристический дизайн. Робот также висел в воздухе благодаря антигравитации. Камера не услышала ни единого статичного шумка от двух машин. Далее, в глаза бросалась необычная узорчатая расцветка корпуса в фиолетовых тонах. Но самым главным отличием от прочих роботов было то, что этот образец оных действовал по своей воле и, что в высшей степени загадочно, за пределами Криуса.
      "Итак, четыре иллирионовых элемента. Кажется, кожаные ублюдки называют это "везением". Если так, то нам повезло только наполовину. Борис, Василий. Вы забираете один элемент, тот, что выглядит лучше всех. Алексей, ты ведущий. Георгий, Дмитрий, вы огневая поддержка. Этот кожаный ублюдок на шампуре вряд ли очухается, заберём остальное завтра, после импульса. На базу!"
      Хранитель, прикрывавший робоглаза, внезапно стал невидимым. Буквально испарился с глаз долой. Командный дрон ещё покрутился вокруг оси. Его единственный, но крупный, "глаз" с тёмно-фиолетовой подсветкой на секунду уставился прямо в камеру шлема. Колыхнувшись, летающий робот развернулся и вскоре скрылся в лесу.
      Если не считать пробегавшего мимо оленя, к утру даже звери уже не попадали в объектив камеры. И немудрено. После последних часов спокойной ночи наступал смертельный для всего живого рассвет. Солнце окрасило собирающиеся в небе облака в багровый цвет - и помехи вырубили видеосъёмку. Лишь зелёное пятно отпечаталось на матрице, чтобы через мгновение смениться зловещей чернотой.
      "Ошибка записи".
      "Автоматический перезапуск системы".
      Видеосъёмка продолжилась после заметной паузы. Насколько заметной? А настолько, что в центре зоны крушения челнока зависло три аномальных энергетических шара, переливавшихся жёлто-зелёными кислотными оттенками и "подпитывавшихся" линейными молниеподобными "жгутами", как если бы шары те были генераторами имени Тесла. Спецэффекты и звуки были соответствующими, из динамиков лился адский и разрывающий голову шум.
      Через несколько минут прекратилось и это.
      Все три шара один за другим "схлопнулись", вместо них на землю выпали новенькие тела сталкеров. Старые исчезли ещё до этого, хотя разглядеть местность из-за яркого свечения шаров почти не удалось. На этом неизвестная Солисту часть жизни заканчивалась, уступая место реальности. Видеозапись можно было выключать.

      У Солиста появилась пища для размышлений.
      Уже потом на его станцию пришёл вызов извне.

Для детектива терзания прекрасной Беллы оставались тайной за семью печатями. К сожалению, а может и к счастью, Маркус не входил в клуб любителей долго и методично издеваться над психически нестабильными свидетелями, прежде чем начать задавать им вопросы. Видать, время, проведенное со Святой Инквизицией в далёком прошлом, несколько исказило понимание курсантки о том, как на самом деле проводятся допросы в цивилизованном обществе. Вот Белла никак и не могла успокоиться, не обнаружив в округе мало-мальски приличной дыбы, или хотя бы самого простенького раскаленного железного стула.

Что же касалось практически научного доказуемого факта существования «картиманских феромонов» поразивших невинных обитателей этой колонии, то Маркусу посчастливилось развить иммунитет к этой заразе во время своего мучительного брака. По правде говоря, детективу не терпелось спросить у Коры, как там поживает его драгоценная бывшая супруга. Довольна ли возвращением на проклятую Картиману и не жалеет ли о том, что поставила крест на своём будущем? Ведь даже и весточки не отправила своему благоверному после отбытия с вещами к маме. Гайгер же переживал. Целый день переживал. А на завтра устроил грандиозный праздник! Но это уже другая история.

Один момент в исповеди Коры вынудил детектива заострить на нём внимание. Антипатия к землянам. У простых картиманцев подобные настроения в порядке нормы и Гайгер даже не винил колонистов в подобном отношение. Но Кора… прожила в обществе землян достаточно длительный срок. Неужели её взгляды нисколечко не изменились?

- Хм… Клайв и Валентина рассказали мне, что в последние годы в колонии царили упадочные настроения. Также, мы нашли доказательства ваших интимных связах практически со всеми колонистами на этой станции. Мисс Корелли, со стороны сотрудников компании Крокус к вам применялось сексуальное насилие, принуждение, шантаж? Наблюдали ли вы сцены ревности, агрессии, истерии? Я вас ни в чём не осуждаю. Просто хочу увидеть более цельную картину происходящего в колонии после вашего прибытия, - деловым тоном осведомился у картиманки Маркус.

В отличие от Беллы, новость о групповом захоронение несчастных колонистов Гайгера не ужаснула. Возможно, даже наоборот. Обрадовала! Теперь они хотя бы знают где копать. По словам Коры, мед. бот не смог распознать признаки жизни в заражённых. Тоже самое Маркус наблюдал во время проведения эксперимента с кроликами. Тем не менее, определенный импульс его оборудование всё же засекло. А значит команде ещё есть с чем работать.

А вот Белла детектива действительно встревожила. С девушкой творилось что-то непонятное. Её прям всю трясло. Недолго думая, Маркус пододвинул свой стул поближе к Фрост и протянул к ней руку. Постучал ладошкой Беллу по колену, немного погладил и попытался всё доходчиво объяснить:
- Эй, эй. Белла, всё хорошо, - укусив себя за язык, Гайгер поправился, - точнее не очень хорошо, но во всяком случае не безнадёжно. Уже не важно, что написала Инесса. Все колонисты, кроме Коры, были заражены вторым штаммом птичьего вируса. После наступления гона бриллиантики поочередно, через укусы, занесли в кровь колонистов первый штамм вируса. В следствии чего в организме произошла реакция и болезнь перетекла в третью фазу. Сейчас все зараженные колонисты находятся на этапе инкубации. Однако, своевременная вакцинация задерживает процесс развития болезни, поэтому в месте захоронения я не увидел признаков литанитовой кладки, - тут Маркус смекнул, что, возможно, объясняет больно заумно, - Короче надо откопать людей и привезти на базу. Попробую пока синтезировать лекарство. Не знаю получится ли у меня, но я постараюсь.

Перестав мучить колени чересчур эмоциональной курсантки, Маркус повернул голову к Коре:
- Всё поняли, мисс Корелли? По правде говоря, я удивлён. Вы кажется сделали всё, чтобы стать первостепенной подозреваемой в этом деле. Испортили оборудование, похоронили людей, скрывались в лесу. Крайне неразумно, - неодобрительно покачал головой детектив.

Показания брошенного костюма высокой защиты заставили Маркуса задуматься о ещё одном способе укрыться от обнаружения биолокатором. Судя по всему, этот непробиваемый скафандр глушил сигнал радаров. Колонист знал, когда по расписанию должны появиться почтовики и заблаговременно облачился в костюм, дабы избежать обнаружения. Зачем? Чёрт его знает. Хотя, если носителем скафандра была и правда Кора некоторые мыслишки у Маркуса имелись на этот счёт. Отношения со своими спасителями у колонистки были сложные. Не зря навигаторы сетовали на полнейшее нежелание Коры их видеть. Тем не менее, критическая ситуация, воцарившаяся на планете, намекала и на иные факторы. Гораздо более весомые.

Поймав сигнал на своём биолокаторе Гайгер только ещё больше уверовал в эту теорию. И одновременно с трудом поверил своим глазам. Неужели и правда выживший? Хотелось в это верить, но некоторый скептизм мешал Маркусу надеяться на такую необыкновенную удачу. В любом случае, необходимо было всё досконально разведать. А это значит… Гайгер поглядел в ту сторону, откуда шёл сигнал и чуть не заплакал. Ему опять придётся переть через лес. Да что за напасть! Почему никто на этой планете не любит просторные равнины?!

И начались очередные блуждания по лесу. Маркусу уже потихоньку начинало казаться, что ещё пару таких заходов и он спокойно может устраиваться работать лесником на этой планете. Некоторые места детектив уже на глаз узнавал. А снующие туда-сюда кролики под ногами вызывали не больше эмоций, чем простые прохожие на Земле.

Несколько разнообразило досуг детектива сообщение от Рэйвен. Ещё одна теория подтвердилась. Загадочный вирус был полностью разоблачён. Можно с чистой душой заняться и другими не менее важными делами. Например, восстановить шахтёрских дронов. В дальнейших поисках они могли пригодиться. Изабелле и Рэйвен детектив сообщил, что его биолокатор засёк сигнал. Предположительно найден выживший. Но окончательно ничего ещё не подтверждено.

А время неумолимо текло. Шутки шутками, но Маркус и правда начинал выбиваться из сил. От бесконечных рядов лиммешивых деревьев начинало рябить в глазах. Детектив залез в совсем дремучие дебри. Жизнь явно его к такому не готовила. Гайгер обливался потом в этом своём костюме высокой защиты и начинал жалеть, что не захватил с собой питательных батончиков. Работа работой, но обед должен быть по расписанию!

И вот, когда Гайгер уже было решил, что его биолокатор заглючил, восстал против человечества и решил в стиле Сусанина избавиться от своего хозяина, детектив неожиданно сорвал банк. Немая сцена. Кора изумленно поглядела на Маркуса. Маркус с удивлением посмотрел на Кору. Искра. Буря. Безумие. Оба среагировали совсем не так, как должны реагировать спасатель и потерпевшая. Девушка ломанулась прочь, словно испуганная лань, а детектив резво дал команду системам опустить шлем и подать дозатор.

Ох уж эти картиманки. Маркус прекрасно осознавал, что в своём обычном состояние против резвых дикарок у него нет и шанса. Зато на его стороне была наука. И допинг. Игла грубо вошла в шею мужчины, впрыскиваю ему в кровь очередной стимулятор. Сердце ускорило свой темп, кровь резво забегала по артериям, мышцы окрепли, стали намного более эластичней, лёгкие увеличились раза в два. Гайгер был на пике своей силы. Хоть прямо сейчас отправляй на Олимпийские игры. Усталость, как рукой сняло. Детектив втопил за Корой так, что вполне себе могло показаться, что за ним тянется шлейф из его собственных копий. Шлем преследователь опустил. Ещё очки сломает. Ничего кричать не стал, только дыхание сбивать. Догнать беглянку, повалить на землю, придавить своим весом и подождать пока она перестанет сопротивляться и примет свою судьбу. Тогда можно начинать беседу. И да, Маркус в который раз пожалел, что не захватил с собой на задание транквилизатор. Как говорится, женщин принято носить на руках!

Юрий

Устроившись в кресле в диспетчерской, Юрий погрузился в сон. Ему снилось небо. Бездонное, голубое небо с бегущими по нему кучерявыми обачками. Юра с удовольствием вытянулся на мягкой траве, глядя в пушистые облака. В них отражалось лицо. Что за чудеса, разве он не на Земле? Нет, степь, трава, пыльная дорога вдалеке. Никаких красных деревьев. Никаких бешеных зайцев. Земля. Такая, какой он её знал. А лицо отражалось в облаке. Ах да, это же сон. Он стал глядеть на свое отражение, пока не понял, что это отражение Серегина. Серегин отворачивался, не желал смотреть в глаза. Лишь на короткий миг навигатор поймал ответный взгляд отражения. Разочарованный.

— Предатель, — сказало отражение Серегина. —Ты палец о палец не ударил, чтобы спасти. Предатель.

Навигатор вдруг понял, что это не Серегин. Незнакомый мужчина. Кажется, он видел это лицо в досье от одного из колонистов. Призрак был в корне не прав, спасать людей в обязанности Юрия никак не входило. Но он не успел ни объяснить, ни ответить на эти беспочвенные обвинения, лицо растворилось, снова меняясь. Надия. Врачиха из Лунной базы.

— Я так и знала, — сказала Надия. И презрительно сплюнула. — Какой ты космонавт, после этого? Космонавт, который пройдет мимо чужой беды, потому что его не касается? Не бывает. Баба. Тряпка.

Нет, это уже была не Надия, это Артур, их куратор бросал ему в лицо.

Всего лишь сон. Дурацкий сон на чужой планете. Юрий повернулся на другой бок и спал дальше без сновидений.

Изабелла

Белла словно прыгнула с высоты в холодную воду. Жуткая, беспощадную толщу воды, грозящую растворить сознание без остатка. Это не ее память, это не ее кошмары. Следовало помнить это, и все будет в порядке. А кошмары не отпускали, Кору резало по живому снова и снова, рвало на части. Прибор отрубался каждый раз, когда беглянку, а с ней и Изабеллу, накрывало очередной волной. Его приходилось включать заново. Это тянулось очень долго, видимо, прошло несколько дней, несколько дней не прекращающихся кошмаров, но из них память, к счастью, удержала лишь случайные обрывки.

Первое более-менее осознанное воспоминание относилось к тому времени, когда шатаясь от слабости, Кора попыталась, наконец, встать с кровати. Землян звали Клайв О'Райли и Валентина Филиппова. Они сообщили Коре, что в отключке она провела неделю. Рыжий Клайв смотрел на неё так, словно желал задушить собственными руками. Голосом, от которого замёрзло бы и Солнце, он сообщил, что она, Кора, чуть было не погубила весь корабль, что таких как она следовало бы выкидывать за борт. Желательно до рождения. Половины того, что говорил звездолетчик, Кора просто-напросто не поняла. Слова были знакомые, а вот смысл. С чего-то он винил её в случившейся аварии, в гибели груза и повреждении отсеков, в нарушении графика, убытках... Тут всё было ясно, у землян что-то пошло не так, и убытки решили повесить на неё. Хотя всё, что она сделала — сидела в трюме и вообще ничего не трогала. Что ещё можно от них ждать. Маска добреньких самаритян живо слетела, как только речь зашла о деньгах. И ведь ничего не докажешь. Кого будут слушать, какую-то девчонку из колоний или этих? Наверно ужас осознания своей загубленной судьбы отчетливо отразился на её лице.

— Клайв, так нельзя, прекрати, — сказала белобрысая и положила руку на плечо землянину, для чего ей пришлось привстать на цыпочки. — Не срывай зло на человеке. Она же ничего не понимает вообще.

Как ни странно, рыжий послушался эту пигалицу и заткнулся.

— Всё будет хорошо, не бойся, — Валентина улыбнулась Коре. — Эти звездолёты не так просто вывести из строя. Через несколько дней прилетим на шахту, отремонтируемся там.

Кассета остановилась, а Белла еще несколько минут не могла избавиться от осколков чужой памяти. Вряд ли такое воспоминание записали намеренно, да и брошенная на пол кассета говорила о том, что это не то, что Кора хотела бы сохранить. Скорее, все вышло случайно, как это бывает с большинством мненмограмм.

— Мисс Форбс, — размышления Беллы прервали, кажется, андроид, нашел, как к ней обращаться. — Вирус в крови мутирует. Если вероятностная кривая верна, то примерно через неделю он разовьется в фактор Х, который находили у зайцев. Я доложу шефу.

Она скинула это же сообщение Маркусу.

Вдвоем они осмотрели оставшиеся комнаты. В помещении, которое занимал Эко, витала застывшая атмосфера праздника. Довольно жуткая вещь. Ничего особенно интересного там не было. Множество фотографий Коры. Объемных и плоских - ретро, ее голограммы. В самых разных ракурсах, в том числе и эротические. На дневник тоже, судя по всему, только потеряли время. Записи песен, редкие заметки вроде "Эта Базиль здорово готовит, прямо как робот", "сегодня Инесса в полях, а на кухне Дик за главного. Кошмар. Выпечку он вообще не признает, будем давиться салатом". Судя по дневнику, больше всего парня интересовала еда. Много записей о том, что тут скучно невыносимо и "слетать бы потихоньку на Землю, но чтобы в фирме не узнали". Два года назад дневник обрывался. Анатоль перестал его вести.

Больше ничего примечательного в комнате вообще не оказалось. Вещи, не начатый флакон мужского парфюма, таракан в маленьком стеклянном аквариуме, еще одна мнемограмма (при просмотре: много-много лиммеш, вкусно, солнышко светит. Похоже, это очередная запись памяти зайчика), новый фильм в 45 ЗД-формате. Все это в куче. Видимо, подарки.

В комнате Инессы пришлось задержаться. Документов было довольно много, всю медицинскую документацию Инесса тоже хранила у себя, а не в мед. отсеке. К счастью, с помощью Рэйвен Белла все смогла пролистать относительно быстро.

Обнаружилась стопка копий медицинских обследований колонистов за весь шестилетний период. Заключения: здоров, с редкой диагностикой незначительных простудных заболеваний, микротравм и тому подобного. Последний 15 сентября этого года. Акт о допуске к работе Коры Корелли.

Просматривая медицинский журнал, ничего особенно интересного Белла не обнаружила, но нашла запись в журнале о вакцинировании колонистов 1 октября 8-40, что подтверждало данные медицинской машины. А вот личные карточки колонистов оказались интереснее. В картах Клода Эко и Якоба Дика 1 октября в 8-30 Инесса сделала запись: «острый психоз?»

В дневнике же Базиль основное внимание уделялось летониту и геологическим изысканиям. Интерес представляли записи, сделанные три года назад:



Впрочем, Белла и Маркус уже знали обо всем этом больше самой Инессы. Еще одна запись в дневнике говорила о эксперименте, который Инесса задумала проводить полгода назад с картиманским ядом. Новые месторождения очень быстро зарастали обратно травой, что затрудняло разведку, а потом добычу. Распыление состава на основе яда этот процесс очень замедляло. О яде рассказала Кора, которая и поделилась толикой для эксперимента. К сожалению, ничего не вышло. Вмешался зараза Дик и зайцы. Дик настрочил докладную, а зайцы собирались в местах распыления, словно там медом было намазано. Валялись вокруг и мешали добыче. Избавились от травы, зато приманили зверьков.

Теперь все комнаты колонистов были обследованы методично и досканально, перфекционист в душе Беллы мог радоваться и ликовать.

Маркус

Осмотр костюма показал, что последний раз его надевали 3 октября примерно в то же время, когда здесь были почтовики, а вот следов в густой траве обнаружить было невозможно. Детектив включил биолокатор. Сигнал был слабенький и вел обратно в лес. Впору подумать о де жа вю. Пришлось опять продираться сквозь дебри и ветки. Сигнал в отличие от того, который шел с кома, когда Маркус бежал по следу зайца, был постоянным и не прерывался. Но периодически слабел, когда детектив, очевидно, уходил не в ту сторону. Это напоминало игру в "горячо-холодно", Маркус забрел в лес гораздо глубже, чем в первый раз. Зверьки тут попадались, но не в таком количестве. Можно сказать, было спокойнее, чем на окраине. Дорог, даже тропок, разумеется, никаких не было, приходилось идти сквозь бурелом. Минут через пятнадцать такого блуждания вызвала Рэйвен, отчитавшись о ходе эксперимента. К этому времени Маркус окончательно не понимал уже, где находится и в какую сторону идет. Но шел дальше и дальше по следу. К счастью, очки фиксировали маршрут. Времени прошло немало, хотелось есть или хотя бы передохнуть. Гайгер не привык столько находиться на ногах. Около часа прошло в бесплодных блужданиях, лес оказался огромен. Кажется Маркус забрел в самое сердце его, где деревья буквально соприкосались стволами и идти стало совсем трудно. Зато и сигнал усилился, показывая, что его цель близка. Продравшись сквозь очередной завал из сухих лиммешевых ветвей, Маркус собственными глазами увидел цель своих поисков.

... Она видимо спала, свернувшись под одним из деревьев. Разорванная, грязная одежда, спутанные волосы, руки и лицо в следах от птичьих укусов. Девушку с фотографии в досье узнать было сложно. Но все же сомневаться не приходилось — это была Кора. От шума, который издавал детектив, девушка проснулась и вскочила на ноги в тот самый момент, когда Маркус увидел ее. Мгновение смотрела на приближающего пришельца. Перекошенное от ужаса лицо, безумие в глазах. Словно вместо Маркуса ее посетил оживший кошмар. Среагировала она молниеносно, не дав не подойти, не сказать ни слова, молча бросилась прочь прямо сквозь бурелом. По скорости девушка зайцам, конечно, уступала, но если сравнивать с возможностями Маркуса, догнать ее детективу шансов оставалось немного.

Маркус почуял приближение чего-то очень нехорошего ещё на этапе хаотичного дёрганья глаз у возбуждённой курсантки. Такой реакции он не мог припомнить даже в те жаркие моменты, когда парочка усиленное упражнялась в остроумие, изо всех сил стараясь как можно более витиевато уязвить собеседника. Детектив даже перестал расстёгивать пуговицы своего новенького белоснежного халата, который он в самое ближайшее время планировал сменить на костюм высокой защиты.

Тем не менее, пока всё протекало достаточно мирно. Белла спокойно рассуждала о мотивах Бюро Погоды провернуть тайную операцию прямо под носом у могущественной корпорации, включающую в себя похищение людей и сокрытие следов своего прибытия. Мужчина даже расслабился. Упёрся плечом в стенку, поправил очки, задумчиво почесал бородку. В целом версия вполне себе оправдывала. Без труда можно было найти резон у Бюро Погоды действовать столь грубым способом, если немного подумать. Маркус даже хотел непринуждённо вставить и свои пять копеек. Но тут спокойная беседа в лаборатории с мутирующими кроликами как-то сама собой перетекла в нечто похожее на жаркие политические дебаты, где разгоряченные политики хватают друг друга за грудки и пытаются утопить оппонента в своей собственной слюне.

Детектива довольно бесцеремонным образом отлепили от стенки и даже немного потрясли. Слегка опешившему от такого обращения Маркусу оставалось только подивиться сколько силы оказывается вложено в изящные женские ручки. Причём всё это напоминало какую-то душещипательную сцену из постановочной драмы, по большей части из-за того, что взгляд Беллы был направлен строго вниз, будто бы излучая непреодолимую скорбь и грусть.

Следом настало время добавить немного интима. Когда девушка чуть ли не прижалась к нему всем телом, пристально изучая непроницаемые чёрные линзы, Маркус таки дал слабину и поднял свои очки, дабы не портить столь трепетный момент. Хоть разговор шёл о почтовиках, но со стороны могло показаться, что Белла признаётся ему в вечной любви!

Тем не менее, иронизировал над ситуацией Гайгер не долго. Ровно до того момента, когда заметил, что Белла и правда расстроена. И не только. Личико девушки выражала такую разнообразную гамму эмоций, что детективу кажется впервые стала немного жаль её. И в тоже время Маркус был сильно впечатлён её необыкновенной отдачей. Вспоминался он сам, когда работал над своим первым делом. Столько же эмоций, столько же сомнений, беспокойств. Ностальгия.

Сделав небольшой шажок вперёд, мужчина положил ей руку на плечо. Очки так и не опустил, покрасневшие глаза выражали участие. По-доброму улыбнувшись курсантке, Маркус тихо сказал:
- Ну-ну, не стоит так переживать, Белла. На планете мы всего пару часов. Со временем мозаика сложится в цельную картину. По сути сейчас мы рассматриваем происходящее лишь с одной позиции. Глазами инспектора. Но помимо Дика здесь проживало ещё пять шахтёров. Нужно просто взглянуть на ситуацию под разными углами. Тогда всё станет намного яснее, - мелодично пропел Маркус, с интересом разглядывая лицо девушки.

- Что касается мотивов Бюро Погоды… В принципе здравое зерно в ваших рассуждения есть, Белла. Огласка и правда могла им повредить. Вот только не СМИ их соперник. А Крокус. По сути между Бюро Погоды и Крокусом уже давно ведётся борьба за эту планету. Всемирный Совет отдаёт предпочтение Крокусу из-за крупных залежей летонита. А Бюро мечтает сохранить экосферу планеты в полной неприкосновенности. И тут им подвернулся такой шанс! Неизвестная болезнь, поразившая всех землян. КАРАНТИН, батенька! Этим простым словом можно отмахнуться и от обвинений в похищениях и в сокрытии информации. Вполне возможно, сейчас они досконально исследуют колонистов и пытаются понять, как можно покрасочнее наложить вето на разработку летонита. Атмосфера тайны им только на руку. Сейчас виноватым выглядит именно Крокус, из-за того, что компания «где-то посеяла своих рабочих.» Поэтому широкую огласку происшествию и не дают. Удар по репутации компании, - вывалил свою подверсию этой версии Маркус.

- Однако, это ничего не меняет. Версии версиями, но нам нужны доказательства. И я хочу узнать тайну этой планеты. А также понять, как картиманский яд влияет на развитие штампа птичьего вируса! – воодушевленно воскликнул приемник доктор Моро.

***

Во время душещипательной беседы в лабораторию довольно бесцеремонно ввалилась Рэйвен с целым набором всякой всячины. Уединение было нарушено. Детектив вздрогнул и убрал руку с плеча Беллы, разворачиваясь по направлению к своему андроиду. Кажется, в его глазах промелькнуло нечто похожее на недовольство и лёгкое разочарование, но тут же исчезло под надёжным заслоном из «упавших» на переносицу чёрных очков.

Доклад Рэйвен мужчина слушал в вполуха, его больше заинтересовала реакция кролика на торт. Либо зверёк попался очень жадный, либо дело здесь явно было нечисто. Похоже Инесса и правда добавляла в свою выпечку некий «секретный ингредиент.»

Но озвучить свои наблюдения Маркус не успел. Ещё один находящийся в лаборатории решил, что настало время «громко хлопнуть дверью,» привлекая внимание общественности. На растущее чудо природы Гайгер уставился во все глаза. Такой бурной реакции детектив никак не ожидал. В яйцо будто воздух насосом вкачивали. Причём органическая «скорлупа» явно била все рекорды по прочности среди своих аналогов. Неужели это?..
- Да кокон-то летонитовый! – Маркус с нескрываемым восхищением в голосе озвучил очевидное, - Любопытно до каких размеров наш малыш планирует вырасти? Полагаю, в целях сохранения лабораторного оборудования в целом состояние нашу куколку следует отнести на улицу. Рэйвен, будь добра.

Кассия

Маркус. Белла.



Юрий

Нескольких минут навигатору хватило, чтобы дать команду дроидам, и он отправился назад в техническую, засев за документы геологов, которых (документов, не геологов) было много. Теперь один дроид неподвижно застыл у входа, а второй кружил вокруг базы, за ним радостно бежали кролики — все развлечение, и летели птички.

По-хорошему если, то выезжать стоило рано утром, пока солнце не начало палить всей своей мощью. Но вставать рано после бессонной ночи - не самое приятное. Тем более, что на каникулах можно и поваляться в постели подольше. А потому решено было выдвинуться, когда солнце начнёт клониться к закату. Конечно, это не утренняя прохлада, но уже и не дневное пекло.

Встретились возле заправки, что на выезде из города. Первым прибыл Уорд. Даже за десять минут до назначенного времени. Навес заправки спасал его от солнца, и парень мог особо не расстраиваться, что получилось раньше. Даже наоборот, никто не упрекнёт, что из-за него все задержались. Следом за ним, минут через пять подкатил Сэм. Оценил ситуацию, глянул на часы и слез с велосипеда в пяти метрах от Уорда. Как будто и не знал последнего. Джон появился почти минута в минуту. Ещё минут десять ждали Дженнифер, и уже в её компании стояли гадали, приедет ли Чарли вообще. Приехал, когда уже почти решили то ли без него ехать, то ли к нему ехать.

На Дженнифер была черная длинная свободная футболка с логотипом, серые джинсы в обтяжку, баскетбольные кроссовки, кожаные перчатки без пальцев, черная толстовка с капюшоном завязана на талии, на голове красная бандана. И в этом ей было жарковато. Особенно там, где была завязана толстовка и где рюкзак касался спины. Но солнце шло к закату, тёплый ветерок усиливался, и что-то менять уже не имело смысла.

Джон был одет проще всех: джинсы, футболка и кроссовки.

В спортивном костюме и кроссовках Уорд парился, наверное, больше всех. Потому что под костюмом была футболка, под которой ещё и майка, а в сумме оно давало неплохую теплоизоляцию. Теперь его смело можно было называть вонючим ниггером. При условии, конечно, что ездишь быстрее, чем он сам.

Сэм оказался лучше всех экипирован в плане обуви: в его сандалиях ноги не так потели, как в кроссовках. Опять же, он единственный, кто догадался защитить голову панамой. Длинная майка полностью скрывала какие-то по-дурацки короткие шортики, едва закрывающие тощий зад пацана.

До заката было ещё далеко, когда резко стемнело из-за набежавших туч. Сначала ветер казался спасением от жары и неплохим облегчением. Но он набирал силу и, будучи встречным, начал уже существенно мешать. Тучки, закрывшие собой уже слабеющее солнце, тоже перестали казаться чем-то милым. А потом хлынул ливень. Вместе со встречным ветром это довольно мерзко. Уорд, конечно, мог больше не переживать о том, как быстро сможет добраться до душа.

Радовало лишь одно: почти приехали. Оставалось только добраться до нужного поворота, а там ещё километров пять всего. Правда, по грунтовке. Да уже и доехали бы, если бы не этот ветер.
- Нам сюда!
Левый поворот. Но трасса, как всегда, пустынно, можно особо не опасаться. Хотя, когда дождь льёт стеной, не увидеть и не услышать машину очень запросто.
Залитая водой грунтовка - отдельная радость. Петляешь между луж, а когда приходится-таки проехать по луже, гадаешь, по щиколотку в ней или по колено. А в темноте особо и не разберёшь, куда едешь. По колено все перепачкались, это точно. Но это мелочь по сравнению с тем, что промокли насквозь и устали, как черти.
Впереди мостик через дренажную канаву. В прошлый раз он казался шире. А сейчас тут только по одному можно пройти. И доски не так ровно подогнаны, и пошатывается. Тем не менее, даже ни разу не худенького Уорда это инженерное сооружение выдержало. Хотя сам он уже морально приготовился искупаться. Навряд ли там очень глубоко, в этой канаве, которую последний раз чистили бог знает когда. Но неприятно чебурахнуться будет.

Наконец, добрались до ворот. И почувствовали себя теми самыми баранами. Это были другие ворота. Какие-то ржавые и закрытые на такой же ржавый висячий замок. Стандартная табличка, на которой едва можно разобрать, что за воротами находится частная собственность, проникновение без разрешения владельцев запрещено, и вообще охраняется собаками. Впрочем, препятствием ворота не являлись, поскольку ближайшая к ним секция ограждения тупо рухнула, и можно было без труда войти. Другое дело, зачем? Ведь это не те ворота.

- Хи-хи-хи! – рассмеялась вдруг фигурка звонко-звонко, в ладошки прямо таки захлопала, перед Саньком закрутившись юлой-переростком, потом подскочила себе и подпрыгнула весело. – Фюить! – свистанула.
Глядь, Сань! А ноги-то мохнатые у человечищи, ноги-то звериные, каштановой шерстью поросшие! Босые прямо-таки в этой коричневой топи да грязище себе красуются. Рога дровянистые на шляпе скрипят, а глазища желтые так и мерцают, аки звездочки небесные.
Урчит себе этот жуткий чужак словно большой зверь. Гррр - из под шляпы слышится раскатистое дыхание.

- Хороша, хороша! Баранки хороша, мясо хороша, вобла хороша, яблочки хороша. Человечина хороша кушевайт тоже. Ээээ нет, или не хороша? – снова хихикнул, отплясывать принявшись этот импульсивный незнакомец.
- Ай согласен я, ай довольна я. Ура-ра-ра-ра! – к конфете лапу протянул, язык длинный высунув от удовольствия.
…Что-то знакомое в фигуре проявилось, словно бы ты уже видела такое, Сашкенция, язык вываленный, рога на голове. Да-да, уж точно ведь встречала когда-то.
- Дай-дай-дай мне сейчас же давай твоя моя! – подергал пальцами и вдруг посерьезнел. - Идти с тобой двушница, топ-топ хлюп-хлюп по болотам смердящим. Так есть, так хочу. Только там Смерть бродит, добычу себе ищет и выпивает тепло, будто жирный суп. Уууу, двудушница. Я сбежать, ты обратно меня волочь. Хи-хи-хи, вот так судьба-судьбинка-судьбинушка. Идешь туда? Магию надо! Ха-ха. Без магии нам никак, без ханнэков, без старых костей никак. На кладбище надо, на лежбище надо, где косточки сладко спят. Магия нам нужна, старые духи нужны. Хи-хи-хи, пойдешь к мертвецам голодным? К тем самым пойдешь, кто один в темноте бродит? Ууууу. Темнота падет – мертвецы голодными станут. Твоя понравиться им – давайт магию, не понравиться – скушевайт тобой. Идешь? Дрейфишь? С собой берешь жарких душ охапку? Чем больше жарких – тем лучше. Много тел - мало силы мертвецом. Мало тела – мертвецам легко-легко тебя ловить! Можешь идти магию добыть, можешь не идти. Можешь прямо в шахту топ-топ, хлоп-хлоп. А она мням-мням, старая шахта!

Требовательно когтистую лапищу раскрыл, больщущую такую, огроменную даже на фоне твоей маленькой руки, Сашок.

- Давай камушек этот моя твоя! Что делать он? Магию делать он, верно? Магия хорошо. Магия славно. Камушек магичий карамельный, дааааа?

      Кирпич благополучно пропустил зрелище того, как его ворочают в металлическом гробу.
      Но природа неспроста наделила парня экстраординарными силой и здоровьем. Прикончить мужика такими манипуляциями ещё надо было постараться, а влитый в него медицинский гель весьма усложнял и без того нетривиальную задачу. Все раны и царапины Марка медленно, но верно закрывались корками. Эмилия собственными коленями чувствовала нарастающий телесный жар пациента.
      Медгель работал.
      "Бух".
      Внезапно по безвольному телу прошла вибрация от мощного удара сердца.
      "Бух-бух".
      "Бух-бух!"
      Сердце каскадно наращивало обороты. Дыхание Марка учащалось. Великан просыпался.
      И его веки резко раскрылись. Зрачки расширились, будто межзвёздные червоточины, вбирая в себя весь свет мира. Глазные яблоки забегали в разные стороны, мышечная масса задрожала. Лоб перерезала хмурая морщина. Прищуренный взгляд остановился на лице Колери. Марк, покрытый коркой из засохшей крови, грязью и каплями моросящего дождя, задумчиво напрягся.
      - Я жил. Я умер. Я воскрес! - хриплым басом выдавил из себя первые слова Кирпич, - это Вальгалла?
      Кирпич сначала пошевелил желваками, потом подвигал членами. Отчего болезненно поморщился.
      - Кажется, я чего-то не понимаю. Если это Вальгалла, то мне нравится, что меня встречает дева, но не нравится, что я чувствую себя прокисшим куском коровьего дерьма. Если это не Вальгалла, то видеть человека, которого ещё недавно прямо на моих глазах порвало на тряпки, весьма-а странно. Катастрофа, конечно, могла мне привидеться, и всё вокруг - глюки. Но я никогда не нажирался до такого состояния.
      После рассуждения, напоминавшего скорее мысли вслух, Марк вздохнул и с болезненным шипением поднялся с чужих колен. Парень оглядел себя, не без дрожи глянул на побитые кисти рук, да повертел головой по сторонам. Да так и остался сидеть, скрестив руки на поднятом колене. Он избегал смотреть на Ласточку, а по остальным компаньонам скользнул короткими взглядами, после чего вперился куда-то в точку.
      - В общем, я в смятении, - устало выдохнул боец и тяжело покачал головой.

Маркус

Первым на зелёный ковёр шагнул Маркус и помчался к шахтёрской базе, не забыв пальнуть из револьвера. Если детектив рассчитывал перепугать зайцев, то он сильно просчитался. Те такой штуки отродясь не видывали. Так что напугать предупредительным в воздух можно было разве что навигаторов, если бы в такой какофонии они звук выстрела расслышали. Споро продвигаясь по направлению к жилищу шахтёров, Маркус не забыл прихватить охотничьи трофеи: пару подстреленных тушек и несколько аппетитных плодов. За один из них пришлось, правда, чуть не подраться с рассерженной птичкой, чью трапезу детектив бессовестно прервал. Рэйвен трусила рядом. Выглядела она... необычно. Можно было подумать, что андроид совсем рехнулась в своём стремлении походить на человека, и обзавелась роскошной меховой шубкой — настолько зайцы облепили стальной корпус.

Вот, наконец, и база. Весь путь, а бежал Маркус весьма резво, рысцой, занял две минуты. Два флаера, брошенные у серых кубов стен. Знаменитый огород Дика. Только сейчас этот огород представлял собой весьма жалкое зрелище: сломанные, затоптанные, поваленные на землю растения. Даже не понять, что же именно там выращивалось и бесславно погибло. На останках убиенных растений суетливо копошились пушистые белые завоеватели, пытаясь разрыть лапками землю. Что-то здесь было явно не так.

«В обычные дни эти зверьки пугливые. А тут, кажется, им нет разницы: человек или дерево. Лиммешевые плоды жрут в этом состоянии так, что не ясно, куда оно вмещается. К счастью, к нашему огороду по-прежнему интереса не проявляют. Якоб бы с ума сошел, если бы кто-то побеспокоил его драгоценную картофель.» — подсказала услужливая память детективу строчки из отчёта Ларье трехлетней давности. Выходит, в прошлый гон огород уцелел.

Впрочем, подумать над всем этим можно было и внутри. База, к счастью, как и все строения такого рода на незнакомых планетах, была оснащена силовым полем, которое в отличие от остальной техники из строя не вышло. Сюда зайцем хода не было. Маркус и Рэйвен забежали внутрь и перевели дух. Перед ними был коридор, по обе стороны от которого находились не помеченные ничем двери. По три на каждой. Очевидно, жилища шахтеров. У дальнего конца коридор разветвлялся. Там начинались служебные помещения. Вот тут уже были пометки: прямо столовая, она же конференц, комната отдыха и актовый зал для торжественных собраний. Рядом кухня. Слева медицинский отсек и лаборатория Дика. Справа мастерская, технический отсек, комната связи. Все очень лаконично и стандартно. Если необходимо было пристроить какие-то помещения, дроиды просто приставляли еще один серый куб.

После ласкающей слух музыки внутри, казалось, стоит могильная тишина. Первым делом Маркус достал мини-лабораторию и взял пробы из всех трех сорванных плодов.


Юрий

Пока Маркус осматривался, до базы добрался Юрий. В отличие от детектива, навигатор не летел сломя голову, а шел не спеша, предварительно еще и поискав на «Цапле» приборы, необходимые для определения в плодах содержания летонита или других минералов. Ничего такого на их корыте, к сожалению, не было, но у геологов наверняка должно было найтись. Поэтому, попав на базу, навигатор первым делом зашел в технический отсек. Там и располагалось «царство» геологов. Одного костюма высокой защиты действительно не было, зато приборы для анализа имелись. Правда, для биологического анализа они не подходили, но им, кажется, уже занимался Маркус. Подобный анализ можно было провести и на оборудовании инспектора Бюро Погоды. Геологические же приборы имели свои специфические цели, но проверить наличие или отсутствие летонита вполне могли. И Юрий умел с ними работать. Оставалось раздобыть материал для анализа.

Очередное смещение тела прекрасной курсантки Гайгер посчитал тихим звоночком, сулящим скорое закипание вспыльчивой девицы. На сей раз детектив даже удивленно приподнял бровь. В кои-то веке решил сказать Белле нечто непохожее на язвительное замечание и на те. В штыки приняли. Ну как этой мадам угодить, спрашивается?

По правде говоря, Белла детективу нравилась. Даже если упустить внешность из виду, чувство юмора у девушки было на высоте. Особенно Маркуса забавляла этакая извечная серьёзность и деловитость, с которой курсантка подходила ко всем вопросам. Даже самым несущественным. Вспомнить хотя бы детальный показ кухни. Подобная черта характера правда накладывала определенный отпечаток в общение с ней. Детектив всерьёз считал, что если дать этой акуле палец - она отхватит всю руку и спокойно поплывёт дальше, гордо помахивая плавниками. Поэтому продолжал с ней общаться в несколько оборонительной позиции.

- Ничего страшного. У вас представиться возможность сшить новое из шкур инопланетных зайцев, - не остался в долгу Маркус. Даже позволил себе добродушно улыбнуться, дав волю ностальгии, - Моя бывшая жена именно так бы и поступила. Предварительно измазавшись в крови несчастных животных и сделав бы ожерелье из их ушей. Позволю заметить, что у вас с ней есть нечто общее, - хохотнул детектив, автоматически подливая себе выпивки при мыслях о бывшей жене.

Последняя реплика Беллы мужчину удивила. Даже немного расстроила. Маркус неодобрительно покачал головой.
- Неужели именно это для вас самое важное? Побыстрее вернуться на Землю и кому-то там отчитаться? Ради чего? Чтобы какой-то дяденька похлопал вас по плечу и сказал: «хорошая работа, курсант!» - детектив лишь махнул рукой, - Всё это несущественно. Если не спасение людей, то хотя бы исследование планеты должно было вас заинтересовать. Вы же прибыли из прошлого, где люди всерьёз считали, что земля стоит на трёх слонах и ките, а за любое иноверие несчастных сжигали на костре. Похожее испытание загнало вас в рамки жёсткого порядка?

Налив в рюмку самого крепкого пойла в Маркусовом загашнике, детектив через стол подкатил ёмкость к Белле:
- Умей расслабляться, моя дорогая, - перешёл с ней на ты детектив, - или тебя ждёт безрадостное серое будущее с периодическими накатами глубокой депрессии и закономерным итогом в виде глубокого климакса, - витиевато вывернул всё поддатый Гайгер и громко расхохотался, ещё раз призывно похлопав по дивану, - Иди сюда…

Говорят, в последние мгновения вся жизнь пролетает в памяти.
Лгут.
Старуха с косой гораздо заметнее. Она стоит над смертным ложем и ты понимаешь: она всегда была здесь. Шла по твоим следам незримой тенью. Ждала.
Наливала стакан за стаканом. Подкидывала деньжат на дозу. Разводила ноги незнакомых шлюх, когда заканчивались презервативы. Открывала порталы в параллельные миры. Устраивала теракты. Ломала руки и резала бока. Забирала женщин. И друзей.
Можно верить, что владеешь собой. Сам решаешь, как жить, с кем и где.
Чушь.
Ты её сучка, парень. Инструмент. Возлюбленный. Трофей.
Лежишь на грязном полу, истекаешь кровью. Смотришь на себя. И на неё. Не первый твой внетелесный опыт. Помнишь, как летал под кислотой?
Твоя старуха молода и красива. Она того не замечает, но твой намётанный глаз видит правду. Жаль, так и не случилось отразить её. В другой жизни, быть может? Никогда не увлекался эзотерикой. В кого перерождаются художники? В котов?
Но даже подыхающему тебе не лежится на месте. В последний миг ты приподымаешься и обхватываешь её за плечи. Прижимаешь к полу. Озабоченного могила исправит?
Нет. Поздно. Оседает она, брызжет красненьким. Мрак густеет. Она умирает. Ты умираешь.
Я умираю.

Кто бы что ни говорил и какие бы шуточки на эту тему не отпускал, но Маркусу было плевать. Иметь при себе персонального массажиста-остеопата, при этом выглядящего, как супермодель было классно. И чертовски приятно… в большинстве случаев.

Иногда Рэйвен забывала, что перед ней лежит живой человек и начинала наминать детективу бока с таким остервенением, будто включила симулятор пекаря и всеми силами старалась взбить тесто для яблочного пирога. В такие моменты Маркусу оставалось лишь всем сердцем надеяться, что андроид не скрутит ему случайно позвоночник в узел, обеспечив детективу весёлую старость в инвалидной коляске.

Вот и в этот раз Рэйвен целенаправленно превращала якобы «каменные» мышцы мужчины в самый настоящий фарш, не забывая вставлять едкие комментарии о «хрупкости» органики. Гайгера так и подмывало спросить: «Хрупкости по отношению к чему? К металлическим плитам с титановыми вставками?» Но сил хватало только на то, чтобы стонать, как побитая девчонка. Собственно, в этом и раскрывалась главная причина почему Маркус никогда не пытался добиться от андроида продолжения массажа… кхм… вглубь. Мало того, что он и так чувствовал себя после сеанса выжатым, как губка, так ещё существовала немалая вероятность, что Рэйвейн несколько переусердствует в своих «ласках», ненароком поставив крест на продолжение рода Гайгеров.

После этакой капитальной встряски с применением иглоукалывания и электрошока, Маркус весь горел. Нет, буквально полыхал! И серьёзно подумывал о том, чтобы дать разрешение Рэйвен на обработку нервных окончаний в солнечном сплетении. Дабы поскорее избавиться от мучений и отъехать на тот свет. Там-то небось нет заносчивых андроидов с иглами и встроенной системой Тесла в корпусе! Что в неё вообще понапихано? Бесконечная вереница апрегрейдов окончательно лишила детектива понимания, что скрывает в себе это соблазнительное металлическое тело.

Как бы то ни было, но в холодильник Маркус полез в чём мать родила. Дабы криокамера несколько охладила горячее, совсем не юношеское тело. Поворчав и покряхтев для порядка, детектив максимально удобно устроился в космическом гробу и сам закрыл за собой крышку. Таймер установил минут на тридцать. Чтобы уж наверняка.

***

Время для Маркуса пролетело, как миг. Секунда и вот он уже открывает глаза. Раз проснулся, значит полёт прошёл успешно. Можно сердечно поздравить курсантов с первым вылетом. Или не первым? Да какая в целом разница. А вот кстати и Юрий!

Дверь каюты отъезжает в сторону и входит космонавт. На его глазах из холодильника вылезает совершенно голый детектив и, потрясая своей «сосиской» и пивным брюшком, направляется прямо к Серёгину. Сразу видно, что Маркусу было бы неплохо сделать интимную стрижку, или хотя бы согнать шерсть с груди. Да и заняться спортом не помешает. Совершенно не обращая внимание на свой, несколько экстравагантный вид, Гайгер сердечно жмёт Серёгину руку:

- Я так понимаю всё прошло успешно, Юра? Можно теперь и на ты, раз уж меня умудрился застать, так сказать, не во фраке, - весело хохочет Маркус, - Чудно-Чудно! Сам понимаешь, что хочешь не хочешь, а выпить за это придётся, - для устранения недопониманий детектив поспешил уточнить, - Я имею ввиду за успешный полёт, конечно, а не за то, что ты сумел поймать меня голышом. В общем вздрогнули!

Тут и кейс сам собой открылся и бокалы наполнились самыми крепкими напитками. Магия, не иначе!

Опрокинув в себя пинту крупнокалиберного алкоголя, Гайгер ещё больше повеселел:
- Собственно, Юра, ты хотел провести какой-то комплекс процедур безопасности перед посадкой на планету и одеть нас всех, как телепузиков. Я правильно всё понял?

Свист арбалетного болта Ида идентифицировать не смогла. Откуда ей знать, как стреляют из арбалета? Но упавшего и захрипевшего Эрика и звук из темноты связала. По ним из чего-то стреляли из ближайшего проема. А значит, следующая пуля или что-то там это было достанется Кассии, Лёну или ей самой.

— Лён, прячемся за решетку, — сказала она вроде бы приходящему в себя эльмари.

Некогда проверять — услышал ли он её. Подхватив подругу на руки, Ида впотьмах устремилась к выломанному Шино проему.

Когда Шино исчез в образовавшемся проеме вместе с ним исчез и источник света. Тени перестали беспокойно плясать на стенах, но пришедшая им на смену тьма таила куда больше загадок.

Второй факел, брошенный Эрику, так и не почувствовал дыхания огня и потому Ида и Эрик лишь в редких отсветах из проёма, куда шагнул Шино, видели лицо Кассии, сведенное судорогой боли и тряпки, что одна за другой тут же пропитывались кровью. Оценить, становилось ли ее меньше, стало практически невозможно. Отчаянно хотелось отмыться от липкого на пальцах. Отчаянно хотелось увидеть, как глаза Кассии приоткроются и она улыбнется, как раньше. Но лишь светился как лампочка в 10 Ватт Лён.
Впрочем, его дыхание вполне ощутимо стало чаще. Затем все услышали глубокий вдох, предшествующий пробуждению и Лён стал шевелиться и похоже делать попытки вставать.
Совершенно точно подпольщики убедились в этом, когда сдавленный и потому непохожий на голос Лёна тем не менее произнес:
- Где она?





С жутким грохотом выломав решетку, прислонив ее к стене, взяв в руку меч и факел, Шино основательно подготовился и вошел внутрь. В проеме несколько секунд виднелась его фигура, освещенная теплым светом. Однако вскоре он принялся изучать, что-то ворча себе под нос, и фигура исчезла, а вместе с ней стал тусклее и свет.



Арбалетный болт с глухим чавканьем вошел в бок Эрика, пробив грудную клетку, да так и застряв. Всё случилось так быстро, что упавшее чуть на бок тело художника сначала не вызвало страшных ассоциаций. Казалось, он просто задремал. Но звук вошедшего болта - приветствие из абсолютной сгустившейся тьмы - совершенно точно определял состояние мужчины.
Затем Эрик Ричардс издал булькающий звук, блеснувшие в отсветах огня глаза расширились, но всё не смыкались веки и этот момент длился и длился бесконечно. Тогда и стало понятно, что произошло.

Лён сделал попытки вскочить, дёрнуться к Эрику, но тело, еще непослушное после долго спячки подвело и он мучительно застонал и пополз к товарищу.

Юра пристегнулся пятиточечным ремнем к ложементу, оглянулся на Беллу - на месте. Посмотрел на Рэйвен - зафиксирована. Остался дежурный протокол

- Проверка герметичности кабины.
- Ваккум в ангаре.
- Проверка течи.
- Корабль, экипаж и пассажиры готовы к взлету.
- Цапля-диспетчеру, разрешите вылет

- Диспетчер. Вылет разрешаю. Проверь чеку отцепки

- Чека выдернута

- Спокойного гипера, "Цапля".

Стена ангара стала медленно раздвигаться в стороны, освобождая звездное небо - бездонное, той идеальной черноты, что возможна только в космосе. Лишь горизонт слегка серебрился взбитой лунной пылью - мельчайшие частицы электризовались ультрафиолетом Солнца и парили в нескольких сантиметрах над поверхностью. Когда старик Жюль Верн писал свой роман "Из пушки на Луну", ему стоило бы избрать обратное направление движения. "Из пушки на Луну" оказалось не по силам человеческим, ускорения при таком старте оставляли от самых тренированных пилотов мокрое место - в буквальном смысле. А вот Луна, с ее в шесть раз меньшей гравитацией и полным отсутствием атмосферы, была намного менее требовательна. Где еще можно выйти на орбиту высотой всего десять километров над поверхностью? Та же высота, что для списанных пассажирских самолетов на Земле, но скорость миля в секунду, и отсутствие тяжести - если не считать искусственную, конечно. После третьего гудка, "как в театре", электромагнитная катапульта разогнала "Цаплю" до первой космической скорости на Луне. Пилотов и андроида вжало в ложементы, слегка посерело в глазах - Юра к этим ощущениям давно привык, при катапультировании из самолета и покруче бывало, а вот для Беллы они были все же неприятны. Ну да это недолго, тем более, компенсаторы-то есть.

Конец разгона. Автоматика отстреливает пристяжной фал корабля, за чем Юра внимательно следит, держа руку на кнопке ручного ввода пиропатрона. В бытность стажером он частенько вовсе отключал автоматику, предпочитая "дожечь" последнюю сотню метров в секунду на досветовых движках. Но преподаватели так часто приводили статистику по отказам этого узла (один отказ в самом начале эксплуатации - и всё), и объясняли, что из-за действий Серегина поседел не один диспетчер, что Юра сдался. Но все равно нервничал каждый раз. Потому как в тот, единственный, случай отказа не нашли не то что пилотов - звездолет еле по кусочкам в одну кучу смели. Шутка ли, на скорости миля в секунду встретить лунный грунт!

Ещё в зоне прямого приема антенн космопорта Юра вызвал диспетчера
- Спасибо, мягко закинули. С праздником, ребята. С началом шестьсот двдадцать девятого года космической эры.

Да, это было старомодно. Архаично. Но для Юры это было - почти вчера...

Выйдя на окололунную (уже в нужный коридор высоты - катапульта своим разгоном его и задала), Юра проверил по приборам точность выведения, и обернулся к Белле

- Как на этот раз, отключаем гравипластины?

И озорно подмигнул. Лунный космопорт стремительно уходил за горизонт - еще пять минут, и он скроется из виду. А вместе с ним - и антенны слежения и связи. Конечно, на высоких орбитах вокруг Луны постоянно вращается куча спутников связи и ретрансляции, но Юра почувствовал себя окончательно "оторванным" от современного мира. Теперь до него не может "достучаться" диспетчер. А он, если будет нужно - конечно, сможет вызвать "землю" - которая на самом деле была Луной. Теперь телеметрия корабля пишется только в бортовые самописцы - а не на диспетчерскую вышку. Отстрелив фал, "Цапля" будто порвала пуповину - и стала самостоятельным существом. Своим миром, в котором свои законы - и физики, и человеческих взаимоотношений. Те, к которым Юра и Белла привыкли больше. Законы из прошлого.

      Паукобот послушно исполнил приказ. Грузовой отсек с шипением раскрылся, а оба гравитационных манипулятора мощными силовыми лучами подхватили ячейки с иллирионом, развернули их и положили перед роботом. Итого, все четыре элемента питания лежали в два ряда на полу перед сталкерами. Как и полагается, их внешний вид не отличался от картинки - цилиндры с "ножками", петли для рук, полоса чистого голубоватого сияния.
      Мавр сделал своё дело. Мавр может упаковаться.
      Компенсаторы гравитации, равномерно установленные на корпусах энергоячеек, пока не требовали перезарядки. Их собственные аккумуляторы почти никогда не использовались и сохранили всю энергию. Без компенсаторов даже Кирпич вытянул лицо от удивления, едва не надорвавшись от попытки поднять ячейку. Это при том, что та была немногим больше крупной дорожной сумки. Включенный компенсатор же превращал "бетонный" цилиндр в "пенопластовый". Магия технологий.
      Вот только вот инерция у топливных элементов осталась прежней. Зиме и Солисту, которые несли энергоячейки в обеих руках, шутки про любителей боулинга с застрявшими в шарах пальцами перестали казаться смешными. "Шаблон разрывало": лёгонький вес так и норовил затянуть куда-нибудь не туда или просто вывернуть руки из суставов. Кирпич кроме прикрытия ещё и вылавливал товарищей, не давая им упасть с ценным грузом. Привыкнуть к этому было трудно. И компания двигалась не быстрее черепах.
      Можно было, разумеется, воспользоваться паукоботом. Но это могло бы упростить только половину пути. Робот не влезал в корабельные коридоры, по которым партия в буквальном смысле "шароёбилась". Кое-как дотянув с энергоячейками до "идеальной" спасательной капсулы, компаньоны забились внутрь, как сельди в бочку. И снова - смысл буквальный. В бочкообразном аппарате едва удалось упаковать эти четыре ячейки в довесок к четырём пассажирам.
      Ещё некоторое время ушло на то, чтобы настроить автопилот. Ни о какой традиционной навигации не могло быть и речи, но система поняла, что от неё хотели хотя бы доставку из центра отсчёта до вон тех координат (приблизительное местоположение Авианосца относительно Кашалота). "Тыц!" Ласточка нажала на кнопку запуска и села на своё место. Система безопасности шлюпки тут же взяла пассажиров в свои железные объятия, дверь захлопнулась и загерметизировалась.
      - Запуск шлюпки. Пять... четыре... три... два... один...
      После механического отсчёта блок спасательных капсул выстрелил оной. Сталкеров встряхнуло, а уши заложил грохот "выстрела". Встроенные в стену мониторы вместо корабельных стен показывали уже разворачивающиеся виды на проносящийся внизу ночной город, переливающийся мёртвыми красками. А впереди - ночной лес. И где-то вдали горящий огоньками Авианосец, над которым висела кровавая луна.
      А потом взгляд сталкеров зацепился за яркую светящуюся точку. Она отделилась от периметра ПВО Криуса и рванула, ни много, ни мало - прямо в сторону спасательной капсулы. За яркой "точкой" тянулся длинный дымный шлейф, а "заверещавший" о ракетной атаке автопилот не оставлял сомнений в том, что это было. И никакого предупреждения. Роботы.
      - Нам пизда, - с каменным лицом, лаконично обрисовал ситуацию Кирпич.

Приветствие Юрия немного обескуражило детектива своей… деловитостью и полнейшей невозмутимостью. Серёгин, подобно умелому диктору, размеренно вываливал на Маркуса самую различную информацию, касаясь то одной темы, то другой. Гайгер не удержался и даже бросил косой взгляд себе за спину, чтобы убедиться в отсутствие экрана с бегущей строкой, с которого курсант мог зачитывать текст. В конце концов Маркус просто помотал головой.

- Юрий, Юрий! Я, конечно, понимаю, что мы тут все неглупые люди, но… - детектив замялся, - Давайте попроще общаться, хорошо? Мы же не на лекции по кибернетике, бога ради. И да, насчёт выпивки вы в корне не правы! Одна рюмочка ещё не вредила не одному навигатору! А даже наоборот, помогала настроиться на нужный лад. Ваши коллеги, уверен, со мной согласны, - усмехнулся Маркус, вспомнив с какой простотой Валентина шлёпнула целый стакан бурбона, - А насчёт сканирования излучений, то… карты вам в руки, - Гайгер широко улыбнулся, - По правде говоря, в геологии и радиологии я не слишком силён. А вам похоже… нравится подобные исследования. Полностью оставляю вам на откуп, - вспомнив красные отметины на руках Клайва, детектив сокрушенно добавил, - И да, согласен. Обычные костюмы на планете не в ходу в этом сезоне. Как минимум придётся натянуть плотные свитера. Эти бешенные птички похоже очень больно клюются.

Но не успели мужчины в достаточной мере создать дружескую и непринужденную обстановку в коллективе, как в дело вступила Сильная и Независимая Женщина, запоров все усилия добродушного детектива на корню. Похоже сам дьявол отправил её Маркусу в наказание за какие-то его прошлые грешки. Лучше бы и правда сидела сейчас на кухне и крутила котлетки из фарша. Может тогда хоть какую-ту пользу в расследование принесла, снабдив светилу уголовного розыска домашней пищей для лучшей работы мозга. Снисходительно зыркнув на фурию, метающию молнии в своём гнезде, Гайгер усмехнулся:
- Ваша правда. Забыл плавки и зонтики для коктейлей. Но ещё есть время. Можно сбегать в магазин. Вам прикупить заодно купальник и соломенную шляпу, мисс Фрост? – участливо вопросил Гайгер, - А то боюсь ваши постоянные приступы злобы вкупе с палящим солнцем доведут вас на планете до удара.

Стоит признаться, когда девушка змеей выскользнула из кресла и с ярко выраженной враждебностью поползла в сторону детектива, Маркус на миг потерялся и съежился, как кролик. Неужто чутка переборщил и его сейчас будут бить? Свой набор бухлишка на все случаи жизни Гайгер ставить под удар совсем не собирался! Но нет, всё обернулось куда хуже, чем он предполагал. Его единственную радость в этой жизни решили самым бесцеремонным образом отнять. В свой пакетик Маркус вцепился, как бульдожка, не собираясь без боя его отдавать в руки этой злой ведьмы!

- Это вы так флиртуете со мной, мисс Фрост? – осведомился детектив после брошенной фразочки «про постельку» - На будущее. Мужчины намного охотнее поддаются женским чарам, если в ваших глазах не читается явное желание их прикончить.

А вот после объявлений условий его предстающего и, судя по всему, очень унылого путешествия Маркус и вовсе не смог сдержать себя в руках и расхохотался. Это было, наверное, очень невежливо с его стороны, но детектив попросту не смог больше терпеть. Ему даже захотелось погладить девушку по голове и дать ей сахарок.

- Прелесть моя, ну представим я отдам вам пакет, чтобы вы смогли его спрятать у себя под креслом, или в сумочке, или в ведьмовском котле. В целом неважно. Как вы думаете, каков будет следующий мой шаг? – Маркус выдержал торжественную паузу, - Ну конечно же я вернусь в магазин и куплю ещё больше себе разноцветных бутылочек! Но уже заблаговременно засуну покупки в сейф, чтобы ваши когтистые пальчики до них не добрались. Без детектива вы же не улетите никуда, правда?

Гайгеру даже жалко немного стало бедную девушку, поэтому он всё-таки решил пойти ей на встречу ради разнообразия.
- Давайте так, моя дорогая. Предложите мне любое равноценное состязание на выбор и если вы в нём выиграете, то забираете все бутылки кроме одной… двух. Да, двух! – расплывшись в широчайшей улыбке, Маркус продолжил выдвигать свои условия, - Если же выиграю я, то моя звенящая радость остаётся со мной, а вы делаете нам с Юрием шикарный ужин, во время которого выступаете в роли образцовой официантки. Как вы на это смотрите?

- Белла, когда просят - говорят "пожалуйста" - мягко ответил Юра. - В таком состоянии тебе лучше не вести корабль, гнев приближает нас к тьме гипера. Но и реакцию обостряет - в случае чего ты нас вытащишь!

- Хорошо, Маркус, кажется мой допуск к данным может вам пригодиться. Ведите.

Полминуты. Целых тридцать секунд детектив трясся в этом филиале ада в космосе. Ощущения… непередаваемые. К нефтяным купаниям добавились ещё и посягательства сюрреалистичных шипастых щупалец, которые трепетно обвили голову Маркуса и со всем усердием пытались выжать из его черепной коробки солидную часть мозга. В результате выдавили из детектива лишь весь им заблаговременно принятый алкоголь, но и этого хватило, чтобы Гайгер проклял и гиперпространство и себя за то, что решился сунуться в эту межгалактическую клоаку, ну и Симона заодно. За то, что вообще позвонил ему сегодня утром. Маркус продолжал бы проклинать и всех остальных ответственных за его сегодняшние мучения. Вплоть до владельца уютной кафешки в Берлине, где его родители впервые встретились и познакомились. Благо к тому времени тридцатисекундный отрезок отсчитал своё и Маркус в разобранном и крайне несчастном состояние вывалился на Лунной базе.

Никто даже полотенца ему не соизволь протянуть, чтобы хотя бы пот со лба утереть. И действительно, зачем вообще принимать во внимание капризы и мучения всяких органических недоразумений? Рэйвен, судя по всему, считала именно так, и без всяких церемоний чуть ли не силком потащила за собой побледневшего детектива, который, тем временем, так и порывался вновь приложиться к спасательной бутылке с бурбоном. Очнулся Маркус лишь, когда услужливый слуга-андроид предложил ему коктейль. Поглядев на безымянного синтетика, как на своего спасителя, детектив усиленно закивал головой:

- Чёрт, да! Коктейль «виски-кола», пожалуйста. Только без колы.

Пришествие Кристофера тоже не слишком благоприятном образом сказалось на общем настрое детектива. Ещё в прошлом, будучи простым работником межпланетного экспресса Маркус постоянно ловил на себе эти строгие пронзительные взгляды, которые так и говорили: «Нус, Гайгер, за что мне тебя сегодня премии лишить?». Маркус явно никогда не метил на сотрудника месяца. Куда больше времени уделял общению с колонистами, чем заполнению всяких скучных отчётов. Вот и сейчас, мужчина чисто инстинктивно сжался под грозным взглядом начальства и попытался вспомнить какую накладную он на этот раз забыл отдать в финансовый отдел.

Будучи уже в кабинете главы космопорта, Маркус таки вернул себе былую спесь и вольготно расплылся в самом комфортном кресле, которое только попалось ему на глаза. Под «комфортным креслом» воспринималось любое седалище по удобству опережающее деревянную покосившеюся табуретку. Местный начальник явно был сторонником спартанских условий.

- Взаимно, Кристофер, – ровно ответил Гайгер, втайне испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие от обращения к бывшему начальнику по имени, - Признаться, моя спешка отчасти вызвана желанием успеть побеседовать с Клайвом О'Райли и Валентиной Филипповой. Надеюсь навигаторы ещё здесь?

Невозмутимо приняв излучатель и ткнув пальцем туда, куда необходимо было ткнуть, Маркус передал на хранение Рэйвен эту световую саблю. Такой глубокий карман, куда можно всунуть излучатель у детектива был всего один и он уже был занят бутылочкой спиртного.

Внезапно, как по мановению волшебной палочки, раскрылись двери и Маркус, наконец, имел удовольствие узреть остальную часть команды. Мужчина и женщина. Молодые, красивые, так и пышущие силой и здоровьем. Детектив сразу как-то непроизвольно попытался втянуть своё брюхо. Отличались лишь выражением лица. Юрий расплывался в фальшивых улыбках, а Изабелла взирала с таким выражением, будто на завтрак съела несвежую крысу. Ничего страшного, Маркус в целом привык к таким «страстным» взглядам со стороны женщин.

Нацепив на лицо не менее искрению улыбку, детектив аж сподобился вылезти из кресла, дабы поприветствовать остальных. Руку Юре пожал. Крепко.

- А уж мне-то как приятно, вы бы знали, - дружелюбно протянул Маркус, сканируя с помощью своих очков мимику лица Серегина, попутно делая пару снимков, - Конечно! Как говорится, провёл пол своей жизни в холодильнике.

Благодушную и дружескую обстановку несколько попортил возмущенный выкрик Рэйвен:
- Нет, это вы летите со мной.
Покусав губы, детектив предпочёл вступиться за своего секретаря:

- И да, Юрий, называть Рэйвен роботом, это все равно, что называть вас ретроградом, или динозавром. Не будем же мы такими ограниченными, правда? – сощурив взгляд за своими тёмными линзами, детектив добавил, - У вас кстати знакомое лицо. Где-то я вас видел… хотя, наверное, просто воображение разыгралось.

Внимание детектива плавно перетекло к Изабелле. Фальшивая улыбка просто расцвела на небритой роже детектива.

- Мадам, - Маркус попытался поцеловать ручку девушки. Если не получилось, это его нисколечко не смутило, - Позвольте сказать, я несказанно рад, что лечу в обществе такого прелестного создания. Взобьёте мне подушку перед сном? – Маркус решил закончить своё представление невинной шутейкой.

Затем Гайгер уже обратился к обоим курсантам:

- Друзья, я знаю, что вы уже проявляли некоторые попытки докопаться до сути дела. Как минимум попросили Артура расшевелить Бюро Погоды. Безуспешно, к сожалению. Прямо сейчас я собираюсь наведаться к почтовикам и задать им пару вопросов. Если желаете, присоединяйтесь.

Динке никогда ещё не было так хорошо. Какой чудесный, изумительный напиток! Теперь понятно, почему папа время от времени добавляет в свой кофе ложечку коньяка. И почему они Динке такое запрещают? Девчонка даже мимолетно обиделась на родителей. Ведь так чудесно и вовсе ничего плохого в этом нет. Только хочется петь и плясать. Она и плясала так, как не отплясывала даже на городском конкурсе юных театральных исполнителей, где их школа заняла, между прочим, третье место. С конца. Заняла бы и первое, если бы не Динка. Мысли бежали как-то странно, даже для нее, перескакивая с родителей на школьный театр, а с него обратно на гхтани, которых надо обязательно почтить еще одной чашей. Чтобы дорога в новом мире уж точна была без колдобин и тупиков. И ещё одной. Чтобы уж наверняка. В какой-то момент Динни почувствовала, что очень устала танцевать и стоит прилечь отдохнуть. Вот прямо сейчас. Макс, кажется, с кем-то дрался. Раньше бы это Динку огорчило — вот опять нашел неприятностей на свою голову, вечно он так, а сейчас почему-то показалось ужасно забавным. Макс дерется с молодым рогатым гхтани. Будет рассказывать во дворе, а ему не поверят. Хи-хи. Пусть почувствует себя в ее шкуре. Вот Динке тоже никто никогда не верил, когда она говорила, например, про инопланетян на спортплощадке. А ведь она сроду никогда не врала. Там же были круги!!! Таинственно появившиеся. Девочка рассмеялась. Заливисто, весело и громко. Прямо как вожак. Какой он все-таки красавчик. Захотелось вдруг его обнять. И погладить рога. Что там за такие красивые колечки? Но тут сквозь звенящую в голове россыпь тысячи колокольчиков каким-то чудом пробился смысл сказанных Вождем слов.

— Катемхьяры – не гхтани! — повторила она почти шепотом, перестав смеяться. — Я запомню, Вождь. Я запомню это. И... тебя. Вас всех.

Она низко поклонилась, умудрившись каким-то образом не упасть, и протянула руку, принимая рог. Он показался теплым, почти горячим. А ещё невообразимо красивым. Динни хотела засунуть подарок в рюкзак, но вдруг, что-то вспомнив, сунула его за ремень джинсов. Кажется, именно так их и положено носить.

— У меня тоже есть дар для тебя и для всех гхтани. Мы больше не встретимся, но может быть там, куда вы уходите, вам понадобится умение далеко смотреть. И тогда вспомните о нашей встрече, — Динни сняла с шеи бинокль и протянула Вождю. Она показала, как отвинчивать крышечки, куда смотреть и где подкручивать, чтобы даль становилась близью.

— Удачи вам на ваших дорогах.

- Кх-х-хниги, - произнес Вождь прочувствованно, словно бы пробуя новое слово на язык, напитываясь его силой и познавая суть. – Книги. – Снова произнес на сей раз коротко, отрывисто, тревожно даже и чуть приопустив мохнатые уши свои, словно бы страшась испортить новое слово повторением, но всё же повторил c рокотом глубинным:
- Книги!
И каждый раз это звучало по новому, когда оленерогий зверь мурлыкал, произнося простейшее для Динни словечко бережно и удовольстенно. Пронзительно желтые глаза вождя глядели на девочку, и распространялся тогда от монстра ощутимый жар, волны этого чарующего тепла – запах здоровой шерсти да осеннего, прогретого солнцем леса. Он сейчас на льва был похож – этот достойный старый вожак!
Звериная морда в обрамлении могучей жесткой гривы словно у сказочного льва, но уши были широкими и длинными, совсем даже не кошачьими. А из под гривы, росли могучие прекрасные рога, похожие на ветвистые рога оленя – заостренные на концах, они были украшены колечками белого металла, а густая грива местами сплеталась в косы, придавая этому существу вид достойный и какой-то дикий одновременно.
Вожак глядел на Динни задумчиво, грустно-тревожно даже наблюдал как она пьет, вздрагивая усищами в такт её глоткам. Потом оскалился вдруг и бросился в танец – в яростный свой танец, энергичный, первобытный да жутковатый в своей необузданной энергии.
Перевернулся тогда мир, Динни. Хмельной, чумной!
Разошлось пламя по венам, вскипела юная кровь – хорошо стало, чудесно стало, и еще так стало, что теперь словно бы частью этого леса ощутила ты себя, его звенящей душой. Динь. И поняла вдруг. Пройдет еще совсем немного времени, покинете вы заповедную поляну с каменным столом и никогда более не увидите народ кхтани. Ханнэков быть может еще встретите на своём пути, а вот гхтаней уже едва ли.
Растворятся миражом эти дремучие монстры, но память о них останется. Пляска эта останется. Призрачная танцующая Динни навсегда останется здесь – на этой древней поляне среди повелителей хашэтайневых лесов. И еще что-то останется. Настоящее. Осязаемое такое!
- Возьми рог Левиафана, Красноволосхэ ирримлада. Труби три раза – три раза выручит тебя из беды. Не предлагаю тебя украшения белого металла - мала ты еще дня него, покорит твою душу бормочущая сталь. Возьми лучше рог Забытого. Порадовала ты нас и меня порадовала дева.

Кивнул рогатой головой вожак. Потом помрачнел седогривый.

- Опасайся катемхьяров и не бойся эччея, дитя. Катемхьяры – не гхтани! Запоминай, ирримлада, крепко сохраняй в своём сердце мудрость камчалы. Эччей питает страх. Где страх плещется – там эччей. Где о волшебстве леса тоска болит, там будут катемхьяры. Катемхьяры не гхтани. Помни в своём сердце, ирримлада. Катемхьяры – лишь то, чем кажутся, вовсе не то, что они есть.

А веселье накалялось на поляне, а веселье разливалось пенной рекой алого цвета, готовясь завершиться положенным мордоем. И тут и там уже сражались друг с другом кхтани, не на зло сражались, а потому что кровь кипела звериная, потому что выхода требовала первозданная лесная энергия. Кто с ножами костяными танцевал друг против друга, кто шутливо рогами бодался, оскалившись в жутковатой гримасе, а Макс на Ычектани бросился, сначала на стол заскочив, а потом уж кулаками заработав как следует.
Черныш, скотина не помог – свернулся калачом и засопел пьяная гадина, но и сам Макс лаптем щи не хлебал же.
Удар, и что-то хрустит под пальцами. Второй удар – звонкой болью разливается кулак. Потом по голове получил чем-то тяжелым – помутилось перед глазами, сломалось цветное кино. Потом пинданул как следует монстра, хорошо пинданул, задорно так – охнул Ычектани. Вырвал клок шерсти из его бороды, чувствуя шелковистое тепло на своей ладони.
Затем уж царапались вы словно кошки какие, пихались, размалевывали рожи друг другу кулаками.
А глядь! Уже поёте вместе – горланите во всю глотку нечто бессвязное и очень веселое, задорное, бессмысленное одновременно. И Ычектани хохочет от всей души, утирая желтоватые слёзы сочащиеся из глаз.
- Руби рог, ирримлада, памятью будет! Хэ-хэ-хэ. Дай руку свою младой, себе на память хорошим топором возьму!
В голове восхитительно пусто, а тело силой преисполнено. Хорошо. Весело. Чудесно же!
твою руку хотят на память рубануть, разве плохо это, Макс?

- Всему время своё, Ирримлады, время праздновать и время уходить. Есть три дороги в этом мире – болотная дорога старых лефиафанов, мертвые костяные леса катемхьяров, и железная дорога проложенная гордыми иррийцами, что грызут камень и выплевывает горькое железо взамен. Идите той, которая приведет вас. Идите и примите решение своё, Быть Стене или ей уже не быть, Млады. Бойтесь Старуху и не бойтесь Эччея, потому что бесполезно бояться его. Крепите сердца.

…Только Афоня уже не слышал этой речи, только ушел раньше своей собственной тропой юный сталкер. Приятно поскрипывала земля, пахло болотцами да щедрым лесом одновременно, так по осеннему с грустноцой. Густые жирные запахи стелились по траве. Болел укус слепня, слегка потачивало нутро чувство голова.
Затихла музыка лихая, впереди три дороги пролегли – одна к железной дороги стелется себе спускаясь с горы плавно да весело, будто девчонка задорная. Такая как Динь. Вторая обратно к болотам убегает, крутая себе непокорная тропинка. Вы оттуда пришли как раз. А третья... Третья по верху в леса густо-тенистые стремиться, манит тайной своей. Запахами сырой земли обнимает. Какой пойдешь, Афонь, куда пойдешь на поиски друзей?

Давно смолкли залпы орудий
Над нами - лишь солнечный свет
На чем проверяются люди,
Если войны уже нет?

Поэтому слышим нередко
Сейчас - как тогда
"Ты бы пошел с ним в разведку?
Нет? Или да?"

Кроме географии (да, были еще красивые места на Земле, в которых ему не довелось побывать с дипломатической миссией - но присмотренные "сверху", во время Полета), Юра страстно увлекался историей. Стремился наверстать пять столетий. Мода на ретро здорово помогала - можно было легко найти оцифрованные записи песен и музыки, фильмов, даже выступлений съездов ЦК КПСС. Зачем он колесил по свету? Да просто так лучше думалось. А подумать было о чем. Откуда эта сытая беспечность? Да ясно, откуда, люди живут при коммунизме. Вот и всплыла в голове недавно слышанная песня, и а с ней пришла и другая. Они, люди прошлого, помнят, что такое война. Что вообще возможно бороться за жизнь, а не жить по праву рождения. Они - навигаторы - ходят в разведку. Вот как он с Беллой. Она напоминала ему Володьку, и еще немного - Беляева, из "старичков". Вся в книгах, в себе, говорит по делу. Но преданней напарника не найти. Ей можно доверить свою спину - а это качество Юра ценил в людях превыше всего. И платил той же монетой.

Другой вопрос следовал из первого, и Юра собрался бы его задать - но не сейчас, когда вызвала комендант. Будущее бесконечно, а прошлое заканчивается. Значит ли это, что они, навигаторы, через несколько веков исчезнут? А человечество погрузится в темные века, вновь отрезанное от звезд? Должен быть способ предотвратить это, покорить гипер, как до этого покоряли космос. Юра чувствовал, что должен сделать это, по крайней мере попытаться.

Юра оторвался от глобуса, включил улыбку и обернулся к Белле. Потом вспомнил - свои. И просто, без улыбки, сказал

- Ну что, пойдем, раз срочно? Хотя какое-то оно не очень срочное, без сирены и красных мигающих огней, да?

Земля, Сицилия, территория Высшей звёздной навигационной школы,
3 октября 2586 года

Стояло начало октября — месяца, когда палящее Солнце уже сменило гнев на милость, но море ещё тепло и приветливо. Хороший месяц, возможно, самый лучший на Сицилии. В Школе в это время всегда тихо — новый учебный год начнётся только в ноябре, а у курсантов сейчас каникулы. Каникулы у них были, как и всех нормальных людей, даром что навигаторы работают на износ, видя родную планету лишь сутки-другие в редкие прилёты, а полноценный отпуск у них раз в два года. Но то — навигаторы, курсантам в этом отношении проще. Вот они и разъехались кто куда, общежитие Школы и так не особо шумное, сейчас вовсе пустовало. Только третьего курса это всё не касалось. У них была практика, по сути одно название — практика, а так обычная навигаторская работа, разве что трассы попроще, пассажиров никто не доверит, да отдых между маршрутами в несколько дней. Неслыханная роскошь для навигатора. Впрочем, и практики той оставалось пару недель. Впереди экзамен и... всё. Звёзды, чужие планеты, холодная космическая пустота и не менее холодное, но, к сожалению, вовсе не пустое гиперпространство. Можно было бы сказать — впереди взрослая жизнь, если бы некоторые из курсантов по возрасту, да и не только не были постарше своих преподавателей. Так что обычная студенческая жизнь — это не про них. И всё же... иногда так хочется себя обманывать.

Юра и Белла сидели в гостиной третьего курса, наблюдая, как робот Друпи, скрипя шарнирными конечностями, наводит в ней порядок. Опять в нём что-то разладилось. Друпи был древний. Не такой, конечно, древний, как они сами, но лет двести ему точно исполнилось по студенческим легендам. И поэтому в нём постоянно что-то ломалось и выходило из строя. Приходилось доставать детали, которых давно не производят больше, или изобретать велосипед. Друпи ещё и не стандартный был. Чья-то богатая фантазия придала ему вид озорной собаки, и вот этот-то чудо-пёс разносил по общаге завтраки, вытирал пыль и приносил тапки. Толку от такого помощника было, прямо скажем, не особо. Он то заказы перепутает, вместо супа подав мороженое, то и вовсе на кухне замыкание устроит, то припрется в комнату с уборкой, когда ты гм... не один и даже такого замечательного ушастого и хвостатого Друпи видеть в данный момент ну вот никак не настроен. Чума ходячая. Давно его следовало заменить. Очень давно. Лет сто назад, как минимум. Регулярно администрация Школы выделяла для нужд курсантов новейшего современного андроида. Вон один такой стоит в кладовке у комендантши. Полиморфный, со встроенной шкалой редчайших рецептов, управляемый дистанционно и чуть ли не мысленно. Мечта. Проработал он где-то с неделю, после чего сломался. Как и его предшественник, а до него ещё один, а до него... Представители заводов-изготовителей хватались за головы: их продукция выйти из строя в принципе не могла, курсанты делали вид, что они тут совершенно не причем, а Друпи вновь появлялся и подавал пересоленную яичницу. Как люди, не имеющие никакого отношения к нанотехнологиям, попытки которых постичь принципы работы современных устройств, порой, вызывали у преподавателей приступы дикой мигрени, особенно по началу, ухитрялись раз за разом успешно ломать то, что сломать невозможно в принципе, было такой же загадкой, как и теория гиперперехода. Но поколения курсантов сменялось одно другим, и эти, в большинстве своем, взрослые, нагруженные и даже перегруженные жизненным опытом люди, вели себя хуже детей, когда дело касалось Друпи. Безответственно они себя вели.

Юра и Белла были в гостиной да и во всей общаге одни, потому что их сокурсники не вернулись ещё из рейсов, а младшие курсы, как уже сказано, разъехались. Вообще-то курсантам совсем не обязательно было куда-то уезжать на каникулы, на территории Школы имелось всё необходимое для жизни и отдыха. Даже лифт на Лунную базу был свой, прямо тут, на территории. Белла вон, за три года так никуда и не выбралась, хотя нуль-кабина мгновенно доставила бы в любую точку земного шара. Но девушка предпочитала отсиживаться взаперти в собственных апартаментах: комната и личный учебный класс и корпеть над обучающими кристаллами, изнурять себя на тренажёрах и спортплощадках или бродить по территории Школы. Только бассейн Изабелла не жаловала. Да и на море, до которого здесь рукой подать, даже нуль-кабинка не нужна, никогда не ходила. Зато Юра пользовался, что называется, каждой свободной минуткой для путешествий по самым отдалённым уголкам Земли. Он бродил по с трудом узнаваемым русским городам, посещал подводные планктоньи заводы и китовые фермы, слушал в ЛаСкала то, что по какому-то недоразумению называлось оперой (что-то совершенно непонятное, больше напоминающее симфонию красок и запахов, чем звуков), выбирал популярные и неизвестные туристические маршруты, а то и вовсе брал флаер и летел наугад. Люди жили хорошо, мирно и сыто жили. Разве что... были они какие-то выхолощенные, какие-то... Юра и сам бы не сформулировал, что было не так, но люди изменились. Взять хотя бы тех же роботов, без которых современные земляне и шагу не могли ступить. Или колонии. Если речь заходила о колониях, то собеседники обычно вздыхали и говорили что-то вроде: «неладно там, вот бедняжки». А некоторые закатывали глаза и рассказывали разные ужасы. На животных там охотятся, а по слухам, даже и на людей иногда. Неладно... А спросишь у них: «А что делается, чтобы было ладно?» — не понимают. А что тут можно поделать, мол.

Но какой бы ни была современная Земля — это теперь их дом. Поэтому и Белла, и Юра выбирали, как провести положенные три дня отдыха после рейса. Сообразно своим представлениям выбирали. Белла прикидывала, обложиться ли книжками (это только говорится — книжками: планшетка, тоненькая, как папирус, вот и вся библиотека) или потренироваться, чтобы не терять формы, а Юра вызвал по кому карту южного полушария, и теперь голограмма висела перед ним в воздухе, а курсант придирчиво присматривал место, куда стоило съездить. Вдруг, закрыв собой от его настойчивого взора целое Перу, в воздухе замаячила миниатюрная фигурка комендантши Луизы с книжкой в руках. И ещё одна голографическая Луиза возникла перед Изабеллой. Луизе было уже лет сто сорок должно быть. Современные люди старели так поздно, что казались кое-кому из курсантов бессмертными, но когда старость их настигала — это была обычная человеческая старость. Единственное, против чего не придумано вакцин и прививок. И хорошо, что не придумано, наверно. Современные старики могли уходить на покой и жить безбедно, Земля прокормила бы, но редко кто хотел. Дети, внуки, правнуки и праправнуки были заняты своей, стремительной жизнью, а роботы... роботы обеспечивали комфорт, но разве дело в нем? Вот и работали старики на тех местах, где легко справился бы какой-нибудь дроид, а то и вовсе никого не требовалось. Ну зачем в навигаторском общежитии комендант, скажите на милость? Постельное белье выдавать? На это хватало встроенного в шкаф автомата. Но традиция незыблемо блюлась, и на комендантском посту всегда сидела вот такая вот бабушка или дедушка.

Голограмма Луизы (обе голограммы) помахала в воздухе недочитанной книжкой. Это была бумажная книга, страшно дорогая и страшно модная, как и всё ретро. Впрочем, комендантша вряд ли её приобрела, скорее всего оставил в подарок кто-то из выпускников. Вместе с абитуриентами в будущее попадали, порой, весьма странные вещи. Книга ладно, хотя представить, что кто-то чуть не помер в библиотеке... а вот, например, надувной розовый слон. В натуральную величину. Ладно, почти в натуральную. В общем, Луиза только что читала ретро-книгу, надев на нос пенсне (которое, тоже было вовсе не пенсне, естественно, а стилизованный переводчик, потому что вряд ли старая леди могла без него понять хоть строчку на древнем языке), и теперь с гордостью демонстрировала это Белле и Юрию. Но, вызвала она их, конечно, не из-за книги.

— Артур Блейз ждёт вас к себе. Срочно, — важно сказала Луиза.

Артур был куратором их курса. Внушительный, крепкий мужчина лет сорока по старым меркам или лет восьмидесяти по нынешним. Было в нём что-то, что можно назвать военной выправкой, хотя о военных Земля не слышала уже несколько веков. Куратор, конечно, мог просто связаться с ними сам, но он чтил правила игры. Поэтому Артур бросил вызов Луизе, а она кинулась выполнять свою «важную» миссию, чувствуя себя при деле. Тут ничего странного не было. Странно было другое: что он вообще делал в Школе в такое время в разгар каникул, и зачем курсанты ему понадобились. Да ещё срочно и лично. Лично руководитель курса вызывал в двух случаях: чтобы вручить новую маршрутную карту и чтобы устроить головомойку. И в обоих этих случаях тоже хватило бы кома, но он предпочитал с глаза на глаз. Только вот оба только что вернулись из рейса, в новый их точно так рано послать не должны были, да и натворить они ничего не могли. Просто не успели, потому что, опять же, только что вернулись из рейса. Впрочем, чем гадать, проще и быстрее было добраться до кабинета Артура и узнать всё наверняка. Учебные корпуса от общежития отделяло буквально несколько шагов, Школа видна была из окон. Путь вниз, мимо настоящей, не голографической Луизы, через усаженную оливками площадку, мимо классов, тренажерных залов и симуляторов к знакомой двери занимал от силы минуты две.

Ида шагала в середине процессии и радовалась, что темно. Можно было безнаказанно плакать, что женщина и делала. Главное, не всхлипывать и не шмыгать носом, и никто ни о чём не догадается. Здесь пахло... жизнью. Не сказать, чтобы вкусно и приятно, не сказать, чтобы особо соблазнительно, просто жизнью. Жуткое давление миллиардов спрессованных частиц трупов, которое сводило аппаратчицу с ума с самого первого дня, здесь исчезло. Как же это полузабыто — быть живыми. Вот Ида и размякла в конец. Она не была истеричкой, отнюдь. Но если неделю назад твоя главная проблема — недосдача на заводе да сосед-алкаш, насравший аккурат под дверью, а потом вдруг ты идёшь по пустыне, сотканный из пепла сгоревших людей, неся в руках огроменный меч, отнюдь не бутафорский, а половина твоих спутников осталась лежать в пепельных барханах, — даже самая крепкая психика таково не выдержит. Слёзы служили предохранительным клапаном. Нет, конечно, выплакать весь ужас прошедших часов не представлялось возможным. Слишком много было такого, что нельзя смыть никакими слезами: чужая кровь на собственных руках, смерть товарищей, предательство чужое и своё. Но стало намного легче. Поэтому всеобщую панику женщина проморгала. Да и не поняла: из-за чего весь сыр-бор. Конечно, темнота поневоле настраивает на опасность, пробуждает паранойю, а учитывая их взвинченные нервы. Но всё же пока всё было более-менее тихо. В этом подземелье когда-то жили, жили эльмари.

— Вот только зачем им понадобились факелы, — недоумевала Ида, разглядывая абрис стены со вставленными палками. И осознала, что последнее произнесла уже вслух.

Впрочем, вряд ли её расслышали. Варенец шипел, Кассия изображала самурая, Эрик (горбатого могила исправит, а однорукого, видимо, уже ничего в принципе) снова рвался в бой. Полный дурдом.

— Эрик, подожди, не лети, есть идея получше, — она нагнулась, ища что-нибудь, что можно бросить в проход, и одновременно отвечая разведчице.
— Кася, — постаралась найти она почти ничего не видящими в темноте глазами девушку, — те каннибалы — просто отчаявшиеся люди, вконец опустившиеся. Может... может такие же, какими мы станем, если задержимся здесь. Посмотри на нас всего через день. Если бы их руководитель умел такое, как тот, кто напал на вас, они бы до подобного не дошли. Эльмари, вроде бы могут находить припасы в пустыне.

— Шино, — Ида выпуталась из веревки и протянула пивовару меч. — Верни мне Лёна.

Совершать второй раз такую ошибку, как с Роуз, женщина не собиралась. За раненым нужно было присмотреть.

Их осталось пятеро. День, проведенный в потерях завершился неоднозначно – прыжком в подземную неизвестность, предательским исчезновением Сергия и Валеры, неясным героизмом Орта, который так и не объявился, полутемной реальностью. Однако для тех, чей стакан бывал, как правило, полон, на передний план вышли новые перспективы, овеянные почти забытыми ароматами и образами.
Воздух тут, под толщей земли, был иным. Это стало заметно почти сразу.
Здесь пахло жизнью, домом – отпечатки ароматов дыма, дерева, растений, уюта навсегда впечатались в стены и пол и теперь тревожили память.
Понемногу аромат подземелья стал привычным - запахи жизни, пусть и прожитой многие годы назад, вытеснили гибельный тошнотворно-приторный вездесущий запах пустыни и нос с предательской радостью вдыхал их всё глубже, словно хотел впитать всё сразу.

Из-за абсолютной темноты, в которую вскоре вступила компания из великолепной пятерки и кота, было непонятно, что именно, кроме запахов, доказывало существование здесь цивилизации, однако пару споткнувшихся о неясные препятствия да наличие в ладони Шино канделябра искусной работы, с которым тот вступил в неравный бой, скатываясь вниз, совершенно точно указывали на ранее существовавшую здесь весьма утонченную изысканную жизнь.

Варенец справлялся с обязанностями на ура. Фыркал при наличии препятствий и довольно урчал, если Кассия ступала правильно. Очень скоро диалог между ними наладился и компания двинулась более-менее ровно и сравнительно быстро. Через некоторое время дорога ощутимо пошла вниз, пока вновь не привела в ровный коридор – проложивший этот путь явно знал какой-то маршрут. Глаза чуть привыкли, настолько, чтобы видеть силуэт соседа впереди и позади.
Брусчатка под ногами исчезла с тех пор, как они спустились пониже – наверняка теперь они находились в подземелье подземелья – своеобразная рекурсия вызывала тошноту при мысли, как глубоко они теперь находятся и какие открытия их тут поджидают.

Внезапно Варенец зашипел и принялся едва не когтями впиваться в кожу Кассии. Слева возник ощутимый ветродуй, сквозняк, словно там была открытая дверь или выход в другой тоннель.



Стена проступила в темноте почти сразу, располагаясь довольно близко, в центре действительно зияла черная дыра а по бокам торчали какие-то палки при ближайшем рассмотрении оказавшиеся присыпанными и впечатанными в стены факелами. Похоже, вход был «официальным», не обвалившейся породой, а выстроенным когда-то жившими здесь эльмари.

-- Греет, -- кивнул Афоня. -- И разум горячит. Нужно крышку свернуть, -- показал в воздухе, как.
И над словами вожака задумался. Силу предлагает. Выбор очевиден. Не из желания кому-то что-то доказать сталкерит Никитин. Из любопытства. Жажды знания. Значит, первое. Но... Есть вещи и поважнее.

Вздохнул парень. Головой мотнул.
-- Спасибо за предложение. Но принять не могу. Младшего найти надо. И... -- совсем забыл ведь! -- Пёс у меня потерялся. Убежал. Тоже сгинет ведь. Пойду я, уважаемый гхтани. Спасибо за гостеприимство. Я вернусь. Своих найду и вернусь. Тогда и выпьем.

В подтверждение своих слов поставил рюкзак у стола. И гитару рядом. Снова головой покачал, теперь Диньке. Не время для музыки.

Пошёл искать.

— Меня зовут Динни. Динни-Колокольчик, — поклонилась Динка вождю. Откуда-то из памяти, шелестящий страницами проглоченных книжек, всплыло — надо кланяться.

«Пей с нами, веселись, а потом грусти, когда время придёт», — звенело в ушах. Теперь, когда Динка знала, какие они на самом деле есть, как мужественно и стойко принимают свою судьбу, без жалоб и стенаний, чудища жуткие казались ей прекрасными и величественными. И как это она раньше их боялась? Правду видимо в книжках пишут, красота не снаружи, она внутри. Но исчезнуть навсегда — это было неправильно. Этого Динни никак не могла допустить.

— У людей тоже был такой обычай, — сказала она и осторожно взяла чашу. Вон же Макс с Афоней пьют, едят, веселятся и ничего. Не поплохело вроде. — Древний обычай. Тризна называется. Я читала про это в книжках. Когда друзья провожали воинов в последний путь, они веселились и пили вино, чтобы путь был лёгким, а дорога привела, куда надо. Потому что никто и никогда не исчезает, просто уходит отсюда куда-то... в другое место. Так написано в книжках, — добавила она веско. Знали ли гхтани, что это такое — книжки? Вряд ли. Но тем паче, это должно было их впечатлить. Всё незнакомое всегда впечатляет больше, чем известное.

— В этих книгах сказано, — продолжала она, — что конец — это только начало другой дороги. В каком-то другом мире. Но никто и никогда не исчезает без следа. Будем пить, веселиться и петь песни (это она как раз вовремя вспомнила, что на тризнах ещё и петь полагалось. Играя на гуслях, эх, жаль гуслей... гусель... не захватили они с собой их, короче), чтобы дорога гхтани лёгкой была и пришли вы в... (тут ораторша несколько сбилась со своего торжественного настроя, в самом деле, куда бы они хотели придти, ничегошеньки же Динка о чудищах не знает)... ну в хорошее место, где много такой вкусной еды и ещё чего-нибудь, чего вам понравится. И эччея нет. Так и будет, потому что я так говорю в этот, как его... последний день. И пью за это.

Опрокинула чашу, затаив дыхание. Это тоже она из книжек знала, полагалось до дна выпить. Горло обожгло, из глаз слёзы брызнули. Кажется, в лучший мир Динке грозило отправиться еще поперед гхтани. Торопливо принялась мясом заедать, тут уже не до тревог о том, из чего оно сделано. Хлебнула остатки чая из развороченного термоса. Попустило, в голове звенят сотни крошечных колокольчиков и одна мысль среди них: песня. Песня веселая полагается, а то обряд неполным пройдет, не найдут гхтани свою дорогу. А в голову, как назло грустные только лезут. И одна среди них из самой любимой книжки. Как раз о дороге, которую ищут и обязательно найдут. Замечательная песня. Только тоже грустная. Один припев у неё весёлый. Недолго думая Динка припев и загорланила, лихо, подражая морякам (ну, не настоящим, конечно, откуда ей настоящих знать, а тем — из книжки). Кивнула Афоне на гитару, ещё и рукой указала, для верности. Играй, мол, давай! Весели! Сойдет, раз гуслей не взяли.

Хлопнем, тетка, по стакану!*
Душу сдвинув набекрень,
Джон Манишка, без обмана,
Пьет за всех, кому пить лень!

Седобородый рогач на Динни поглядел приятственно, мудрость неторопливая в глазах его золотистых плеснулась, медвяная да насыщенная такая, очень густая мысль направленная в сторону рыжей девчушки. А потом монстр расхохотался рокочуще. Пасть зубастую приоткрыв, да мохнатый свой подбородок чуть вверх отставив.
- Хэ-хэ-хэ!
Теперь, хоть и совсем чуть-чуть, прохладно можно сказать и издалеко-то, Оленьерог напоминал те самые балерьефы с улицы Воздвиженки. Только там монстры были нарочито мелкие, исковерканные и непропорциональные какие-то, злобненькие да смешные такие фигурки, а здесь вполне себе пристойное чудище стояло. Красовалось можно сказать! Двухметровое да представительное, в боях закаленное и эту жизнь, если по шрамам-то судить на шкуре мохнатой, собственными клыками на вкус опробовавшее.
Интересно тогда, отчего же древние архитекторы Города так изменили облик этих образин, Динь? Почему изуродовали до неузнаваемости, превратив их во что-то смешное, языкастое (у всех фигурок скульптурных был вывален наружу длиннющий язык) и злобненькое; такое себе противненькое, а вовсе даже не высокое. Зачем, спрашивается?

- Нууу, ирримлада красноволсхэ. Ну, уважила… - отсмеялся вожак и потер лоб свой мохнатый ладонью широкой, не забыв дернув ухом прогоняя каких-то мелких слепней да прочий лесной гнус. К яблоку сочному принюхался шумно, снова усмехнулся, раскатисто да вольготно, а потом целиком фрукт съел. Запевая из термоса, который просто клыками продырявил.
Не со зла. Не ведал к сожалению могучий вожак, как нужно откручивать крышечку…
Отведав церемониально чужого угощения, оленерог вдруг поднял кубок из-за стола – огроменный черепной кубок выполненный из кости неизвестного зверя, наполненный чем-то алым до краёв, чем-то цветочным и сладким. Маленькие струйки огня нет-нет да и показывались из этого кубка, заливая коричневую лоснящуюся шкуру зверюги чародейским алым цветом:
- Пей Дева! Развлекайся ирри-млада. Горячее мясо вкуси, разожги себе кровь. Придет холод ирримлада, придет испытаний череда. А ты пей сейчас и веселись с нами, а потом грусти, когда для время для грусти придет, не беги вперед слепо, но и на месте не стой. Эк-ха. Всему приходит свой конец Красновоолосхэ Ирримлада, нам тоже конец придет. Победит тьма эччея – не станет народа гхтани более, победит свет – изменится народ гхтани навсегда. Падет Стена – развеют нас ветра нового мира, Останется Стена – лишь призраками древних лесов станем, умертвиями заточенными среди древ лесных.
Кто-то болтал, кто-то ел – набивая брюхо за двоих.
Всё было вкусно, Макс: в меру перчено, в меру солено, прожаристо и великолепно на вид. Кровью истекало, жиром дурманным поблескивало. Оленероги смотрели на тебя с уважением, протягивая еду да кубками норовя с тобой чекнуться, когда вдруг отвлекался ты от еды.
Мало помалу голод прошел, Черныш сладко зевнул внутри и улегся спать в логове твоей души, Максим, а высокий оленерог - молодой прыткий самец покрытый вязью шрамов, такой себе гибкий да хищный молодчина, украшенный пушистым великолепным хвостом своим, вдруг из-за стола встал, грохнув кулаком когтистым по камню.

- Эччей победишь? Ну и ну. Старуу-у-уху, говоришь, победил? Хэ-хэ-хэ, тогда победи Ычектани, хвастливый млад. Победи меня и повергни на землю, или струсишь, младенча хвастливая?
Между тем, Вожак седошерстный да лохматистый поглядел на Афоню, рассматривая его долго, впериваясь в него золотом звериных глаз, словно бы оценить пытаясь. Кто-то из панов лесных «Пшеничную» забрал споренько, в воздухе потряс бутылку на жидкость внутри глядя:
- Какатэха! Хорошо это, как открыть млад? – донеслись добродушные голоса из-за стола. – Что внутри, млада? Греет ли оно кровь?
- Умный млада, млада верный! - пророкотал вожак. - Чего желаешь млад, какой силы хочешь испить? Силы знать и дарить, или силы побеждать и зубами рвать? – На Макса поглядел и снова к тебе обратился, Афончик, хитро поглядывая.
Какая-то мелкая муха на тебя села, Афонь – звонко зеленая и противная гадина, кусачими жвалами в кожу впилась. Больно кусанула летучая дрянь выедая крохотный кусочек мяса…

— Да, конечно, — коротко кивает Люси на вопрос Ники. — Он очень постарается, верно Цезарь?

Дальнейший обед проходит почти в молчании, Нике и Уиллу нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что они оказались за несколько веков от дома. Люси тоже затихает, не зная, что сказать ещё. Вездесущий Цезарь подаёт первое, второе, третье и десерт, споро убирает грязные тарелки и подсовывает салфетки. Прямо заправский официант. Роботы вообще, как видимо, служат няньками для современных людей, не привыкших утруждать себя грязной работой. Уже потом Вероника и Уильям узнают, что не все дроиды похожи на карикатурно-шарнирного Цезаря, его внешний вид полностью «заслуга» Люси, которая оказывается пишет исследование на тему «интерьеры в сельской местности в Средние века». Вот именно такие роботы по её мнению и были распространены в крестьянских избах в эти самые средние века. Впрочем, что взять с человека из двадцать шестого века, для которого, что шестнадцатый, что двадцатый мало чем отличаются.

В домике кроме гостиной обнаруживаются две спальни, кухня, на которой заправляет всем тот же неутомимый Цезарь, и ещё одна комнатка — нечто среднее между операторской и учебным классом. Робот невозмутимо копается в переплетении рычажков и экранчиков. Инга Алькснис умерла в 1895 году, в возрасте девяноста лет, не дожив всего пяти лет до нового века. Всю свою жизнь она прожила в родной Риге, уже в тридцать лет неожиданно закончила курсы сестер милосердия и до преклонного возраста работала в местном госпитале. Будучи уже в весьма почтенных годах — сорока с половиной лет, вышла замуж за отставного гусара, направленного на излечение и расквартированного в ее доме. Ростислав Тихонович Волошин занимался наукой, пока не грянула перестройка, похоронив все проекты и честолюбивые планы. Инженер пробовал ступать в ногу с новым временем и попутно открыть какой-нибудь кооператив, но это начинание не имело успеха. Неожиданно, изменив своему основному профилю, Волошин вдруг увлекся физикой, причем, самой мало изученной ее частью: теорией пространства и времени. Его работы при жизни не были опубликованы и не имели успеха, но через пятьдесят лет они послужили основой зарождающейся теории гиперпространства. А вот сотник Богдан Серко так и не вернулся в свое время, впрочем, выход из лабиринта он тоже не нашел, сгинув где-то в безжалостной тьме. Зато «кочегар» Артем Андреевич, тот, кто первый вызывался идти к Башне, оказался здесь даже раньше их к немалой радости девушки. Как это было возможно, в голове не укладывалось, видимо времени в лабиринте и впрямь не существовало. Ника не догадалась спросить фамилии или хотя бы года рождения остальных спутников и храбрых попутчиков из города Славного, поэтому их судьба осталась для нее неизвестной. По крайней мере в будущее они не попали, оставалось надеяться, что вернулись в родное время.

Федька, который придерживался теории, что «рыба лучше всего клюет в грозу», вернулся к ночи без рыбы, грязный и недовольный. Он принялся дотошно выспрашивать у Ники с Уиллом, что же они видели в лабиринте, и как там оно было. Нахмурился, когда Уильям рассказал, что попал прямиком на Вокзал. В третий раз заставив пилота повторить, как все происходило, он скупо буркнул, что «это форменное безобразие» и закопался в приборах не хуже Цезаря, даже, кажется, так и не лег спать этой ночью. Наутро небритый и с красными глазами, поглощая под укоризненным взглядом Цезаря седьмую чашку кофе, вынес свой вердикт: «аппаратура в порядке, чёрт его знает, что это за хрень».

Федька же оказался на базе главным по гипнообучению. С помощью чёрных машинок, напоминающих штуки, в которых дамы во времена Уилла и детства Вероники сушили в парикмахерских локоны, подвергающиеся химической завивке, можно было теоретически напихать в голову любые знания. Практически же чистый гипноз редко использовали, так как количество информации, которую можно усвоить таким образом, было ограничено. Поэтому гипнообучение берегли на крайний случай, когда жизненно важно было овладеть какими-то навыками за короткий срок. В других же случаях учились по старинке, или комбинировали гипнообучение с обычным методом, что позволяло хоть и не мгновенно овладеть знаниями, но значительно сократить срок учебы. Так астронавигаторы за первый год усваивали всю программу, которой современные дети отдавали десять лет, а в последующие два получали углубленные знания по физике, механике, астрономии, пилотированию и прочим вещам, необходимым для управления звездолетами. Это, впрочем, являлось скорее перестраховкой, сложно было представить себе ситуацию, когда вся аппаратура выйдет из строя, и пилоту придется сажать или поднимать машину вручную. Для чего действительно нужны были люди — это для прохождения темной бездны гиперпространства, а этому никто научить не мог. Только практика снова и снова. Но все это было впереди, а сейчас Федька всё же включил гипнообучатели на полную, внедряя в головы гостям знание современного языка и простейшие бытовые понятия о мире: как пользоваться нуль-кабинами и различными приборами, как сделать заказ в Бюро Погоды, где перекусить и каким образом найти жилье. Все, что кажется само-собой разумеющимся, но только не тому, кто прибыл сюда из другого времени.

Географическая карта не сильно-то и изменилась, хотя в Антарктиде и выращивали арбузы, а вот государства и границы стали понятиями чисто культурными. На Земле всем заправлял Всемирный Совет. Третьей мировой войны так и не случилось, зато случился «бунт оружия», когда становящиеся все совершеннее и совершеннее военные приборы, наделенные в конце-концов псевдо-интеллектом, что позволяло вести войны дистанционно, лежа на диване, неожиданно повально заявили, что они отказываются отныне воевать, потому что прониклись идеями пацифизма. Людям надо, пусть сами выходят и дерутся. Драться люди к тому времени уже разучились, пришлось обходиться без войн. Человечество, впрочем, с трудом, но пережило эту потерю, бросило свои силы на другие области, едва не изведя всю флору и фауну на планете, но в конце-концов угомонилось. В звездных же колониях дела обстояли по-разному, кое-где весьма дико. Блуждая между звёзд, люди встретили аж три разумные расы, но две из них были где-то на уровне средневековья, а третья, продвинутая, высоко задирала нос и общаться с отсталыми землянами не желала.

Представитель школы прилетел на флаере на третий день, когда закончилась гроза. Это был внушительный мужик средних лет. Впрочем, с учетом того, что люди теперь жили в среднем сто десять-сто двадцать лет, причем стареть начинали после ста, а умирали поголовно от старости, сколько лет стукнуло Артуру на самом деле, определить оказалось затруднительно. В нем чувствовалось то, что Уильям бы назвал военной выправкой, хотя никаких военных не осталось уже. Но по крайней мере на этом человеке была форма. Вопреки ожиданиям, пафосных речей он не произносил, просто сказал, что рад познакомиться, что профессия астронавигатора сложная, но крайне нужная и, конечно, риск есть, несчастные случаи, хотя и чрезвычайно редко, но происходят. Однако, почти любой человек, согласился бы поменяться с ними местами, если бы только мог. Вероника согласилась на его предложение, не раздумывая. И вслед за ней согласием ответил Уилл. Они должны были учиться вместе с Артемом Андреевичем и еще четырьмя неизвестными соискателями.

Занятия в школе начинались в ноябре, и у Ники с Уиллом оказался целый свободный месяц, который при желании можно было провести на базе, гуляя по лесу и купаясь в озере. Они впрочем, предпочли путешествовать по изменившемуся миру в компании вездесущего робота — близнеца Цезаря, хотя и не внешне, но по духу. Тот опекал напарников, как мог, надоев обоим своей заботой до чёртиков. В конце-концов, с трудом но от няньки удалось избавиться. Ника и Уилл много говорили о будущем, а вот прошлое, по обоюдному согласию, обходили молчанием. Но девушка, конечно, не могла не заметить медальон, который пилот носил на груди не снимая, и как-то обнаружила, что он в тайне от неё роется в архивной базе, хотя, к чему тут тайны, узнать судьбу своих родных наверно первое, что приходило в голову каждому соискателю, оказавшемуся здесь.

В целом они весело проводили время, однажды взяли напрокат по флаеру и устроили в воздухе настоящие гонки. Впрочем, удовольствие от них получила только Ника. Заботливая автоматика не позволяла сделать ни одного мало-мальски опасного (а опасным по ее мнению было почти всё) маневра, что вынудило Уильяма произнести в конце-концов сквозь зубы пару слов на староанглийском в адрес современных людей, которым железяки до старости вытирают сопли.

Вступительная речь для новоиспечённых курсантов в отличие от слов Артура оказалась донельзя торжественной и пафосной. Тут было и про благодарное человечество, и про высокую миссию, и про многое другое, что полагается обязательно говорить в таких случаях. Праздник, последовавший за этим, зато был совершенно неформальным, собрав старшие и младшие курсы вместе. Студенческие вечеринки в двадцать шестом веке мало чем отличались от подобных мероприятий в двадцать первом, двадцатом, да и любом другом. Разве что качеством алкоголя. Трое девушек и четверо парней, включая Уилла и Нику —весь первый курс этого года расходились по комнатам в общежитии уже за полночь. В небе невозмутимо горели те самые звёзды, такие обманчиво близкие и доступные, предзимний холодок заставлял ёжиться в лёгких куртках, где-то в темноте чьи-то неумелые руки терзали гитару, и хриплый голос выводил:

Там, в неизмеренной дали,*
За солнцем солнце открывая,
Увидят люди край земли
И остановятся у края...
Перед стеною вечной тьмы
Замрут лучи радиотоков...
И вот тогда проснемся мы
В крови неведомых потомков.
Мы распрямимся в их телах
И сузим яростные веки.
И хрустнут в сомкнутых руках
Предохранительные вехи.
И прозвучит сигналом к бою
Неукротимость древних снов.
И снова вспыхнут за спиною
Крутые крылья парусов...

Уильям понуро брёл сквозь дождь к домику, вспоминая произошедшее.

Эти шары с зубами оказались совсем неплохи. Даже несмотря на то, что истребитель словно чувствовал мысли пилота и всеми силами старался способствовать выполнению запланированного манёвра, в конечном итоге этого оказалось совсем недостаточно. Преследователи игнорировали законы физики, они, казалось, могли моментально и без необходимости в торможении изменить направление. Подобная неумолимость угнетала, лишала желания пытаться превозмогать. Но он, тем не менее, пробовал. Пытался всеми силами спасти маленький самолётик, оправдать возложенное на него доверие, не подвести. Даже тогда, когда пасть одного из преследователей сминала крылья и фюзеляж, Уилл не сдавался, но какое это в конце концов имело значение? Он снова не справился. И осознание этого факта его угнетало.

Он почти не слушал болтовню Глисса. Он что-то неразборчиво пробормотал в ответ на вопросы Ники. Ещё одна мысль не давала покоя – попытавшись ответить, он обнаружил, что универсальный язык, так удачно появившийся невесть откуда, туда же и испарился. Остался в лабиринте, вместе с его ужасами и создателем. Это расстраивало. Ника пыталась говорить на английском и он, пусть и не без труда, разбирал смысл её слов... Но это не шло ни в какое сравнение с недавним безграничным общением, которое предоставлял лабиринт. Уилл ухмыльнулся – похоже он был прав относительно того, что путь может оказаться приятнее цели. Этот лес, эти домики… Всё выглядело как-то умиротворённо, вполне обыденно и даже невзрачно.

Впрочем, Уильям умел радоваться мелочам. Неторопливо идя вслед за Никой к ближайшему дому, он вдыхал полной грудью воздух и, задирая голову, подставлял разгорячённое лицо каплям дождя. В здание он вошёл даже с некоторой неохотой. Дальнейшие события выглядели странновато даже по меркам лабиринта – причём странность здесь заключалась именно в вопиющей обыденности, которая разительно контрастировала с недавними приключениями. Какая-то заспанная девочка, которая тараторит не переставая о необычных вещах.
К непонятным разговорам Уильям привык, но теперь они сопровождались ещё и непонятным языком… В общем, он облегчённо вздохнул, когда девочка подключила свой переводчик. И снова напрягся, когда появился местный лекарь и официант в одном лице. Он ошарашенно и молча разглядывал робота, думая о том, что нечто подобное, пожалуй, задолго до реального возникновения предугадали классические фантасты. Но кто бы мог подумать, что всё это когда-нибудь станет реальностью.
Уильям молча принял брошюрку, нахмурившись. Он ничего не понимал. И если в лабиринте это было нормой, то здесь – отклонением. Он был здесь чужим, со своей войной, самолётами и всем остальным. Ника наверняка впишется куда лучше.

Хотя, в размышления закралось сомнение. Люси заговорила что-то о «наших», о гуманности и полётах. Теперь Уилл понимал её. И соображал. Достаточно быстро.
Чтобы подтвердить собственные догадки, он принялся вчитываться в текст листовки, настроив её парой коротких фраз на английский. Вполуха он продолжал прислушиваться к тому, о чём говорит с девочкой Ника.

Путешествия во времени, нуль-кабины, хроно-исследователи. Уилл почувствовал, как голова идёт кругом и беспомощно посмотрел поверх брошюры на Нику. Она расспрашивала девочку о знакомых, о каких-то Богдане и Инге. Значит, до встречи с Уильямом она не одна скиталась по лабиринту. Можно подумать, это действительно важно.
Продолжил читать.
Он вчитывался в текст и от обычных, в общем-то, слов, начинали бежать мурашки по коже. Ещё не закончив изучать брошюру он уже понимал, к чему ведут эти строки, кто прилетит и что предполагается делать. Всё вставало на свои места, с холодными щелчками сходились детали прежде неразрешимого паззла.
Лабиринт Глисса – симуляция, всего лишь тест, вычленяющий способных справиться кандидатов. Они дают второй шанс смертникам, не подвергая риску реальных людей. Подумать только, какая гуманность. Гуманность, невозможная в мир победившего нацизма. Этот мир, эта девочка… Если Уилл всё-таки не сошёл с ума, то всё это доказывало слова Вероники.

Он словил себя на том, что снова размышляет в неправильном направлении. Во время этих перемещений к звёздам, в процессе… Люди сталкивались с павильонами лабиринта. С жидкой тьмой, стремящейся добраться до экипажей при помощи разнообразных чудовищных порождений. Уилл наконец понял и слова Глисса о том, что сам Глисс, скорее всего, давно уже мёртв. Значит весь лабиринт был своего рода учебкой, ультимативным курсом молодого бойца. Хм.
Уильям отложил в сторону брошюру и встал, заложив обе руки за спину и старательно размышляя. Вести космические корабли к просторам вселенной. Сражаться с тьмой, спасать жизни, помогать развиваться цивилизации. Или… Остаться здесь? Быть может ему дадут ещё один такой домик? Уильям усмехнулся. Едва ли для него это подходящий вариант.
– Отлично, в таком случае подождём «наших».
Он подумал о том, что обязательно согласится, если ему понравятся эти люди. Особенно, если Вероника поступит также. И тогда он точно потребует, чтобы их определили в один экипаж.

Уилл что-то отвечает на искаженные акцентом реплики Ники и кивает головой на ближайший домик. Действительно, непогода усиливается, стоит отправиться в укрытие. Идти он, как оказывается, вполне может. И даже весьма быстро.

Деревянный домик с резным крылечком вблизи слишком аккуратен, чтобы и в самом деле быть сельской избушкой, под которую старательно маскируется. Всё в нём выдаёт цивилизацию, прикидывающуюся стариной. Да и прикидывающуюся, как оказывается, не слишком умело. Едва Ника и Уильям переступают порожек, как что-то в дверном проёме щёлкает, и струя тёплого воздуха обдаёт обоих, словно они попали под гигантский фен. Внутрь избушки путники проходят уже сухие и чистые. Домик разве что волосы им не причесал. Деревянные стены, не крашенные доски пола, как и полагается в таких домишках, окошки со ставенками. Вот только и от стен, и от пола идёт едва заметное тепло. Мебели тоже притворство не слишком удается. Грубый обеденный стол посреди большой комнаты с придвинутой к нему лавкой, над которой зачем-то приделана мягкая спинка и столь же мягкие подушки для сидения. Да еще несколько удобных кресел с тумбочкой и кушетка, совсем уж не вписывающихся в сельский интерьер. Но не эта псевдопростота привлекает внимание в первую очередь и не двери по две на каждой стороне, ведущие куда-то вглубь. Даже не пучки травы и цветов, выдернутых прямо с корнями, которые в хаотичном порядке разбросаны по комнате: на креслах, на столе, стенах и просто на полу. Никаких тебе букетов, никакой гармонии, сплошной бардак. Вот только в этом бардаке угадывается художественный вкус, кто-то тщательно украсил помещение, создавая видимость хаоса.

Всё это стоит того, чтобы рассмотреть, но в комнате есть кое-что поважнее. Точнее, кое-кто. Девчонка: худенькая, с короткими светлыми волосами, младше Ники на вид спит на кушетке, закутавшись в клетчатый плед. На полу валяется раскрытая книга, видимо девушка зачиталась и заснула, уронив. А на тумбочке рядом надрывается, звеня, какой-то непонятный механизм, сразу вызывающий ассоциации с будильником. Соня на него и не думает реагировать. Зато довольно лёгкие шаги гостей мгновенно приводят хозяйку в чувство. Девушка вскакивает, оказавшись на полу босиком, в легких шортах и маечке, ошалевшими от сна глазами смотрит на «будильник», Нику с Уиллом. На подвижном, почти детском лице целая гамма эмоций: растерянность, тревога, радость, смущение... Она похожа сейчас на человека, чуть не опоздавшего на поезд, важную встречу или собственную свадьбу.

— Ой, — хозяйка чем-то щелкает, от чего механизм мгновенно затыкается. Она быстро тараторит, глядя на гостей и... Говорит девушка вроде бы по-английски, но даже Уилл, не говоря уже о Нике, не понимает половины слов. Язык сильно изменился, в быстрой речи с трудом улавливается смысл.

— Я же... (непонятно) дежурить должна. Там всегда кто-то дежурит, а Федька... (непонятно) в грозу, дурик. ... (непонятно) грозу не отведет, заповедник им, видите ли, нельзя. Сиди теперь три дня. Я... (непонятно) включила, думала, услышу... Ой... Вы... (непонятно)? Цезарь, Цезарь! Вы... (непонятно)?

Она что-то настойчиво спрашивает, встревоженно переводя взгляд от одного к другому, задерживается на Уилле, на лбу которого уже расцветает достойная такая лиловая шишка, только видя недоуменную реакцию на второй раз повторенный вопрос, спохватывается. Роется в тумбочке, достает пригоршню каких-то белых металлических таблеток, смотрит на «будильник», потом начинает эти таблетки крутить. В этот самый момент из дальней двери показывается робот. Такой, каких Ника видела в детских книжках, а Уиллу вряд ли приходилось вообще. Грузный, с шарнирными конечностями и кучей каких-то реле на груди, фасеточными глазами и... веночком из травы, подобной той, что разбросана повсюду. Уильям и Ника, отвлеченные появлением нового действующего лица, пропускают момент, когда хозяйка подбегает прямо к ним, быстро лепя таблеточки на одежду.

— Переводчик слабенький, но придется потерпеть, — говорит она. — Пока язык не выучите. Не бойтесь, это быстро.

Одновременно с ее словами в ухо кто-то словно нашептывает перевод. Не слишком удобно по сравнению с языком лабиринта, зато языкового барьера больше нет. Между тем, робот подходит к путникам, смотрит на Нику, вытягивая руку. На панели мигает зеленая лампочка. Потеряв к кореянке всякий интерес, он оборачивается к Уиллу. Лампа на этот раз мерцает лимонным светом. Рука вдруг вытягивается и споро хватает пилота прямо за больную коленку, прежде чем он успевает среагировать. Становится тепло, будто на пляже, и щекотно.

— Вы не бойтесь. Цезарь лучший медицинский дроид, новейший. Таких даже в крупных клиниках еще нет, - с материнской гордостью говорит девушка, глядя на манипуляции робота. — Он у меня умничка.

Становится понятнее авторство нелепого веночка. Нога Уилла, между тем, действительно перестает болеть, та же участь вскоре постигает и шишку на лбу.

— Вы наверно устали и есть хотите? Цезарь! Ой... Я Люси, — она вдруг краснеет, сообразив, очевидно, что с этого и надо было начинать. — Добро пожаловать в две тысячи пятьсот восемьдесят третий год, Вероника Лим и Уильям Харпер, — перед тем, как произнести имена, Люси подглядывает в «будильник», словно в шпаргалку. Она тщетно пытается сохранить лицо и придать запоздало голосу торжественность, потом махает на это рукой.

— Это тараторка в лабиринте в общем-то вам уже это сказала, — с необъяснимой неприязнью к непонятной "тараторке" продолжает она. — Идиотская традиция. Ваши прилетят, как кончится гроза, раньше не выйдет. Тут нет нуль-кабин. Смешно, да, что именно тут их и нет? Но слишком поле сильное, нельзя. Черт, вы же ничего не понимаете... В общем, ваши послезавтра прилетят. Я пока отвечу на вопросы, объясню, что и как. Вы ешьте.

Удалившийся было посреди монолога Цезарь, уже возвратился с подносом. Наверняка и Уилл, и Ника читали разные фантастические книжки, где пища людей будущего описывалась причудливо до нельзя. От таблеток до какого-то неясного желе. Еда, которой лучший медицинский дроид с веночком на голове уставляет стол, вполне привычная, даже простая: яичница, хлеб, джем, салат из помидор, овощное рагу, горячий пряный суп с гренками, сдобные булочки, чай, яблоки, груши.

— Вы наверно хотите знать, зачем вы здесь? — спрашивает Люси как-то грустно. Теперь она говорит медленно и смотрит на занятого сервировкой Цезаря, а не на гостей. — Мы летаем к звездам, — девушка тычет куда-то в потолок, где на крюке висит простая на вид лампа, между тем, прекрасно освещающая помещение. Выдав эту, непонятно как связанную со всем предыдущим, информацию, хозяйка замолкает. Присаживается к столу, берет одно яблоко и начинает откручивать черенок.

— Точнее, такие как вы летают, — добавляет она со вздохом после паузы. — А остальные пассажирами только, в виде тушек в анабиозных ваннах. У вас... — она поднимает глаза на путешественников, — Вы про Эйнштейна и Гиркина слышали уже? Это... В общем, вы читать умеете? — последний вопрос задан совершенно серьезно, действительно, может и не умеют, прямо из пещеры сюда попали.

Люси снова роется в тумбочке, достает два каких-то плоских листа, по виду обычных, бумажных.

— Вот, ваши тут памятку написали. В ней понятнее, чем я объяснить смогу. Вот так читать, — она проводит рукой, и на листке оживают буквы. Нике, знакомой с сенсорными экранами, такое в общем-то не в диковинку, хотя и выглядит читалка не привычно. — Скажите ей пару фраз, и она на ваш язык автоматически настроится, — Люси протягивает по листку каждому. — Почитайте, а потом спросите. В общем-то, беда в том, что летать могут не все. А кто может, кто нет, нет способа теоретически выяснить или замерить. Только попробовать. Лабиринт — это такое испытание, имитация полета, те, у кого есть эти способности, его смогут пройти. А остальные... — она замолкает, смотрит в окно. Последнее слово уже едва слышно, — умрут.

— Поэтому никому из нас никогда даже пробовать не разрешат. У нас очень гуманная цивилизация, — говорит она зло. — Поэтому и прошлое. Это свинство, конечно. Вы... Люди из прошлого, считается, что это оправданно, потому что у тех, кого забирают, и так не было ни одного шанса выжить. Вы бы умерли там, в своем времени. Но это все равно свинство. Если бы для того, чтобы летать к звездам, понадобилось есть людей, мы бы и каннибализм оправдали, не сомневаюсь.

— Ваши послезавтра прилетят, — повторяет она в третий раз. — Из астронавигационная школы. Вам не обязательно соглашаться, если не захотите.

Люси подходит к окну и отворяет створки. Дождь и гроза бушуют снаружи, мрачное, нахохлившиеся небо извергает потоки жидкости. Она подставляет руку под струи. Где-то там, вверху невидимые и желанные горят звезды.

– Всё не так уж плохо, не так ли? – хмыкнул Уэсли, допивая свой чай.
Сказал и сразу подумал о том, что девушка едва не простилась с жизнью всего каких-то десять минут назад. Он дождался, пока Шарлотта встанет из-за стола и поспешил за ней следом. В ответ на предложение нарисовать его потрет, Уэсли немного смущённо тряхнул головой, однако, задумавшись и как следует оценив перспективы, поспешил отозваться:
– Возможно когда-нибудь. Я не слишком люблю позировать.

Следующий выпад Шери и вовсе застал офицера врасплох.
– Диана? – недоумённо переспросил.
И тон адъютанта сам по себе сказал девушке многое. Уэсли в высшей степени изумила сама возможность такого предположения. Более того, в его голосе явно сквозила идея невозможности даже мысли о подобном контакте, пренебрежение на грани лёгкого отвращения.
Официантка и правда не отличалась особенной привлекательностью – румяная, полноватая, она явно не особенно ухаживала за собой, что вкупе с излишними простотой и назойливостью производило не слишком благоприятное впечатление.
– Я просто стараюсь быть вежливым, – отозвался в конце концов парень, как показалось Шери, несколько раздражённо.
– Удачного дня, мистер Андерсон! – донеслось жизнерадостное напутствие вслед уходящим из кухни.
Уэсли поморщился.

Остаток пути они преодолели в гнетущем молчании. В приёмной комендатуры на этот раз дежурил новый, незнакомый Шарлотте, охранник. Совсем молодой ещё парень, со скучающим видом разглядывавший хмурый пейзаж за окном. При виде новой сотрудницы он подобрался, всеми силами стараясь ничем не показывать своего удивления.
Уэсли кивком указал девушке на кабинет коменданта, а сам пошёл по коридору куда-то вглубь здания.

Хэл Рейнарт уже сидел в своём кресле, потягивая очередную сигару. Выглядел он бодрым и отдохнувшим, а и без того густая щетина, казалось, значительно выросла со вчерашнего вечера.
– А, мисс Виллоу, – протянул он при виде Шарлотты. – Вижу, мистер Андерсон всё же соблаговолил выступить сегодня вашим личным эскортом.
Он понимающе усмехнулся.
– Рад, что вы нашли общий язык. Однако, опаздываете. Уже всё готово, – комендант призывно махнул рукой на установленный перед столом полноценный мольберт, около которого кто-то на маленькой табуреточке старательно разместил палитру, кисти и краски. – Я не могу позировать целый день, к превеликому сожалению, мне иногда всё же надо работать. Поэтому просто буду принимать подобающие героические позы, когда это будет необходимо.
Рейнарт жизнерадостно рассмеялся.
– Как прошла первая ночь на новой земле? – как ни в чём не бывало спросил комендант. – Этот тропический воздух словно создан для здорового сна!

Отдался Макс голоду неутолимому без остатка. Не сам по склону ввысь карабкается, Черныш его конечностями управляет, на крики позади себя внимания не обращает, лишь слюной истекает и мясо свежее, кровавое с немым восторгом воображает. А сам Макс в качестве зрителя в своем теле выступает. И не знает, как с щеном этим агрессивным сладить, да и надо ли с ним что-нибудь делать? Зверь этот же его порождение, его детище. Мировоззрение не абы от кого взял, а от создателя своего. А значит всё правильно делает. Правда ведь?

И продолжает Макс-Черныш лезть по земле осыпающейся, за корни, как за лианы хвататься и перепрыгивать с одной на другую. Ловко выходит, как у обезьяны. Видела бы его сейчас шайка хулиганская, респект бы словил парень однозначно. Понравился бы им Черныш. Как пить дать зауважали бы зверя лютого, да костлявого. Лепота какая!

Вот уже не видно камыша вонючего, солнце над головой светит, а запахи, манящие всё ближе и ближе. Облизывается Черныш, добычу чует, радость на вытянутой морде оскалом щёлкающим выражает. Гадал Макс, что случится, если пирующие едой с ним делиться не захотят. Вдруг жадные окажутся больно. А зверюга уже подсказывает, зловеще рыча. Говорит, что тогда жадины сами едой станут. В этом мире только так. Как в дикой природе. Надо лишь принять это. Сильный всегда слабого пожирает. Хулигану такой порядок вещей известен, хоть и на куда более щадящих условиях. Но если что он привыкнет. Обязательно.

Выбрался Макс на поверхность, наконец. Отряхнулся, руки об штаны вытер и стремглав чрез лес к поляне заветной помчался. Только листва во все стороны разлетается. Не ждёт никакого, да и кого ждать-то? Один он в этот раз.

Стоило до празднующих добраться, как резко затормозил юноша. Глаза выпучил, кулаками протёр. Не помогло. Чубаки, совсем недавно привидевшиеся ему, на месте остались. Даже щен чернящий стушевался при виде этаких громадин. Да, таких не покусаешь. Сам в котле окажешься. Но, судя по всему, шерстяному народцу щедрость и гостеприимство не чужды были. Расслабился Макс. Ща наестся!

Но топот ног позади отвлекает. Хмурится парень, оборачивается. А там Динка несётся с зонтом этим дурацким. В стойку сразу встаёт Черныш. Злится, рычит в голове у Макса. Да и сам парень не совсем понимает, чего это девица за ним увязалась. Да и ещё вон Афоню за собой хвостом притащила. Вроде все слова были сказаны ещё внизу. Встречает давнюю подругу Макс как дикобраз. Весь шипами обросший и напряженный. Не знает, чего ждать.

Но вот Динни опускает руку ему на плечо, произносит несколько душевных слов и потихоньку оттаивать начинает парень. От черноты своей кромешной немного очищается в её обществе. Даже улыбаться начинает. Разворачивается, приобнимает Динни за талию и волосы её от листвы налипшей чистить начинает. Гораздо чувственней и искренней его движения смотрятся по сравнению с тем же неловким поцелуем. В глаза девочке смотрит и говорит со своей извечной ухмылкой:

- И ты сюда неслась только, чтобы мне это сказать? Глупышка ты, Динка, - бормочет Макс, а затем неожиданно обнимает её крепко и на ухо шепчет, - И всё же… Спасибо.

Отпускает Динку. С теплотой на неё смотрит. Видит, что Чубак девчонка побаивается, поэтому берёт её за руку и говорит:

- Иди с Афоней Санька искать, Дин. Я сейчас умаслю своего зверя и вас догоню. Обязательно! Верь мне. Я вас теперь всех на большом расстояние чую, - хохотнул паренёк, - Ты пахнешь шиповником, к примеру. Очень классно пахнешь!

Бежит Динни, зонтиком во все стороны размахивает, так и бежать проще. Да только на середине бега запал-то и пропал. Что же это они? Что с ними творится такое? Ладно, Макс, а она сама? А может и Динни заколдовала старушка, может и Динии теперь ненастоящая? Не радостно как-то на душе. Вроде как лучше делаешь, а получается плохо. Обидно получается.

— Макс, — догнала парня, запыхавшись, за плечо тронуло. — Подожди. Послушай. Мне все равно, кто ты там будешь, ты или не ты, — головой машет, запуталась. — Друг ты мне все равно будешь. Ты это знай.

Выговорила, да только сейчас поняла, что не одни они. Афоня следом бежит — это ладно. А эти рогатые... Бабульку Динни не испугалась, а тут страшно стало. До ужаса страшно. Слова выговорить не может. Хорошо хоть главное успела Максу сказать, перед тем как съели её эти рогачи. Страшно подумать, что могла не успеть.

Уильям напрягает память, и вот уже в его воображении оживает старенький «харрикейн». Возможно, в глубине души пилот считает, что это всего лишь игра, но проводит её со всей тщательностью, пытаясь проговорить для спутницы малейшие нюансы. Ника очень старается помочь. Она мало что знает о самолетах, зато воображение в этом странном лабиринте натренировать успела. Уильям плывет по волнам памяти. Воспоминания о том полете, мирном вечернем полёте с инструктором, когда не надо было ежеминутно опасаться теней с неба, отдают светлой грустью и запахом табака. "Харрикейн" в воспоминаниях словно настоящий, такой же, как он был тогда, в тот безвозвратно ушедший вечер. Вовсе не такой вдруг осознает Уилл, вырываясь из нахлынувших грез. Желтый. Тот истребитель вовсе не был желтым.

А желтый самолет, заправленный и готовый к взлету стоит в ожидании. Хочешь-не хочешь, а приходится верить в реальность произошедшего. А потом желтый "харрикейн" бежит по взлетной полосе, набирая скорость, и они поднимаются в воздух. Небо снова приветствует Уильяма. Приветствует Нику, ведь мечты должны сбываться.

Земля остается далеко внизу, пока и вовсе не скрывается из вида. Уже не рассмотреть, что там: взлетная полоса, лес или что-то иное. Все поглощает темнота. А здесь, наверху — облака. Словно гигантские хлопья сладкой ваты. Можно прошить их насквозь и лететь, любуясь на проплывающие мимо белые острова сверху. Ощущение полёта пьянит, уже не так важно, куда и зачем, главное — они летят. Машина слушается, словно живая, откликаясь на любое действие гораздо гибче, чем самые лучшие модели, на которых Уильяму довелось полетать. Счастье. В эти минуты путники на время забывают о тех не слишком радостных событиях, что привели их сюда, забывают о неопределенности будущего и туманности цели путешествия, забывают, что в конечном счете это небо и этот полет — всего лишь иллюзия. Обо всем, кроме самого полета. Ника и Уильям наслаждаются высотой, общением друг с другом. Что бы ни принесло будущее, в данный момент им хорошо. Вдобавок, мечта девушки сбывается. Руки Ники прикасаются к штурвалу. Уильям в кресле инструктора, выдавший подробные указания и готовый в любую секунду перехватить управление, любуется на нее в те минуты, когда Вероника самостоятельно и гордо ведет желтый самолетик. Потом снова берет управление.

По субъективному времени проходит часов шесть, борт набрал довольно хорошую скорость. Внутренний навигатор, который обнаружился у обоих, твердит, что осталось совсем немного, цель уже близка. Гасят волну эйфории только дыры, то и дело наблюдаемые в иллюминатор. Рваные раны в созданной путешественниками реальности — в синеве неба и белизне облаков, через которые просачивается вездесущая тьма. Даже если просто смотреть на них, становится не по себе, а когда самолёт попадает в одну из таких, начинается болтанка. Это можно сравнить с воздушными ямами и турбулентностью, только здесь трясёт саму реальность, контуры борта чуть заметно расплываются и приходится сосредотачиваться, прикладывая усилия, чтобы удержать образ. Уильям старательно вглядывается в пространство, пытаясь избежать этих мест.

Поэтому пилот первым замечает это. Но через пару секунд видит и Ника. Огромные шары — сгустки, порождение концентрированной тьмы настигают борт сзади. Там, где эти монстры пролетают, остается чудовищный след. След тьмы, разрез в небесной сини, словно шары сожрали, поглотили реальность. Скорость их воистину огромна. Сначала они — лишь неясные точки, потом объекты, напоминающие шарики для гольфа, и вот уже несутся величиной с самолет каждый, стремительно нагоняя путников, клацают огромными зубами. Да, у них определенно есть зубы. Это смутно похоже на... Лангольеры. Слово всплывает само по себе. Вероника видела этот фильм.

Два шара уже почти сели на хвост самолету, еще два пока маячат в отдалении, но с их скоростью надежды на то, что это надолго, мало. Невольно вспоминаются слова Глисса о том, что решившие идти вперед, могут не осилить дорогу. Но как же обидно и нелепо будет погибнуть именно сейчас, не дотянув совсем чуть-чуть до выхода из Лабиринта. Второй раз за сегодня по своему субъективному времени Уильям Харпер переживает это чувство. Только времени на раздумье и сожаление не остается. Нужно срочно предпринимать хоть что-то.

Уэсли снова прислонился плечом к косяку и принялся ждать, не показывая, впрочем, ни малейших признаков нетерпения. Шери видела, что её вид, растрёпанной и в обнимку с подушкой, офицера изрядно повеселил, но тот, в полном соответствии со своими привычками, предпочёл промолчать. Сегодня он вообще казался куда более приятным, вежливым и открытым, чем вечером накануне.
Он так и не зашёл в прихожую, терпеливо ожидая Шарлотту у входа. Когда та наконец появилась, с ног до головы окинул девушку долгим оценивающим взглядом и, закончив осмотр, задумчиво хмыкнул. Хотел что-то сказать, но передумал, зашагав вместо этого вместе с девушкой в направлении паба.

– Точно не развлекаются, – нахмурившись, уверенно откликнулся Уэсли. – Я постараюсь разобраться с этим.
И, подумав, добавил:
– Хэл наверняка будет в ярости. Он очень нетерпим к нарушителям комендантского часа.
Главная и, возможно, единственная улица колонии снова показалась Шери необычайно пустынной – на этот раз даже случайный отряд патрульных не попался ей невзначай на глаза.
– Шахтёры уже давно на работе, – словно прочитав её мысли, пояснил Уэсли. – Большинство моряков тоже отчалило ещё до рассвета.

Они приблизились к заведению, на грубой вывеске над крыльцом которого по-прежнему был изображён всё тот же неуклюжий левиафан. Внутри оказалось на удивление светло и даже уютно – вдоль окон тянулся длинный ряд четырёхместных столов, а высокие табуреты около стойки словно специально предназначались для одиноко завтракающих посетителей. Такой, впрочем, обнаружился всего лишь один – какой-то заросший тип в грязной дождевике медленно уплетал яичницу, то и дело проводя вилкой по тарелке с противным режущим звуком. За стойкой маячила миловидная краснощёкая женщина в униформе официантки и с бэйджиком «Диана» на огромной груди. Причём вместо точки над «и» было старательно вырисовано небольшое сердечко.

Колокольчики на двери весело звякнули, приветствуя посетителей. Диана подняла голову и, радушно заулыбавшись, принялась разглядывать потенциальных клиентов. Заросший тип лишь вздрогнул при звоне, но даже не обернулся.
Уэсли кивком указал на один из свободных столиков. Кивком скорее вопросительным, чем приказывающим. Дескать, можем выбрать любой на твой вкус. И подошёл к стойке. Непринуждённо облокотившись на неё, он некоторое время с ухмылкой наблюдал за откровенно ошалевшей при виде Шарлотты официанткой. Диана совершенно бесцеремонно пожирала девушку взглядом – долго и до неприличия тщательно.
– Мне как обычно, – требовательно произнёс адъютант. – Ваш лучший чай для мисс Виллоу и… Что она захочет на завтрак. Запиши на мой счёт.
– Мисс Виллоу, значит? – заговорщески улыбнувшись Уэсли, переспросила Диана. – Конечно, мистер Андерсон. Сделаем в лучшем виде.

Уэсли отошёл от стойки и вернулся к Шарлотте.
– Закажи что-нибудь поесть, не стесняйся. Диана – исключительно милая женщина, через пару минут она к тебе привыкнет, – мужчина оглянулся на улицу через окно. – Я отойду на пару минут. Комендант поручил мне проверить одного типа, его дом совсем рядом, через дорогу. Надеюсь, ты в моём отсутствие не попытаешься убежать.
Улыбнулся обезоруживающе. Уэсли определённо мог считаться по общепринятым меркам весьма привлекательным и, кроме того, на нём просто отлично сидел офицерский мундир.

Этот мир вас принимал! Потихоньку, полегонечку совсем, нарочито неторопливо, но аура ваша теперь становилась менее заметной, а чувство, будто бы плывете под водой, будто бы машете наперекор стихии чугунными своими конечностями, это чувство оставляло. Становилось как-то привычнее. Да. Это совсем другой мир – трава здесь может говорить, охотиться, уводить в тупик и кружить голову, нападать бреднями да дурными снами (вот как на Динни), но это всё же трава. Привычная, в общем-то штука, хотя и плохого, гнойно-желтого цвета – цвета воспаленной раны.
И всё же это трава. Вещь привычная. Как земля под ногами гнилисто-топкая, как яркое круглое солнце, обласкивающее полуденными лучами ваши макушки – всё это было знакомо, оно жило по тем же законами, что и мир Города. Есть день. Есть ночь. Существует сон, и жутковатые кошмары во сне существуют тоже (и снова Динни припоминается. Её странное видение серебристой травы прорастающей сквозь живые кости. Это чувство зова, тонкое слабое пограничное чувство – «Приди Динни, приди ко мне. На север Динни. На север, где Длинные Дни и нет мерзости! Поспеши. Иди на север Динь. На север, где длинные Дни!»
Но покуда совсем не на север бежали вы, а бежали вы назад, пытаясь забраться в ту же самую гору, с которой вот совсем недавно сверзились кувырком. Ага! Ну, вроде как в ту же самую реку пытались войти дважды – в жирную-жирную такую реку, пахнущую очень вкусной едой. Поступок Макса был понятен: вот он вроде свою стаю защищал, а с ним как с полудурком слюнявым обращаются, какие-то брезгливые речи ведут. А Чернышу голод! А Черныш в теле Макса зубьями скрежещет, поглядывая на вас злобненько. Аки голодный пёс на кровяную сосиску. Чернышу этому лютому не ведома дружба да всякая высокая материя,угу. Он новорожденный глупый щен, он пока что знает только простые вещи, вроде как: любовь – зло, голод – самое главное. Искаженные мысли Макса устраивают этого малыша.

Хорошо хоть шиповничий отвар прибавил сил Динни, хороший такой земной чай напоминающий о лучшем. Мягко обожгла нёбо кисленькая эта, и в тоже время сладкая вода. Это ведь самое лучшее - немного лимонной кислоты когда болеешь! Синее небо обняло своим совершенством, теплее погладило солнце веснушчатую щёку, будто бы желая утешить.
И одежда сухая. И добрый сухой осенний мир ободряют.
Вперёд. Нет, Макса конечно не догнать. Тут бы вообще кувырком не сверзиться – земля скользкая, покрыта шуршащей предательской листвой – а под ней мокреть царит, чуть зазеваешься и скользишь вниз по грязи проезжаясь как на коньках, да еще зонтик дурацкий. Даже Афоня, бывалый в походах пацан, карабкается едва-едва. Ввысь. Неторопливо, будто бы хочет посмотреть – чем всё это обернётся и зачем так споро рванулись вы вдвоем вверх.
Динь да Макс.
Как будто в синь неба пытаетесь забраться – пальцы болят, ногти, кажется, пытаются оторваться от мяса, а вы всё вверх и вверх двигаетесь, ощущая как ветер гонит вам навстречу золотую листву. И зеленую. И ярко-оранжевую. Пламенную такую. Душистую.
Вверх! В это самое золотое, ласковое, осеннее, дурманящее запахами карамели, запахами счастливого, давно отжившего свой срок лета – в это самое небо карабкаетесь на четвереньках.

Макс ворвался наверх первым, само собой, ведь ему помогал Черныш – колючий голод этого призрачного зверюги, его особенная замечательная прыть. И вот он лес над твоей головой, Макс, переплетение угрюмых хашетайневых ветвей. Чужаки веселятся за каменными столами – едят жаркое дымное мясо, сыры да фрукты вкушают, те самые мохнатые люди из твоего сна, Макс. Обросшие каштановой шерстью двухметровые дубины, с большими такими мохнатыми ушами и ветвистыми рогами, словно у оленя. Ударяются гигантскими кубками, ведут какие-то речи. На тебя по-доброму глядят золотом умных глаз: мол, добро пожаловать на наш пир!
…А чье это мясо, из каких зверей похлебка сварена, попробуй уж пойми.
Следом Динни забралась в этот дивный лес, и уже за ними двумя Афоня, не желающий показывать монстринам сразу же мальчуган. Укрылся в тени.
Мохнатые гиганты не отвлеклись от своей трапезы, лишь поглядели дружелюбно. Засмеялись громко, соударяясь ветвистыми рогами.
- Садитесь. Веселитесь млады. Сегодня Особый День. Редкий День. Хороший день для смерти! Ишшохор, говорим мы! Удачная охота - большая последняя ночь!

– Но как..?

Уилл замолчал. Всё это было какой-то бессмыслицей. Бессмыслицей, о которой эта девушка, Ника, говорила с восхитительной непринуждённостью.
Как такое возможно? Ведь Уильям жил в своём времени, совершенно точно зная, что именно оно – настоящее. Прошлое уже стало историей, будущее было пока что лишь предсказаниями и пророчествами. И между ними существовала реальность. Его реальность, пусть и не лучшая, но единственно верная.

Если Ника утверждает, что она из будущего… Чтож, тому были некоторые свидетельства – её странная одежда, причёска, манеры. Но если будущее существует и оно уже состоялось, то за что они сражаются в 1940 году? Зачем всё это, зачем умирают его друзья и знакомые?
Пальцы Уильяма против воли сжались в кулак. Нить его размышлений ослепительной молнией прервала страшная мысль. Если его знакомая действительно из двадцать первого века, то…

– Кто победил? – он оказался на ногах практически моментально, не обращая внимания на то, что разливает вокруг недопитый чай.
Схватил девушку за плечо, разворачивая к себе и требовательно заглядывая ей в лицо.
– Если ты из будущего, то ты знаешь, чем закончилась война. Кто одержал победу? Британия..? – Уильям вдруг понял, что впервые за долгое время боится. До смерти боится ответа.
Её разрез глаз. Азиатский. Японский?
Всё внутри оборвалось. Неужели рейх всё-таки сокрушил силы союзников?

Вьюга, которой, казалось, не будет конца, нехотя успокаивается. Тёмные фигурки людей разбредаются в разные стороны, отмечая свои пути цепочками глубоких следов. Внутренний дворик пустеет всего лишь за несколько коротких минут. Лишь полыхает, постепенно выгорая, часовня, и в мрачных отсветах внушительного кострища продолжают неподвижно лежать на снегу бездыханные тела.

Дункан.
Они, как рыцарь и обещал, ушли на рассвете. Командир собрал по всему замку жалкие остатки своего гарнизона и, реквизировав для нужд империи лишь немного припасов, пустился в путь с первыми лучами восходящего солнца. Снег весело поблёскивал на ярком свету, издевательски безоблачное по-зимнему синее небо словно нарочно контрастировало с бушевавшей накануне вечером вьюгой.

Сам Дункан бредёт во главе колонны, прокладывая своим людям тропу. Совсем немного их осталось, меньше половины, всего-то шесть человек. Поголовно угрюмые, подобно своему немногословному командиру, идут след-в-след, невольно прокручивая в памяти чудовищные события предыдущей ночи.

Рыцарь, опустив голову, вспоминает. Как уйдя со двора, он первым делом направился в покои леди Астории. Как стоял около забившейся в самый угол кровати девочки, тщетно пытаясь объяснить ей, что происходит. Он говорил, что ей как никогда теперь нужна защита, что он и его люди могут помочь. Естественно, юная леди Уинтворт ему не поверила. Она боялась его – скорее всего, в глубине души ненавидела. Она молча трясла головой, в то время как в её глазах проступали горячил слёзы. Он отлично понимал её. И всё же почему-то надеялся, что та поверит ему и послушает.

После смерти Преподобного всё казалось каким-то другим. Даже привычный хруст снега под ногами, даже вырывающиеся изо рта при дыхании облака горячего пара. Дункан не мог перестать думать о том, была ли действительно столь абсолютна истина самоуверенного жреца. Ведь если хоть на мгновение допустить, что тот ошибался… Что видения, которые видел сам рыцарь в огне, были лишь плодом его распалившегося воображения… Тогда становилось совершенно очевидно, что они делали под влиянием Преподобного воистину страшные вещи. Дункан уже не так уверен в себе – ему кажется, что даже его собственная память теперь сбоит и подводит. И, тем не менее, он просто не имеет права сдаться сейчас. Он должен вывести людей, дотащить их, если это потребуется, хоть на себе, до занятого империей Эредина.

– Сэр, – робкий голос одного из солдат прерывает размышления рыцаря.
Тот, заранее ожидая худшего, медленно оборачивается.
Вместо слов солдат молча указывает куда-то назад, в хвост колонны. Дункану не нужно всматриваться до рези в глазах в белоснежную даль – он и так знает, что хочет показать ему подчинённый. Сам он заметил преследователей чуть больше часа назад. И предпочёл бы, чтобы солдаты как можно дольше оставались в блаженном неведении.
Ведь там, вдали, отчётливо виднеются жутковатые силуэты. С неумолимой неторопливостью они тащатся по ещё горячему следу отряда, способные двигаться с одной скоростью напролёт недели и месяцы. Дункану хватило одного взгляда, чтобы опознать рваные и ассиметричные движения падальщиков. Увидев такое однажды, больше уже никогда не забудешь.

Вместо ответа рыцарь благодарит зоркого солдата коротким кивком и, рявкнув, подбадривает своих подопечных:
– Скорее, шевелите конечностями!
Он смотрит на имперцев снизу-вверх, с чрезвычайно самоуверенным видом. Если они поверят в него, то, быть может, заодно поверят в себя. Развернувшись, Дункан начинает продвигаться вперёд почти вдвое быстрее. Хоть и прекрасно знает, что падальщики доберутся до них гораздо раньше, чем на горизонте хотя бы появятся башни замка такого далёкого и практически недосягаемого теперь Эредина.

Дрег.
Коробейник всегда знал одну истину: тот, кто достаточно долго и упрямо ищет что-то в правильном месте, рано или поздно это что-то найдёт. С самого рассвета Дрег вот уже несколько часов без устали перелопачивает снег на заднем дворе. Стальные тучи развеялись, сугробы издевательски сверкают и серебрятся вокруг – мир словно нарочно пытается всеми силами вытеснить из памяти любые воспоминания о миновавшем кошмаре.

В конце концов, усилия коробейника увенчиваются успехами – не обращая внимания ни на что, Дрег копает, копает руками в грубых варежкам. И вспоминает события совсем недавно завершившейся ночи. Не взирая на близость и сохранность своего рюкзака, торговец долго не мог уснуть, а если и проваливался в кратковременное забытье, то нещадно стонал и ворочался. Мрачное пророчество жреца Урфара не выходило из головы – тревожные сны Дрега были полны чумных зверей и очищающего огня, бушующей вьюги и отдалённого смеха всевидящих богов суровых Севера. Из бездны кошмара на него с укором взирали Флинт и Эйты, заливался лаем, облизывая лицо, ещё живой и такой бесконечно жизнерадостный Шваркс. Дрег метался во сне, покрываясь испариной, а, едва открыв глаза, подорвался с жёсткой кровати и бросился, ни минуты не медля, на поиски. В конце концов, он всё же обнаружил то, что искал.

Коробейник медленно поднимается. На руках он держит тёмную и превосходно сохранившуюся на холоде тушку дворняги. Никогда не унывавшего Шваркса, весёлая мордочка которого теперь раскроена изуверским ударом топора. Выпрямившись в полный рост, Дрег наконец-то чувствует себя немного спокойнее. Он уже ничего не может сделать для своего хорошего, быть может лучшего, друга. Только устроить подобающие похороны и надеяться, что для верных собак у северных богов припасены своя Тропа и свой счастливый Очаг.

Дрег сожжёт друга прежде, чем отправится в путь. Он пробудет в замке ещё несколько дней и лишь затем, тепло попрощавшись с Юргеном, Максом, леди Уинтворт и бесчувственной Санией, в одиночку отправится дальше. Те попросят его остаться, ещё хотя бы чуть-чуть подождать, но коробейник лишь улыбнётся в бороду и, забросив рюкзак на плечо, побредёт. Ведь он почувствует, что время пришло. Что совершенно необходимо выдвигаться прямо сейчас, что его убивает каждый лишний день промедления в этом чёртовом замке. Лишь дорога поможет Дрегу восстановить душевное равновесие – снова один, снова в пути, снова с верным рюкзаком за плечами. Это покажется правильным. И Дрег не станет противиться. Он исходил большую часть мира от края до края однажды, и ему, быть может, удастся исходить её снова. Дрег уйдёт ранним утром, один, улыбающийся, совершенно спокойный, с гордо поднятой головой.

Неделей спустя он, добравшись практически до самого Эредина, наткнётся на одну из многочисленных банд дезертировавших из разгромленных армий Альянса солдат. Одинокий торговец с внушительным рюкзаком покажется ренегатам заманчивой целью – они вгонят арбалетный болт в живот коробейнику, обрежут кинжалом лямки его безразмерного рюкзака и, опустив головы, бросятся прочь в гнетущем молчании. Коробейник будет, истекая кровью, лежать на снегу. Будет умирать, понимая, что в конечном итоге его порешили свои же – люди, переговаривавшиеся между собой на теравийском наречии. Он будет вспоминать лица покойников, мёртвой жены, умерших или давно пропавших друзей. Никому не будет до него дела. А сам Дрег, прерывисто дыша, подумает о проложенной сквозь Вьюгу тропе. Северные боги приберегли напоследок для него ещё одно, самое сложное испытание. Там, на другом конце тропы, друзья и родные уже ждут, отдыхая и греясь в безопасности около тёплого Очага. Он присоединится к ним, если сможет пройти тропу. Чтож, идти без устали вперёд коробейник способен практически вечно.

Сания, Пуатье.
Не взирая на обезболивающее, обожжённая рука, кажется, горит с каждой минутой только сильнее. Словно это сейчас Сания держит в огне несчастную кисть. И, когда кажется, что страшнее этой боли ничего быть на свете не может, становится хуже. Слёзы, несмотря ни на что, наворачиваются на глаза. Хочется плакать, кричать, а ещё лучше – просто лишиться сознания. Вокруг хлопочет Макс, ищет в замке лекаря, пытается сам обработать кое-как рану. Сания не знает, насколько хорошо у него это выходит. Ей всё равно. Она проходит новые и новые круги персонального ада. В бреду просит Макса отыскать Энзо, детей, Асторию. Лишь когда Сания наконец засыпает, тот предпринимает попытку.

Пуатье узнаёт, что Юрген убил не так давно местного медика. Его беспокоит поднимающаяся температура Сании, которая стонет от боли даже во сне. Но Макс понимает, что уже сделал всё возможное и больше ничем ей не может помочь. Остаётся только надеяться, что рано или поздно сработает обезболивающее.
Он идёт, узнав перед этим дорогу, в личные покои графини.
Уже подходя к спальне девочки, встречает вылетающего оттуда молнией Дункана. Рыцарь выглядит злым, обескураженным и взбешённым – едва не врезавшись в плечо Пуатье, он, ни слова не говоря, уносится прочь. Подгоняемый недобрым предчувствием, Максимиллиан врывается в комнату – однако, обнаруживает Асторию целой и невредимой, пусть и в слезах, на кровати. Девушка тупо кивает в ответ на его уверения, что всё позади, что теперь она в безопасности. Что имперцы уйдут на рассвете. Она не спорит, не спрашивает. Происходящее куда сильнее напоминает ей какой-то нереальный кошмар. Макс предлагает девочке уйти через пару дней, вместе с ними. Он обещает защитить её.

Максимиллиан ещё не знает, что через несколько дней из замка уйдёт только Дрег. Сания по-прежнему будет метаться в бреду, почти не приходя надолго в сознание. И без профессионального лекаря становится очевидно, что её убьёт длительный переход. Пуатье решает не рисковать. Он наблюдает, как уцелевшие слуги графини восстанавливают ворота. Как Юрген опустошает медленно, но верно, погреба графа. Рыцарь теперь мало спит, просыпаясь чуть раньше рассвета и каждое утро упражняясь по несколько часов с мечом во дворе. Он пытается восстановить былую форму, словно чувствуя, что в ближайшем будущем она ему пригодится. Зима бушует вокруг, изо дня в день и без того неистовые морозы только крепчают.

Провизии замка с лихвой хватило бы и на вдвое большее количество обитателей. Пуатье слышит, как Юрген вечерами, бывает, закрывается с бутылками в подвале и громко разговаривает сам с собой. Состояние Сании ухудшается. Девушка уже не похожа сама на себя. Становится очевидно, что лихорадка просто так не пройдёт – подгоняемый безысходностью, Макс принимает отчаянное решение снарядить повозку для перевозки пострадавшей в столицу. Если ей где-то ещё могут помочь, то разве что там.
Астория, окрепшая и оправившаяся, наотрез оказывается уходить вместе с ним. Теперь она снова ведёт себя как истинная аристократка – называет Пуатье не иначе как «сиром» и изредка шутливо говорит, что весной она ещё раз посвятит его в свои личные рыцари и назначит начальником гарнизона и её личной охраны. Когда девушка узнаёт, что Макс собирается уезжать, она почти умоляет его, сохраняя, впрочем, достоинство, возвращаться, как только возникнет такая возможность.

Вопреки ожиданиям, Сания переживает дорогу. Пуатье расплачивается золотом графини с одним из лучших лекарей столичных предместий. Тот обещает сделать всё возможное и утверждает, что, хотя всё и запущено, ещё остаются какие-то шансы. Врач принимает решение ампутировать руку.
Макс снимает комнату рядом, наблюдая, как девушка медленно, но верно идёт на поправку. Она по-прежнему до конца не приходит в себя, однако выздоровление теперь становится вопросом исключительно времени. Оставив доктору, который показался Пуатье крайне честным и порядочным человеком, большую часть своих денег для Сании, рыцарь, выждав ещё неделю, вместе с первыми оттепелями отбывает обратно в замок графини Уинтворт.

Сания поправляется. Снимает на оставленные Пуатье деньги комнату, устраивается помощницей к спасшему её жизнь доктору. Управляться с инструментами и микстурами без одной руки оказывается непросто, однако Санни очень старается. Мечта добраться до Оретана становится практически недосягаемой в её положении. Приходит время родов, которые проходят на удивление благополучно. Рождается девочка.

Санни смотрит на своего ребёнка и понимает, что всё могло бы закончиться куда хуже. Так, как закончилось для многих других. Жить без одной руки не легко, будущее – туманно и неопределённо. Пуатье уехал раньше, чем она успела его хотя бы отблагодарить. Лишь со слов дока Санни известно обо всём, что сделал для неё Макс. Но глядя в огромные и внимательные голубые глаза маленькой Уны, как-то сразу обо всём забываешь. Об утратах, проблемах и многом другом. Вместе с видом ребёнка приходит надежда. На то, что в конечном итоге всё сложится хорошо.

Юрген.
Расчётливый и рациональный солдат предпочитает задержаться в замке подольше. Здесь тепло, полно табака, выпивки и еды, а кроме того – относительно безопасно. Юрген инспектирует кладовые, принимает за неимением других добровольцев командование растерянной гвардией слуг, руководит первое время восстановлением замковых ворот. Вечерами он оккупирует графский подвал, старательно расправляясь с содержимым винного погреба и споря с появляющимися всё чаще фантомами прошлого. Иногда, на трезвую голову, утром, Юргену начинает казаться, что он сходит с ума.

Замок, тем временем, постепенно пустеет. Первым уходит Дрег, полторы недели спустя уезжает на единственной повозке Макс вместе с Санией. Юрген с девочкой-графиней остаются почти что наедине. Сперва та старательно избегает жутковатого старика, однако, одним снежным вечером, сама спускается к нему в подвал.
Юрген, ещё недостаточно пьяный, чтобы потерять нить реальности, отмечает, как сильно та изменилась. Повзрослела, похорошела – настоящая аристократка теперь, не отнять. Она в последнее время и с подчинёнными управляется гораздо увереннее. Более властно.

Не говоря ни слова, Астория садится на табуретку напротив, и наполняет вином хрустальным бокал. Она едва заметно дрожит, но, тем не менее, сохраняет хладнокровие.
Она рассказывает Юргену об имперцах и Преподобном. О том, как её отец, граф Уинтворт, сам впустил в замок отряд замёрзших и продрогших до костей путешественников. О том, как они первой же ночью расправились с графскими солдатами и захватили имение. Как Преподобный, смеясь, приказал своим людям свергнуть ложных идолов Единого и отвести графа и графиню в часовню. Совершенно спокойно и невозмутимо девочка говорит о том, как Преподобный сжёг её родителей заживо, заставив её саму на это смотреть. Она и правда выросла. Стала сильнее.
Астория говорит о том, что этим дело не ограничилось. До группы Юргена были другие. Несколько маленьких группок беженцев, решивших поискать убежище в неправильном месте. Отряд эльфов, настолько отчаявшихся и заплутавших в снегах, что принявший решение, наступив на горло собственной гордости, просить помощи у людей. И Преподобный помог. Гостеприимно распахнул двери перед гостями лишь затем, что бы все шестеро закончили на костре свои и без того излишне длинные жизни. Девочка пьёт с Юргеном почти до рассвета, её рвёт ещё несколько часов после. Больше она на эту тему не говорит, а старый солдат, конечно же, ничего и не спрашивает.

С первыми оттепелями Юрген соберёт вещи, возьмёт свою саблю и двинется на восток, к Светлому Лесу. В поисках цели в жизни, в поисках приключений и новой войны. Там, на востоке, поднимает голову новый вождь зеленокожей орды. Там, на востоке, отступает свободный народ, а последние эльфы скитаются по руинам некогда великой и прекрасной цивилизации. Он отправится проверить пророчество. Ему обещали время, когда заржавеет даже железо в сердцах. Войну, которой этот мир не знал ещё равных. Юрген терпеливый. Он подождёт.

Эпилог.
Яркое весеннее солнце растапливает льды и снега. Артоданские чёрные знамена победоносно трепещут на фоне тёмно-синего неба. С первыми оттепелями имперские когорты выдвигаются, переправившись через реку, на земли Альянса. Давным-давно отправленные, однако задержавшиеся ввиду ранних холодов, подкрепления.

Чёрные пехотинцы победоносно шествуют по бело-зелёным равнинам. Изредка они проходят пустыри, на которых, согласно довоенным картам, должны были располагаться посёлки и деревушки. Иногда попадаются уцелевшие поселения – в поисках дополнительных припасов артоданцы заходят в дома, но в насквозь промёрзших строениях находят лишь окоченевшие трупы. По мере продвижения вглубь некогда плодородных, теперь – совершенно мёртвых, земель, рядовые солдаты всё чаще осеняют себя священным знаком Урфара. Боевой дух подразделений опускается всё ниже и ниже.

Издалека заслышав топот марширующих армий, падальщики заблаговременно расползаются в разные стороны, забиваясь в свои подземные норы. Когда на горизонте в конце концов проступают башни столицы, артоданский главнокомандующий объявляет привал и, набив трубку, погружается в размышления. Императору конечно виднее, но что-то подсказывает, что едва ли империя действительно остро нуждается в подобной провинции. По крайней мере, империя точно не нуждается в том, во что это провинция превратилась за последние годы.

      - С кем я только связался...
      Кирпич пробормотал это вполголоса, словно бы мысли вслух, но два человека его точно услышали. Коммандос держал "рельсовую" винтовку на весу и осматривался по сторонам, возвышаясь над ведущим. Он был готов огреть горячим "рельсом" любого зомби, который преградит им путь. В том, что в трюме зашевелились именно они, сомнений ни у кого не осталось. Ещё бы стоило огреть наглого "брелка", но сила удара Кирпича могла многое поменять в мозгах не только на уровне мышления.
      Зима вёл спутников через нагромождения контейнеров. Местами их крепления обломились и они сдвинулись вплоть до того, что перекрывали путь. Но своей цели он всё же достиг - безмозглые роботы шли туда, где в последний раз слышали выстрел. Перебираясь через борт подъёмника, сталкеры видели группу из четырёх машин, которые бродили рядом с местом смерти их сородича.
      Один из них обязательно бы увидел нарушителей на открытом подъёмнике. Кто-то нажал на кнопку спуска, механизмы лифта грохнули словно трубный оркестр, платформа "чихнула" и медленно поползла вниз. Настолько медленно и громко, что все зомби синхронно развернулись и подняли пушки.
      - ЛОЖИСЬ!
      Шквал энергетических импульсов обрушился на конструкции подъёмника. Вероятно, одна секунда в таком "шторме" привела бы к мгновенному испепелению, но в этот раз обошлось без жертв. Подъёмник опустился на среднюю палубу, чтобы исследователи могли оторвать лица от пола и убедиться, что они остались живы. Дымился лишь поджаренный рюкзак Кирпича, добавляя в и без того ужасную атмосферу корабля запах горелой ткани и пластика. Марк был весьма недоволен.
      Поначалу эта часть трюма выглядела так же, как и верхняя, пока в глаза ведущему и его напарников не начали бросаться отличия. Во-первых, здесь было немного просторнее. Во-вторых, кое-где даже свет горел. В-третьих, другая расцветка однотипных контейнеров.
      Но главный сюрприз ждал сталкеров впереди.
      Они услышали ровный и мелодичный женский голос. Эхо, которое исходило от каждой стенки. Эхо, которое пропитало собою воздух. Голос принадлежал певице. Она с грустными нотками напевала старую колыбельную песенку.
      - Ярко-ярко мне в пути...
      - Ночью, звёздочка, свети...
      - В небесах, во тьме ночной...
      - Следуй, звёздочка, за мной...
      Голос шёл откуда-то со стороны кормовой части грузового отсека. Сталкерам... захотелось взглянуть на того, кто поёт.
      - Когда солнца свет уйдет...
      - И на землю тьма сойдет...
      - Ты мне, звездочка, свети...
      - Ярко-ярко на пути...
      Где-то позади раздался лязг металлических подошв. Первый, второй, третий, четвёртый - и тишина.
      - Киборги спрыгнули вниз по подъёмнику, - шёпотом догадался Кирпич, - сейчас будут искать нас по всему трюму. А сколько их может прятаться на этом уровне?
      Зима прильнул к краю очередного контейнера и выглянул за угол.
      - Не боюсь сойти с тропы...
      - Когда в небе светишь ты...
      - Не боюсь теней ночных...
      - Лучик твой прогонит их...
      На этом месте шеренги и колонны огромных ящиков из металла заканчивались. Дальше шла особым образом выделенная разметкой широкая зона. Над ней попеременно мерцали несколько ламп. В первой вспышке Зима увидел на полу грозную надпись "ЗОНА ГРУЗА СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ. ПЕРЕХОД ЗА ЛИНИЮ РАЗРЕШЁН ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРСОНАЛА! НАРУШИТЕЛИ БУДУТ НАКАЗАНЫ!". Во время второй вспышки сталкер приметил некий контейнер, монолитно установленный посреди области. Он отличался от остальных - правильные кубические пропорции, но очень сложная "архитектура". Ещё довольно большой для рядового контейнера. Раскрашен очень интересно, жаль, свет быстро пропал и разглядеть в деталях не вышло.
      - В небе темном ты одна...
      - Ярче всех в окне видна...
      - Ты всегда одна со мной...
      - Бережешь мой сон ночной...
      После третьей вспышки Зима рассмотрел трупы пятерых сталкеров. Они как попало лежали внутри очерченной области. О том, что это были именно неудачливые сородичи, Зима догадался хотя бы по их внешнему виду. Характерная одежда, один был даже в классном скафандре, рюкзаки, оружие... А вокруг них - засохшая кровь и местами даже отделённые от тел части.
      - И блистая в небесах...
      - Отражаешься в глазах...
      - Согревая душу мне...
      - Ярко-ярко в вышине...
      А певицы всё ещё не было видно. Хотя... могло показаться, что источник песни - именно тот самый контейнер специального назначения. Свет снова помигал и погас, оставляя сталкеров в темноте, долгих раздумьях.

В кабинете повисла напряжённая тишина. Уэсли молчаливым стражем неподвижно маячил где-то вне поля зрения девушки, позади, а комендант по-прежнему созерцал Шери всё с той же непонятной полуулыбкой. Некоторое время слух беспокоил лишь далёкий шум волн, снова и снова ритмично налетающих на белый песок далёкого пляжа.

– Мы предоставляем новоприбывшим отдельные домики, – откликнулся в конце концов Рейнарт. – В поселении, прямо на этом острове, вдоль побережья. Но мы не в состоянии снабдить каждого личной охраной.
Комендант хмыкнул, подумав о том, что о личной охране для каждого Шарлотта его и не просит. Более того, подавляющее большинство местных обитателей в ней попросту не нуждается. Она просит всего лишь о персональной защите.
– И, тем не менее, у меня слишком мало людей для того, чтобы они кого-либо охраняли. Несколько отрядов гвардейцев по ночам патрулируют улицы – обычно этого оказывается более, чем достаточно.
Он нахмурился, усиленно размышляя о чём-то.

– Художница, значит? – переспросил немного насмешливо. – Думаю, здесь для тебя найдётся не слишком много работы. Хотя… Признаться, я давно хотел повесить свой потрет в кабинете.
Он ухмыльнулся, посмотрев поверх головы девушки на замершего позади неё адъютанта. Отхлебнул кофе, поморщившись.
– И, если честно, Уэсли так и не научился делать нормальный кофе.
Выражение лица офицера Шарлотта не могла видеть, но тот определённо предпочёл воздержаться от комментариев.
– Чем ты рисуешь? – весело уточнил у девушки комендант. – Справишься с настоящим портретом?

Открыв глаза, Уильям обнаружил себя сидящим на полу посреди странного на вид помещения. Пальцы, прежде стискивавшие что было сил штурвал истребителя, теперь сжимали лишь пустоту. Некоторое время мужчина задумчиво смотрел на свои руки, постепенно возвращая утраченный было контроль над телом. Он помнил тьму, помнил ночное небо над просторами Англии, прекрасно помнил катастрофические последствия внезапного нападения немецких «охотников». И, тем не менее, он был почему-то по-прежнему жив. Жив ли..?

Резким рывком Уильям содрал с лица кислородную маску, жадно вдыхая полной грудью живительный воздух. Следом на пол полетела лётная шапка – освободившись, он принялся вертеть головой, озираясь и изучая необычную комнату.
Мужчина осторожно поднялся, проверяя работоспособность своего тела. Для человека, которого совсем недавно изрешетили из крупнокалиберного немецкого пулемёта, Уилл держался вполне себе молодцом. Слева – странная выемка с надписью «к поездам», справа – чёрная картина почти во всю стену. Или не картина – при взгляде на тьму становилось не по себе, и Уильям, ещё не до конца пришедший в себя, предпочёл попросту отвернуться.

Разорвавший тишину голос внушал смутное и достаточно неопределённое беспокойство. Не в последнюю очередь тем, что было совершенно неясно, к кому именно обращался невидимый спикер – насколько мог судить Уильям, он был один в этой комнате. А то, что говорил непонятный субъект, и вовсе куда больше напоминало бессвязный бред шизофреника. Уильям временно отстранился от того, что говорил ему голос и задумался о своём положении. Он был совершенно уверен, что ещё совсем недавно умирал в кабине своего подбитого истребителя. Что это за место? Неужели действительно существует жизнь после смерти? Или всё это – лишь бред его воспалённого воображения, агонизирующего в попытках скрыться от рушащейся необратимо реальности?

Оказавшись не в силах ответить на множащиеся вопросы, Уильям пожал плечами. По крайней мере, это место было по всем показателем лучше того ада, из которого он сюда перенёсся. Кроме того, мужчина сильно сомневался, что в христианской трактовке загробной жизни было хотя бы одно упоминание о каких-либо поездах.

Голос, тем временем, продолжал вещать о каком-то там лабиринте и предлагал дать ему две минуты. Несмотря на крайне скептическое отношения Уилла к происходящему, его внутренний хронометр моментально предпринял попытку подсчитать ценность этого времени. Две минуты. Момент, когда его крыло уже выведено из строя, а истребитель Брайана уничтожен. Пожалуй, Уильям мог бы… Нет, не мог. Мужчина резко оборвал свои мечтания, трезво сопоставив возможности повреждённого истребителя и мастерство пилота-преследователя. После начала нападения у британцев не было уже ни единого шанса.

Создать необходимый транспорт и ехать? О чём вообще говорит этот тип? Впрочем, очевидного выхода из положения Уильям не видел. Движущаяся картинка напрягала одним своим видом, а надпись «к поездам» сама по себе вообще не была выходом. Тем не менее, мужчина медленно подошёл к белой стене и попытался к ней прикоснуться.

- От жеж лишенько, - улыбается в усы казак, - коль был бы ты человеком обычным, так не покривил бы старый Богдан душою, коль сказал бы, что молод ты да зелен, и ошибки твои то юности ошибки. Не ведаю я сколько годков тебе, да и можно ль сосчитать твои годки-то, но коли хочешь, то старый казак может тебе кой чего и присоветовать..

- Желаешь ты всего и сразу, на других смотришь да завидуешь. Хочешь то бы красивые домики, да счастливые лица сразу были. Видишь картинку и рисуешь с нее копию, да видимость одну получаешь, без сути. Вот к примеру хочешь ты цветок, красивый, благоухающий.. - вспоминает Богдан как сивку призвал, да как Сарацин ему картинки миг назад показывал, и себе пытается иллюзию сотворить, волю напрягши, да слова подобравши, - что делать будешь? Можно ж ведь из глины вылепить, али из ветки какой выточить да покрасить, выйдет цветок красный да только деревяный он..

Протягивает казак руку да представляет в ней цветок мака красного...

- .. и с виду красиво будет, да только не будет тот цветок шелестеть, не будет гнуться под ветром, тянуться к солнышку, благоухать. Сеять семя кругом себя не будет. Не будет ибо не живое, из мертвого сделанное. Так и ты людей своих неживыми делаешь. Скульптор ты заморский, а должен стать садовником, да хозяином. Ибо сказано "не розквітає людина без душі, не зможе творити без свободи". Коль хочешь душу получить и жизнь в свое детище вдохнуть, много труда да пота да упорства надобно. И времени.. со спехом ничего путнего не получится.

- Запомни, у всего есть предназначение, у всего. А рождается оно порыва душевного. Раз есть у тебя порыв, творить да красоту создавать, то и душа у тебя имеется, а с твоею силою, многое можно сделать. Но подход тут надобен и мудрость житейская. А мудрость, она так сразу не приходит, да и слепым подражанием не обретается, тут свои кочки да препоны нужны, свими ступнями обхоженные да оббитые, долгая дорога да многие неприятности с проблемами. Но коль пройдешь тот путь, то в конце обретешь семя. Найдешь полянку, под солнцем божьим, чтобы родничок рядом журчал, да ветер кругом невозбранно гулял. Без стен готовых без картин срисованных. Посадишь то семя, с родника польешь, да кругом положенное время походишь, сорняки кругом вырывая, от неприятеля храня да любовью окружая. И взростет то семя.. и потомство даст.. А как выростет тот сад, и знамо будет, что твой тот сад и садовник ты ладный, так может кто и примкнет к тебе. Вместе то сад знамо легче обхаживать, нежели водиночку.. И будет трудно, ведь без бумаги помощь придется принимать, без кабалы да рабства а по чести по совести. Но коль так выйдет, то и дальше выходить будет.. а коль не выйдет, то другой раз сможешь попытаться, еще одно зернышко опыта в свой амбар положивши.. Вот так, сарацин, свое создается.. свое, не чужое.

Замолк казак на долго, сам свои слова обдумывая, да что-то себе решая.
- Слушай, сарацин, кто бы ты ни был, а давай со мною.. айда. Я ж не шуткую про дорогу то. А путь у меня не близкий, много чего будет, много кого будет, и все что будет, все твое останется.. твое да настоящее, не подсмотренное. Как дойдем, найдешь что искал. Идем, да только с условием.. Простым, не сложным, без уловок и крючкотворства. Отпусти.. всех отпусти, а город свой оставь как есть. А как вернешься.. будь на то Воля Божия, может удивленье приятное тебя настигнет.. увидишь в общем. А нет, так мой совет тебе и пригодится... Идем?

Прочь – это либо глубже в траву, либо круто вверх. Увы. Сопротивляться погибельному сну получалось далеко не у всех: Макс, например, почувствовал прилив свежих сил, едва только позволил завладеть Чернышу своим телом. Ну как, телом – внешне-то ты еще оставался обычным парнем, такой блондинистый задорный весельчак с привкусом черноты, как запретный дымок никотиновой сигареты. А внутри с хрустом потягивался Черныш, приспосабливаясь к твоему мальчишескому облику. Приспосабливаясь и распространяясь в человечьем теле.
Оно обрушилось как-то сразу.
Хлюпающая грязь под ногами, земляной её вещественный дух такой плотный и интригующий. Новые запахи, чувства, эмоции навалились на восприятие – даже у неба в вышине, у этого холодного отрезка звонко-голубой материи, как оказалось, имелся свой особенный вкус. Нечто вроде стального листа, который почему-то хочется лизнуть.
То ли тебе желалось, то ли твоему монстру…
Горький гнилой камыш пах смертью, он пах чужими надеждами, желанием побега и жирным камышовым удовольствием – губить! Губить такие вот устремления. Пожирать неторопливо и расти ввысь, чтобы однажды, распространившись бесконечным шуршащим морем желтого цвета, пожрать и город и горизонт.
У камыша тоже имелась своя аура – дремотная да коричневая как болотная вода, застоявшаяся аура погибельного места.
Впрочем, камыш не везде был проклят: имелись и свои добрые места в этой глуши, и открытые прогалины и какие-то заповедные тропы. Лучше всего было возле железной дороги: камыш боялся этого места, опасаясь подходить к старым проржавевшим рельсам слишком близко.
Снова вспоминалось мерзенькое слово «Эччей».
Эччей рядом с насыпью, плохой камыш определенно не дружит с этим самым словечком – Эччей. Даже Черныш внутри сник, испуганно заморгав всеми четырьмя глазами – споро превращаясь из шикарной зверюги в поскуливающего щенка. «Эччей. Не хочу.»
А потом Зверюген радостно заурчал в твоём теле – кажется, даже зубы у тебя заострились, Максим, превращаясь в остренькие клыки и уши сами-собой чуть дернулись, как это случается у собак. Стало немного больно в костях…
Рот наполнился тягучей удовольственной слюной – еще человечьей, вполне себе обычной слюной – но душа Черныша в ней тоже присутствовала, этот самый Зверюга вдруг страшно возбудился, едва ли не бросая тебя вверх одним мощным рывком. Вместо того чтобы оставаться здесь и защищать. Такая вот шарманка, вот так он её завел:
«Да к демонам их в глотку чёртовых людей! Макс. Запах, запах, запах, оооо какой славный запах, прекрасный Макс!» Ты уловил жирный дух похлебки стекающий на эту гиблую поляну откуда-то сверху, такой приятный невыносимо вкусный дух.
Кто-то там кашеварил себе на горе, с которой вы так неловко скатились вниз: Кто-то варил хорошую еду, издавая странные, будоражащие нервы звуки…

Бабуся, между тем, неторопливо выплыла на поляну: такая себе прямая как струна женщина, облаченная в пышное платье черного цвета. Почему-то казалось, что это именно бабка, а не просто какая изысканная дама. Она. Эта Черная Леди. Старательно держалась в тени кружевного зонтика – забавного такого предмета с ручкой в виде драконьей головы.
Взбодрившийся, сумевший изгнать сон из костей Афоня совершенно точно не видел ее лицо – тени скользили по антрацитовой черноте красивого платья, а бабуся пела нараспев, протягивая к вам тонкие свои белые пальцы. Такие себе шевелящиеся, будто бы сами собой:
- Кан, канн молодые? Канн. За мной! Её надо сломать, её надо сокрушить… Канн, канн. Объясню-ю-ю-ю. Покашшу.
Старушка заинтересовалась шоколадом, пытливо поглядев на Дини. Зашипела змеей, нарушая свою же собственную колыбельную песню:
- Шшшш, Колокольчик. Шшшш! Её надо сломать. Ее надо сокрушить. Ишшохор. Час духов. Сегодня вы обречены её сломать! Я покажу, я научу как.

Хотела уж ближе подойти певучая баба, как Афоня с силой дернул назад. Нужно уходить, это верно Афанасий! Либо, споро припустить вглубь болот – тех самых болотищ мокристых, в которых растворился бесследоно Буран. Либо лезть наверх, чтобы выбраться из этого липкого дерьма, с его прожорливым камышом и со всякими там чумными пенсионерками.
С каждым шагом прочь становилось немного легче, поганищная муть всё еще кружила голову, но она отступала – чем дальше от бабки, от этого заклятого камыша. Тем легче дышиться в груди. Угу.
- Ребята. Млады. Мои молодцы. Хорошие. Ребятня, - механически повторяла, добрая Ба. - Канн! Канн за мной! – нежно ворковала, продолжая шевелить пальцами. – Идите, я всё объясню.

А пальцы её белоснежные выделывали кренделя, шевелились, нашептывали какую-то муть: то ли вас пытаясь зачаровать, то ли призывая на помощь кого посильнее… Кажется, Черной Леди не нравилась песенка Дины.
- Молчание золото, я всё объясню. Канну!
Динни вдруг обмякла в руках Афони. Вот только что казалось протягивала бабане шоколадку, а вот уж безволием налилась отяжелевшая рука девчушки… Нет. Она еще слишком слаба чтобы приказывать своей крови: необходимо поесть, отдохнуть, набраться свежих сил – аура девочки посинела, а потом вылиняла в блеклое какое-то, бесконечно унылое серебро.
Вдруг стало приметно, что бабуся вдыхает эту ауру, улавливает ее своим певучим ртом.
Как от нее не беги, как ни спасайся … Она всегда вас найдет, она видит этот след. Видит и слизывает своим языком.
А потом мыслей у Динни уже не стало, восхитительная, добрая какая-то чернота придавила тело.
Остался только Макс и Черныш, безобразным образом рвущийся к жратве зверюген, вместо того чтобы честно защищать своих. Остался крепкий Афоня с тяжелым безвольным телом Динь, мягко завалившимся в траву.
Нужно было уходить. Или оставаться с бабкой. Идти следом за ней или как-то заставить ее уйти – фигура дрожала под зонтом продолжая шевелить руками. Петь своё надоедливое.
- Кан, канн, канну…

ссылка

Белые стены. Белый потолок. Пол из белого, гладкого материала. Освещение вполне достаточное, но не ясно, откуда берущееся. Не жарко, не холодно, не сухо, не влажно. Стандартно. Стерильно и знакомо. Точно такой же бокс, в котором очнулся каждый из соискателей уже довольно давно. Только картин на стенах на этот раз нет. И, пожалуй, сейчас гораздо просторнее. Конец пути?

Одна из стен вдруг отходит в сторону и в проем шагают двое. Молодая девушка, закутанная в плащ с капюшоном, и совсем юный парнишка, дикий на вид. Они держатся за руки. Каким-то образом Руукху и Элве удалось не потерять друг друга в Башне. Но теперь... теперь, кажется, пришла пора расстаться.

Что-то в комнате меняется. Уже нельзя сказать, что картин нет. Одну из стен теперь занимает тот самый портрет, что соискатели обнаружили в кабинете Ивана Иваныча. И, как и тогда, сложно понять, что на нем изображено. Тьма смотрит из рамы, та самая тьма, из которой все тут и состоит, что дошедшие до вокзала, уже давно поняли. Но на этот раз она не сопротивляется взгляду. Элва видит знакомую поляну, ту самую, на которой встретил ее голубоглазый. А Руукх, Руукх видит весенний лес. Что увидит, взглянув на портрет, кто-нибудь другой? Сложно сказать, но если чуть пораскинуть головой, то наверно тот самый пейзаж, который и запечатлели его глаза в последнюю минуту. Для каждого свой.

На другой стене картины нет. Лишь знакомая выемка, на этот раз одна, короткая стрелка и надпись «К ПОЕЗДАМ!» В этом есть некий юмор, большинство сюда приходящих знать не знают ни про какие поезда, да и нет их там, за второй дверью. А может быть и есть. Зависит от того, какую же форму примет тьма на этот раз. Точнее, какую форму захотят придать ей люди. То, что видения не приходят сами по себе, что ими можно управлять сознательно или бессознательно, лепя из ничего, коней, гранаты или леденцы, те, кто дошел так далеко, обычно тоже понимают. Те, кто не понял, просто не доходят. Но дань традиции — перрон.

— Приветствую вас, соискатели, — знакомый голос. Только на сей раз Глисс говорит не так торжественно, как в первый. Говорит будто бы виновато.

— Если вы слышите меня, значит, вы почти справились с заданием. Сказать, в чем оно заключается, я пока не могу. Могу только заверить, что создал этот Лабиринт не из прихоти и не ради развлечения. Здесь можно остаться навсегда и, если вы решитесь идти дальше, вы должны понимать, что идете на риск. Сейчас вам необходимо сделать выбор. Он прост: вернуться или идти вперед. Тем, кто решит вернуться, я смогу дать немного времени. Две минуты. Больше не смогу, это максимум. Вы вернетесь на две минуты раньше, чем ушли.

Пауза. Руукх и Элва смотрят друг на друга. На потолок, откуда доносится голос. Хотя, может он идет от стен. Не поймешь.

— Если же вы решитесь продолжить путь, то все, что вам надо будет — это его продолжить. Создать необходимый транспорт и ехать. Ничего сложного. Жду вас в конце Лабиринта.

Снова пауза. Последнее Глисс произносит чуть тише, как будто ему очень не хочется этого говорить.

— Выбор окончательный. Те, кто сейчас пойдут вперед, уже никогда не вернутся назад. Тем, кто решит вернуться, может не хватить ни времени, ни сил что-то изменить в своей судьбе. Подумайте хорошо.

Кажется, он умолкает окончательно. Пауза длится долго, очень долго. Но все же, в конце-концов голос звучит снова. Только одно короткое слово:

— Удачи.

И тишина.

Руукх и Элва смотрят друг на друга. Они ни о чем не говорят, просто смотрят. Долго, очень долго. А потом, так же взявшись за руки шагают прямо внутрь картины и пропадают, испаряются в голубоватой дымке.

Тускнеет картина и надпись на противоположной стене. Некому на нее смотреть. Но вот, снова открывается дверь. Вошедший человек, вертит головой, вглядываясь в портрет.

— Приветствую вас, соискатели, — раздается голос. Кажется, эта запись автоматически включается каждый раз, когда дверь отворяется.

Вместо сырости и холода, которых можно ожидать было в старой, тянущейся вверх башне, совсем иные ароматы ударили Нике в нос. Кто-нибудь другой бы скривился, а она привычная. Клетки, а в клетках кролики, крыски, свинки морские, а вон там, в большом вольере дремлют щенки новорожденные, слепые еще. Попугай сидит на веточке, его подружка себя рассматривает в зеркальце. И все это лает, визжит, пищит, стрекочет, мяукает разом... И полки с ошейниками, кормом, таблетками от паразитов, мелочевкой всякой. Зоомагазин? Странно, а местные говорили, животных тут нет. Стоит, мол, зоопарк пустой.

– Так некому же было за ними присмотреть, вот и пустой, – кажется, с Никой заговорил хомяк. Не большой и золотистый, каких здесь несколько было, а совсем мелкий, пронырливый, в угол забившийся от своих агрессивных собратьев джунгарик. Оно, конечно, обычно даже сирийские хомячки не разговаривают, а от джунгаря такого вообще не ждешь, но... чему удивляться. Место такое. Артему, значит, ресторан, а ей – говорящий хомяк.

– А ты добрая, – хомячок встал на задние лапки и мордочку свою мелкую протянул через решетку, прямо к Нике. Умильно так смотрит, упрашивает. – Ты вон секретаршу пожалела, а ведь она – человек, о себе позаботиться может. А о них кто позаботится? Плохо им...

И правда, хомячки взъерошенные, должно быть передрались, у попугая перья тусклые, у кролика похоже авитаминоз, щенки без ухода скулят. Правильным питанием тут никто не озаботился, а о прививках, должно быть, и не слышали.

— Присмотришь же, да? – глазки-бусинки ласково, но требовательно на Нику уставились.

Итак, мемасики.

Все началось с того, что Мастикора предупредила, что она офф-лайн до воскресенья, и одновременно я увидел пародию на постер фильма "Викинг" в стиле "все плохо". Я подумал: "Чем мы хуже?"


Это когда убивали свиномутантов у жилища Хапилова.


Это когда в Новгород въезжали.


Это когда Коряга что-то там Лелиславу ввернула.


Еще одно "все плохо", на этот раз не такое безнадежное.


Хошь про Маринку, хошь про Олену))).


Когда душевные терзания партии по поводу смерти Серого Волка оставили тебя равнодушными.


Когда докачался по силе от +10 до +30 и сравнялся с Чернавкой.


Данька подсуетился и продает антивирусы.


"Берешь бабу" и заверте...


Навеяно снизившимся темпом отписи Фоки. Физз, не обижайся). Мы тебя любим!)


Это мне на коне подраться дали).


Ну, и пока последний... What all of them think I am про Василия. Подумываю и про других такоэ сочинить))).

1 – Прибытие

Величественный дирижабль плавно заходил на посадку, угрожающе раскачивая кабину на сильном ветру. Стальные кольца иллюминаторов, часы и недели демонстрировавших немногочисленным пассажирам только простиравшееся до самого горизонта безбрежное море быстро приевшихся облаков, вдруг заиграли новыми красками. Там, внизу, невозмутимо плескался, такой безграничный и всеобъемлющий, океан, воды которого игриво переливались в алых лучах заходящего солнца. Сквозь прозрачную даже в это позднее время лазурь можно было без труда разглядеть песок обманчиво близкого дна, лишь кое-где загромождённого облепленными кораллами тёмными глыбами.
Прямо посреди этого беспрецедентного великолепия робко ютилось несколько клочков суши, выглядевших совсем крошечными в сравнении с чудовищной громадой всемирного океана. Группка маленьких островков, обжитый людьми архипелаг, единственный оплот цивилизованного мира посреди бескрайнего водяного простора – вот что представляла из себя колония, которая должна была стать в скором времени новым домом для четверых заключённых и, в их числе, для одной измученной девушки.
Открывавшийся с высоты вид неподготовленного зрителя попросту завораживал. Не только своей естественной красотой, не только длинными белоснежными полосками бесчисленных диких пляжей архипелага, не тёмными пятнами джунглей и не возвышающимися посреди наиболее крупного острова массивными скалами. Завораживал этот вид ещё и контрастом – картинка внизу напоминала какой-то нереальный тропический рай, в то время как Столица провожала изгнанников мрачными рядами одинаковых крыш, утопающих в густом предрассветном тумане.

С того момента прошло почти три недели. Три недели не самого комфортабельного путешествия показались Шарлотте практически вечностью. В качестве тюремного дирижабля на этом рейсе выступало судно, списанное много лет назад с коммерческой транспортной линии – пассажирский отсек тускло поблёскивал пошарпанным лоском, однако был совершенно не приспособлен для длительных перелётов. Спать, как и сидеть, приходилось в одном и том же кожаном кресле, пусть даже достаточно комфортабельном и переходящем при необходимости в горизонтальное положение. Есть – в нём же, два раза в сутки, пусть и питательную, однако совершенно безвкусную пищу. Из удобств – лишь умывальник и туалет: здесь, естественно, даже речи не могло идти о наличии хотя бы нормального душа.

В транспортном отсеке ещё оставалось множество кресел – рассчитанный на одновременную перевозку нескольких сотен человек, дирижабль откровенно пустовал в условиях наличия всего четверых пассажиров. Каждый из них негласно оккупировал свою часть внушительного салона – и от любого из них девушке, даже изнывавшей от дикого одиночества, невольно хотелось держаться как можно дальше. Бритоголовые, покрытые с ног до головы непонятными татуировками мужики – все трое в чём-то, по-своему, конечно индивидуальные, но, в то же время, чем-то друг на друга неуловимо похожие. Не раз и не два Шарлотта ловила на себе косые плотоядные взгляды – и лишь круглосуточное присутствие вооружённых конвоиров в дальнем углу салона удерживало уголовников от непосредственного воплощения своих наверняка не отличающихся особенной оригинальностью планов. Гвардейцы-охранники, напротив, казалось, посматривали на Шери с лёгким сочувствием – однако и они, получившие строгий запрет на любые попытки общения с заключенными, ожидаемо оказались не лучшими собеседниками.

Таким образом, на протяжении изрядно затянувшегося перелёта у девушки было время как следует поразмыслить. Когда первый шок миновал, и она смогла осознать в конце концов грандиозные масштабы случившейся катастрофы, наступило время подозрений и беспочвенных обвинений. Ведь кто-то наверняка стоит за всем этим. Вот только кто именно, она, скорее всего уже никогда не узнает. «За измену короне» - именно такую формулировку зачитал прямо из ордера ей в лицо молодой лейтенант. Вот кто она теперь, значит. Изменница, интриганка, преступница.

– На выход! – рявкнул один из сгрудившихся уже около выхода конвоиров, всего на несколько секунд опережая характеризующий стыковку лёгкий толчок.
Поверх сотен спинок пустующих кресел особенно хорошо были заметны синие мундиры четвёрки гвардейцев. Заключённые начали медленно подниматься, похрустывая суставами и разминая изрядно затёкшие от длительного сидения ноги.

По проходу между рядами неторопливо брёл к выходу один из «коллег» Шарлотты по ссылке. Этот, наверное, наиболее колоритный и неприятный из всех – бритый верзила почти двухметрового роста, с бычьей шеей, едва не превосходящей руку Шери в обхвате, буквально бугрящийся мышцами под скромной белой туникой. Проходил мимо девушки нарочито медленно, звякая цепями на руках и ногах – он, единственный из всех, удостоился сомнительной чести носить кандалы на протяжении всего перелёта. Мужчина остановился прямо напротив ряда вжавшейся в спинку своего кресла Шарлотты. Медленно повернул в её направлении голову – второй глаз уголовника отсутствовал, всю левую половину его лица перечёркивал отвратительный на вид изогнутый шрам. Здоровое око уверенно нащупало фигурку девушку и долго, казалось, целую вечность, крайне внимательно её изучало. Уголки губ верзилы медленно поползли вверх, обнажая жёлтые зубы в жутковатой ухмылке.
– Хорнер! – спасительный окрик одного из гвардейцев крайне своевременно разорвал напряжённую тишину. – А ну тащись сюда, застрял ты там или что?

И Хорнер с воистину монолитной неторопливостью двинулся дальше по проходу между ровными рядами одинаковых кресел.

Знатно Макс девчонку повалял. Душу отвёл будь здоров. И в листья беглянку окунул и по земле блинчиком покатал и по заднице Динка хорошенько получила! Последнее парню особенно понравилось. Погрузился он в это крайне увлекательное занятие, так сказать, с головой. Шлёп-шлёп-шлёп. И только девчачьи повизгивания помимо звуков шлепков слышны. Ловил гадёныш какое-то странное удовольствие от сего процесса. До селе незнакомое. Будет теперь Динка знать, как сбегать и не слушать его! Макс же в быту своём хулиганском не только стены разукрашивать был горазд. Другие занятия нехорошие с шайкой своей проделывал частенько. Такие банды не зря со стаей гиен сравнивают. Поэтому нападение на девчонку не то, чтобы было таким уж вопиющим для него случаем.

Другое дело, что Динка старой подругой его была. И может даже больше… Так что с постепенным убыванием сил и злобы Макс начал с некоторым беспокойством спрашивать себя: А не перегнул ли он случаем палку? Бить-то он её и не бил толком, а валянья всякие, да осквернение пятой точки за пустяк считал. Тем не менее помимо всего прочего измокла вся деваха. Так и заболеть может. А такие дела на урок воспитания уже совсем не тянут. Совестно как-то стало хулигану.

И на фоне всего происходящего чертовщина натуральная творилась. Туман странный от ребят столбом пёр. И если в своём серебряном свете Динки, аки добрая волшебница смотрелась, то Макс в этом багрово-чёрном ореоле натуральным злодеем выходил. К тому же слабел он почему-то очень быстро. Прям сверхъестественно быстро. Догадался парень, что это трава странная силы из него все вытягивает. Так и тянется к нему, а Динку игнорирует напрочь. Видимо люба ей тьма.

Как понял это Макс, так сразу полюс эмоций попытался поменять, пока прямо тут от слабости и не рухнул. На юмор свой петросянский. В любом случае злиться было уже не на что.

- Ладно, Динка, брейк. Думаю, я достаточно поработал над тем, чтобы тебя на любой детский утренник кикиморой взяли. И смажь по приходу домой свою пятую точку… чем-нибудь. Подозреваю, что сейчас на ней яичницу спокойно можно пожарить, - вымученно выдохнул парень с натянутой улыбкой. А после добавил несколько серьёзней, - И не убегай от меня больше никогда. Как видишь, я начинаю слегка… нервничать.

Большего сказать Макс не успел, ибо их светскую беседу прервала материализовавшаяся буквально из воздуха грязная блохастая псина с крайне неприветливой мордой. Буря… етить его за ногу. Хотя именно сейчас парень был даже рад собаке. Выведет может горе-парочку из этой задницы. А вот следующий за ним Афоня был уже не так приветлив. Это парень по чёрному ореолу над головой новичка понял.

В лучших своих традициях Афоня начал сразу молча делать. Макс же всеми силами подавлял колыхнувшийся в его душе негатив, когда хулигана весьма бесцеремонно начали куда-то тащить. Всё это игра! Весёлая мать его игра. Парень даже захихикал, принимая новые правила:

- Ууу, я тоже по тебе страшно соскучился, Индиана! Но обнимашки это уже лишнее, не находишь? – в процессе трёпа Макс попытался вывернуться из захвата. Двинуть головой, или локтём по рожице чересчур страстного паренька, если потребуется. А там, если удастся освободиться, отползти куда-нибудь в угол отдышаться. Шоколадку вон поесть. Говорят силы возвращает!

Тут заговорила Динка и Макса вообще на хаха пробило. Решил, что Афоне всё адресовано.

- Слышь чо говорит деваха, Индиана? Меня хочет страшно. Возвращай, ничего тут не поделаешь. И за шоколадом тебя отправляет. Сгоняешь ещё разок до города? Ты же у нас любитель круги нарезать.

А когда про Саню речь зашла, содрогнулся внутренне. В натуре, а пацан куда пропал? Но попытался Макс свой весёлый тон сохранить. Иначе здесь никак.

- Ты мелкого ещё где-то в полях посеял? Вроде за сапогами с Саней уходил, а вернулся и без Сани, и без сапог? Да я смотрю из тебя проводник, как из Сусанина, Афоня. Не родственники часом?

Среди трав народился тревожный, злой какой-то гул, исполненный коварства да хитрости, когда Макс набросился на Динни. На девочку с окровавленным лбом, набросился-то, барахтающейся себе в стылой луже.
Не кому было защитить Динни, не кому было прийти на помощь. Болотные травы дрожали, наполняясь тягучим гнилым удовольствием и кто-то всё это слышал. Вот здесь Макс был не прав! …И писк, и хруст примятой листвы, и чавкающие какие-то шлепки торжествующих ударов, когда более сильный бил более слабого, всё это было услышано. Легчайший стон... Злой хрип. Барахтанье в воде, вкус охлажденной грязи познавшей тёплую человечью кровь. Холодные камни. Тихие камыши.
ОН пробудился.
Сначала было лёгкое движение заостренного уха, потом вертикальные зрачки наполнились ленивым интересом. Медленно, но верно, лень из этих глаз ушла. Следом вылезли серпообразные когти, с чувственным удовольствием тронув взопревшую землю подушечками лап. Оставляя в ней глубокие, хорошие такие бороздки. Горбатый нос чуток наморщился, а ноздри расширились, впитывая эти будоражащие, интересные запахи и звуки. О какие новые. О, какие же пьянящие да дивные!
«Человек, м-м-м… !?»
…Мягкой тенью он скользнул в траву, приоткрывая пасть, дабы не потерять сладостный и такой редкий в этих краях, чужедальний человечий запах. Чуть подрагивали прижатые к голове уши, а гибкая, осторожная фигура стелилась по земле, набирая темп. Безмолвие. Да легкий шелест, когда скорпионье жало мягко трогало камыши. Тынц-тынц-тынц, он делал это для своего удовольствия, чтобы игра не была слишком простой.

А Макс устал. Каждое движение здесь давалось с трудом, каждое движение казалось мучением: парень взмок, чувствуя себя так, будто бы решил заняться аэробикой под водой. Удалось задать славную трепку Динке! Перепачканная в грязи, измолоченная как следует в дурной луже, осыпанная ударами с желтой охрой листвы, что застряла в волосах, девчонка была как следует наказана. От нее сейчас распространялось странное серебристое сияние, такое же, только бордово-черное, исходило от тебя. Макс.
Словно пепел от костра!
Злой багряный свет распространялся от твоей фигуры, а камыш возбужденно дрожал, протягиваясь к этому гневному дымку. Сладко-сладко. Камышу эта багряность нравилась, он улавливал этот красный свет твоего тела. Накатил голод. Накатила слабость. Словно вспышка адреналина лишила сил. Или во всем были виноваты травы, жадно поглощавшие что-то алое, что уходило от тебя, Макс? Утекало ручьем, кап-кап-кап, словно вода из сломанного крана, капля за каплей…
Серебро обиды травкам видимо не нравилось. Их интересовал гнев, их интересовала злость, возбуждала звериная ярость и отсутствие контроля. Промокшая насквозь Динни заметила свою кровь: вытекая из ссадины на лбу яркими, какими-то очень красными каплями, кровь застыла на земле жарким бисером. Завибрировала, задрожала будто капельки ртути.
Потом она растекалась узором, обратилась загадочной арабской вязью. Кровь-кровь-кровь. Казалось, гнойная земля радовалась этой субстанции, а у тебя вдруг народилось странное чувство – что ты можешь позвать эту кровь, отдать ей приказ. Что-то простое для начала. Чтобы травы угомонились в своих жадных шепотках, или чтобы они угомонили Макса.
Кровь-кровь-кровь. Твоя кровь первой пролилась в этом мире, серебро страданий придало ей странную силу. Ну, или всё это просто бред, эмоции отшлепанного, измусоленного в грязи обиженного тела, и на самом деле ты ни способна ни на что. Динни.
Болотищные вопросы среди трав. И вдруг Буран, настоящий Пёс врывается на поляну! Живой, да хмурый Буран, бросившийся к вам двоим, верный друг.
И новичок компании Афоня, слетевший вниз – как-то плавно слетевший, и вместе с тем очень быстро.
Новый мир, Афоня, новый чудный мир! Опасный мир, это ощущаешь сталкерским, особым своим чутьём. А еще простым человечьим мозгом, вообще-то, понимаешь: когда злишься, от тебя идет черный дым, когда удивляешься – голубой, когда радуешься – вспыхиваешь золотом. Так не должно быть даже на Комариной Топи, но так есть. И эта плавность движений, непривычная усталость после каждого шага – словно бы находитесь в воде, в густой и странной воде все вы. Мальки, попавшие в чужой мутный пруд.
А там где водится рыбёшка маленькая, непременно водятся и щуки. Это закон природы. Хорошо, если вы сейчас на безопасной отмели под защитой, но если нет?...

И всё же трое - это лучше чем один. Хуже всех пришлось Сане, которая едва-едва успела нырнуть в этот радужный туман. Он вдруг не пожелал принимать отставшую девчонку, болота упрямо оставались теми же самыми болотами, сырыми и глинистыми же.
Ну, сошла вниз по предательски крутому склону ты. Чавкающая грязь под ногами, вонь далекого химзавода мешается с запахом прели. Хрустит битое стекло. Полуутопленные шины и какие-то сваи, мотки ржавой проволоки да разбитые шлакоблоки. Царство мусора, обитель нехорошей воды.
И вдруг всё покрывается зыбью. Вытягивается трава.
Ты в чужом мире, каждый шаг вызывает напряжение - все вокруг странное, чужое, необъятное. Не бывает такой высокой травы, Саня! Лениво кружится над твоей головой сухая листва... Удар сердца. Бредешь по грязи в камыше совсем одна – снова в городе, одинокая девочка сунувшаяся в болота. И снова проваливаешься в чужой мир, словно бы наполовину.
В этом мире, где камыш недобро хмурится, ты словно полупрозрачный дух; чужая какая-то, невесомая душа. Слышишь сдержанный лай Бурана, чувствуешь… как ни странно, чувствуешь запахи всей компании. Светит солнце сквозь твою полупрозрачную руку, одевает в золотое крохотные кусочки пыли, танцующие в солнечном луче.
Моргаешь. Снова находишься в обычном мире и совсем одна, разве что ворона докучливая за тобой летит, поглядывая на тебя с интересом. Здесь. Уходишь на топи, там, можешь отыскать ребят, Саня.

Вопрос, надолго ли? Увязла ты между двумя мирами… то здесь, то там.

Жданчик-хитрованчик за вами не пошел – остался где-то позади крысёныш, провожая Саню задумчивым взглядом прятавшихся в тени глаз. В носу пальцем поковырял, выхаркнул зелень на мокрый асфальт, продолжая демонстративно оставаться на месте: мол, сами видите, за вами хвостом не иду. Чё еще надо? Пай-мальчик я, ага!
Ну, так ты это видел Санек, а потом вам пришлось свернуть за угол угрюмо-серого, совершенно безликого дома, и этот скользкий паренек исчез из виду. Кто его Жданю знает, на время исчез или навсегда?
Некоторое время Жданчик ждал, упрямо продолжая оставаться на месте, потом вдруг вытащил монетку из кармана, повертев её в руках. Огляделся туда-сюда. Грязным, с черной каемочкой ногтем поковырял гравировку, недоверчиво матюкнувшись себе под нос.
Глядел на Жданчика олений череп с монеты, смотрел себе мрачно да молчал, уставившийся на пацана жутенький этот, недобро оскалившийся костяк. Странная монета! Откуда только у школьника взялась, спрашивается?

На месте ваших друзей не оказалось: скверик дремал укрытый себе тенями, скверик сердился и очень недобро пах, какой-то прелью пышно ароматизировал, да застарелым гнильём. В воздухе носилась смутная гроза, даже Буран присмирел – поджал хвост собакен, угрюмо водя носом из стороны в сторону. Деревья что-то шептали, деревья скрипели и дрожали ветвями, явно желая что-то объяснить ведомое лишь им одним.
- Ворры! – вдруг крикнула какая-то ворона. И словно застыдившись, исправилась. – Кворр…
А вообще, видать на болота двинули Макс с Динней, а это одновременно и хорошо, и плохо.
Хорошо – вас, значит, уже ждут и лишнего времени не потеряете бегая по кругу друг за другом. Десятый час на дворе, так и весь день можно промаяться! Но и плохой момент имелся, такой момент, ведомый только сталкерствующему Афоне: на болотах вблизи Воздвиженки таилось одно коварное, дюже поганенькое местечко. Вроде не должны ребята туда полезть, а вот если полезут, если направятся прямо туда…

Осень всегда вызывает хандру, желтая такая, золотая, пьянящая, казалось бы пронзительно-синяя и солнечная госпожа, а нет-нет да и накатит грусть. Взрослая какая-то, чуждая, выбрасывающая из детства ледяной волной грустища. Думала ли ты раньше о разлуке, Динни, накатывало ли на тебя это ощущение времени, неохватности его и жестокости? Вряд ли. В футбол во дворе гоняли, в Вилке купались, наслаждаясь ее бодрящей прохладцей, когда припахивающая травой вода укрывает с головой; ощущением этим опасным наслаждались-то – когда вот вроде бережок песчаный под ногами, а чуть дальше зайди и глубь. Темная глубь, опасная глубь, течениями пронизанная глу-би-на! Там уже плыть тяжело, трудно, несет река куда-то вдаль, за Стену, от озера Гдеж споро убегая в далекие, теряющиеся за горизонтом ханнэчьи края. В те края – где города нет, страны нет, и куда взрослые не ходят: сами не ходят и ребятне своей не велят.
Взрослые мысли.
О времени, что на реку похоже. О разлуке скорой. О последнем лете, догорающем под ногами осыпающейся, душистой очень листвой. Ждете на развилке, и вся жизнь как развилок – что дальше за поворотом ждет, куда вынесет река юности? К какой взрослой гавани прибьет?
Вот Макс уже не ребенок. Интересный вид парень, чужой немного: словно путешественник, шагнувший в какую-то чужую, только ему одному известную страну. Страну – в которую уходят из детства! Пахнет от него дивными запахами, скрывает какие-то дивные секреты свои парень… И что ему эти болота ханнэчьи, что ему эта шахта? Макс вальяжен, немного нагловат, расслаблен – словно бы шахта, словно бы мокреть болот стылых да старина рельс, по которым предстоит шагать, это так. Пустяк в общем-то для него.
Таинственный Макс! Таинственная осень. Даже дома вокруг кажутся таинственными, задумчивыми – малоэтажные, нахмурившиеся как зимние голуби. Это старый центр. Улица Воздвиженка. Городок когда-то вокруг этой улицы возник. Первый город, бедовый город. Город, которому не повезло.
Что-то пошло не так, как водится, случилась какая-то заминка в стародавние времена – уполз центр города на юг, а первые каменные дома остались здесь, и улица прямая осталась как стрела и странные скульптурки, украшающие трех и четырехэтажные домишки. Барельефы, лепнина. Вороны с человечьими лицами, какие-то исковерканные люди с оленьими рогами: то ли фавны, то ли еще чего. А вот и жутенький волк оскалившийся, с крыльями как у летучей мыши…
Ждете в скверике, болтаете. Шоколадку белую вот кто-то даже от сердца отрывает. Макс на пеньке устроился, ты рядышком Динни. А можно и до болот пойти, здесь уже недалеко: наползают они на старый город ядовитой жижей, распространяются по чуть-чуть. А еще немного химзаводом пахнет, резиной жженой да карамелью мокрой листвы. Интересные запахи.
Только вот ощущение какое-то мешает.
Словно бы следят за вами: недобро следят, поганенько как-то высматривают. Взгляд колючий, злой, скользит по спине Макса. Затылок Динни трогает январским холодом. Невидимый наблюдатель. И ещё чувство такое – лучше бы не искать его, сделать вид, будто не замечаете ничего. Вот греетесь в этом позднем сентябре, о своем болтаете неторопливо.
Только противно. Тяжелая какая-то слежка мерещится.

...

В это же самое время, Буран, Санек да сталкер Афоня назад двинули, а назад идти оно всегда скучнее, чем вперед. Ну. Переходы пешеходные, светофоров глазкИ, дорожки,.. вот и в сторону от Воздвиженской свернули, в тень многоэтажек да старых тополей. Гулкая пустота пахнущего свежей штукатуркой подъезда (только недавно подновили), тесная темень неторопливого лифта. Слово «буй» кем-то накарябанное криво как водится. Туда-сюда.
Буран во дворе остался – высунув язык упал себе на асфальт, будто бы сильно притомился это блохастый лентяй: на ворону какую-то тявкнул, кошку убегающую безразличным взглядом проводил, зевнул скулёжно. Прикемарил ненадолго дворовый друг. И вот уже снова осень, снова налился солнечной густотой день – снова вперед лежит ваша интересная дорога, сделаны дела.
Теперь не иззябнет Санек: на болотах стылых, не оставит свое здоровье. Нормально. Можно в путь идти. Правда, невезуха, повстречался вам как назло Ждан.
Жданец этот угрявый - паршивая душа! Завида и стукач, всем теперь растреплет в школе, что прогуливаете, что он вас видел: мол, здоровые совсем лбины, а на уроках нема. Мерзкий парень. А может и не растреплет – увяжется следом, подлец и пойдет потихонечку за вами, уши развесив да секреты чужие пытаюсь вынюхать. Крыса. Можно конечно пугануть, он вообще-то трус еще тот. А еще подлец, может разумнее не обращать на него внимания: пусть себе выслеживает, на болотищах вас еще попробуй разыщи, да и Динни с Максом ждут.

Удивительно, но предложенная альтернатива в виде кашне Макса не слишком устроила. Видать все необходимое ему тепло он хотел получить здесь и сейчас. И не от неодушевленных шерстяных вещей, а от самых что ни на есть живых и тёплых девчонок. Диннка на текущий момент была самым подходящим кандидатом на эту роль. Не смутили его даже взгляды всякие жалостливые искосо бросаемые на любвеобильного паренька. Похоже Максом прочитанные книги на этот счёт давали весьма однозначный ответ. Жалость – оно как бы тоже довольно действенное средство. Даже на пути к завоеванию сердец старых друзей.

Сник мигом распушённый павлиний хвост. С наигранной обидой Макс посмотрел на девицу. Первоклассно разыграл отвергнутого и опечаленного беднягу. Плечи опущены, взгляд в землю, чуть ли не рыдает несчастный. Сел так осторожно на ближестоящий пенек и молвит тихо:

- Ну зачем ты так, Дин? Я же к тебя со всей душой, а ты… - замолк паренек. Видок такой, что даже ежу понятно. Вены сейчас резать начнёт, или ещё чего страшнее.

– Да нет сейчас комаров – холодно уже, – отмахнулась Динни от Максовых слов.

На предположение, что станет его спреем намазывать, только фыркнула и уже побежала мыслями дальше: вот Афоня молодец, понимает, куда нескучно двигаться, настоящего туриста сразу... Побежала, да вдруг затормозила резко, и радостная улыбка, Афоне предназначенная, застыла. Смотрит Динни в осеннее, ясное до пронзительности, до звона в ушах небо так задумчиво, будто что-то рассмотрела там в вышине сокровенное. Всё эти шуточки его дурацкие и взгляды странные. А что если Динни ему нравится? Ну так, как на заборах пишут:«Маша + Серёжа = Любовь до гроба. Дураки оба». Они же с детства дружат. В футбол вместе гоняли, на речку бегали с тарзанки прыгать. А раз, Динка тогда ещё совсем малявкой была, даже в школу не ходила, залезла она на дерево, а слезть не может – страшно. Сидит – ревёт. Макс тогда за ней полез. И родителям её не сказал, а то попало бы по первое число, и ребятам во дворе не выдал. А весной позапрошлой. Наломали сирени, а в кустах баб-Зина в засаде. Как они драпали через забор! И что же теперь делать? Что теперь, выходит, дружбе конец? Вот совсем конец? Раз она ему нравится, он с ней целоваться где-нибудь за гаражами хочет, то какая уж тут дружба. И стало тут Динни так грустно, что хоть возьми и заплачь. Только она уже не маленькая – плакать. Плохо быть взрослым: того нельзя, этого нельзя. И поплакать даже нельзя в своё удовольствие. Не хочет она взрослой становиться. Макс вот уже вырос. И их старые забавы ему больше наверно не интересны, другие у него появились. Как ещё в шахту идти согласился? Давно это Динни видела, да всё думала – может как-нибудь само станет по-старому. А сейчас вдруг отчётливо поняла не будет уже. Это в последний раз. И поход таинственный, и компания их, и шишки в Бурана. Ничего больше не будет. Будет что-то совсем другое.

Она опустила взгляд. Стала глядеть на Саню, чтобы только на Макса не глядеть. Обувь у него и впрямь не для Комариной топи.

– Ладно, – вздохнула совсем по-взрослому, – Раз экипировка подкачала, придётся через мост. Не переобуваться же бежать. Простуда нам не нужна в походе. Правильно, Афонь?

Может для кого это солнечное погожее утречко и было поводом воспарить духом в преддверие не менее замечательного дня, но только не для Макса. Для этого лежебоки ни одно утро не бывало хорошим. Не удосужившись даже снять джинсы, это неуёмное существо смачно храпело на скомканной постели под жалобное завывание будильника. Предсмертные вопли старого механизма уже успели перебудить всех, кто находился в квартире, а Макс продолжал сопеть в обе дырочки. Сладкие сновиденья прервались лишь когда маман вдарила подушкой сначала по будильнику, а уже потом и по своему непутёвому сынку. С трудом разлепив глаза, попутно с огромной неохотой разминая затекшие конечности и во всю широту своей пасти зевая, Макс уставился на пыльный циферблат. Проспал. Как всегда, впрочем. Ничего нового.

С грациозностью косолапого медведя, вырванного из берлоги посреди зимы, парень поплелся в ванную дабы водица с ржавчиной вернула жизнь в это потрепанное жизнью тельце. Помогло. Закрепив результат успешно стыбренной кружкой кофе, которую маман похоже налила лично для себя, Макс окончательно вернулся в мир живых и даже начал немного соображать. Вспомнил и про шахту, и про ребят, и собственно про цель его сегодняшнего столь тяжкого пробуждения. Надо было, наверное, собраться ещё с вечера, но Макс как всегда на всё забил, решив, что уж утрячком-то он наверстает упущенное! Наверстал. Пихнул в рюкзак всё что попалось на глаза, да лениво пошлёпал к выходу.

- Маман, я эта… почапал в школу. Не жди до вечера. Мы с пацанами задержимся… на продлёнке, во! – хмыкнул парень напоследок, совершенно позабыв, что очень даже беспалевно позабыл все школьные принадлежности на столе.

Оказавшись на улице, прогульщик тотчас закурил сигаретку, вместе с табачным дымом, наконец, впитав всю божественность этого славного утра. Надо было шустрее двигаться. Компашка то уже заждалась небось.

Ну и собственно добрался Макс до своих. Вон они. Топтались возле этого старого дуба… или тополя… или клёна. Парень никогда не был силён в древоведение. Ну и псина, конечно, рядом. Не возлюбили Макс с Бураном друг друга с самого первого взгляда. И непонятно же почему! Максу во всяком случае. Ну подливал он пару раз ему в миску пива, ну и что с того? Приколько же позырить, как шерстяной ходит, лапы с трудом переминает. Или тот случай, когда раскрасить Бурана решил в розовый цвет. Ну а че? Самый писк был в моде! Макс сам по ящику видел!

- Салют, народ! Че как? Как настрой? Готовы сгинуть всем скопом в тёмной страшной пещере? – с лучезарной улыбкой проголосил Макс стоило ему чуть поближе подойти к компашке.

Динка была удостоена особым многозначительным взглядом, красноречиво говорящим, что уже с ней он не прочь пошататься в разных тёмных нелюдимых местах.

- Дин, зачем ты опять эту псину притащила?! Опять же схавает половину наших припасов. И так морда уже треснет скоро, - посмотрев на Бурана, Макс надул щеки и издевательски так пробубнил, - Да-да. Это я про тебя говорю, мешок с блохами.

Ну а затем его внимание переключилось на остальных. Подрулив к Саньку и самым наглым образом опустив ему руки на плечи, Макс наставническим тоном вопросил:

- Чё, Санёк, опять людям докучаешь своими странными вопросами? Ты это брось. А лучше… - уже шёпотом добавил, -… попробуй оседлать Бурана. Тебя то уж он точно выдержит. Отличный ездовой пёс получится! Я те отвечаю.

Отлепившись от мальчугана Макс с широкой ухмылкой протянул руку незнакомому хмуроватому парню.

- Я Макс. А ты значится тот самый Индиана Джонс, про которого нам Динка уже все уши прожужжала? Будем знакомы.

Видел казак, как хмурился писарь. Испросил он разрешения, закрутил запутал, купил метку всем бесовскую, а теперь поди крепко гневается, что пропали метки те, что не вышло по правилам. А вот казаку все по душе, будто вернулись времена давние, когда искали мужи простые вольницу, да в степи, да на Днепр уходил, за свободу свою до последней капли сражение вели, а не то что в последнее время - на поклон к царице пошли, в услуженье просятся, абы только от ляхов не прикрыла. От одного хозяина к другому, значится.
Смотрит казак на людские глаза, пустые глаза, без веры, без надежды лишь тупою злобою наполнены, словно псы друг на друга натравлены, в глотку вцепиться готовы.
Смотрит казак на девочку, что речи мужские да мудрые глаголит. Смотрит милуется, да только знает старый казак, мало слов, мало призывов особенно коли попервой пугать пыталась.. Не поверят, не поймут. Нужно дело, нужно знамя, нужна колдовство. Не то колдовство, что свинец в золото переводит, а то, что в душу веру вселяет. Но поди ж ты, а ведь тут и так и так можно, небудь Богдан Серко признанным характерником.
Знает казак правду про характерников, знает что не то чародейство им подвласно, что про них дурные языки плетут. Много про них понаплетено, многое и самими для дела, а многое и придумка детская. Скажут может пулю заговорить, да заговорит, только дюжину дуюжин да еще по столько же выстреляет до того, а потом и заговорит. Скажут глаза отведет, так ведь и отведет, не словом волшебным а словом мудрым ко времени по делу сказанным. Скажут душу и тело исцеляет словом чудесным, так ведь и правда молитва для души чудесна, ну а тело пренное можно и травками и припарками, а где надо и ножом каленым попользовать. В мудрости сила не в маги. В мудрости да во взгляде остром, да в уме цепком, да в знаниях древних, через поколения полученных, да в духе несгибаемом, верою закаленном.
Вот и сейчас, где толпа видит страшный предмет волшебный, что девочка им показала, где у девочки самой смущение сильное и страх нежиданного непонимания от чудесного пердмета превращения, там казак пользу видит и знамя. Коли есть в этом сне чародейство местное, то казак да против него и свое применит. Говорит девочка складно, говорит, а рука видать подрагивает от предмета волшебного нечаянно вызванного. То нечаянно, а Богдан позовет чаянно.. Скидывает казак жупан свой шерстяной, бросает под ноги да молитву короткую читает, своего верного боевого друга призывая. Коротка молитва да страстна, просить по обыкновению казак застуничетва, да заступничество то в конкретную форму облекает. Коли бьется казак в бою, то лучшего заступника нежели его верный боевой жеребец, ним обхоженный ним же и обученный, и не сыщешь. Это и друг и брат и верный соратник и верный защитник, а главное это символ. Символ власти веры, что с молоком матери люди впитывают. Всадник на коне, вперед толпы ведущий за собой, первым готовый принять на себя врага удар.
- Приди Сивка, приди верный мой конь, будь там где ты должен, будь там где ты нужен, к чему предназначен.. - говорит казак, говорит и верит. Ни тени сомнения ни тени неверия, говорит, а подногами жупан бугрится, бугрится да разрастается, знакомы формы обретает, седока налету в воздух поднимает.. вот и ржание знакомое, цокот копыт кованных, дух конский крепки, да узда привычная.. Поднимается казак над толпой величественно, грозного жеребца осаживает, все глаза на себя перетягивает. Оголяет казак саблю верную да слово молвит, на жеребце гарцующем:
- Люд, слушай мое слово. Коли волк на стадо нападет, то пугается. А почему, ибо каждый за шкуру свою убоится, и захочет поперед другого сбежать, чтобы другого задрали не его. Страх есть природы закон, когда помогающий когда и вредящий. Коли стадо на того волка нападет всем гуртом, то не станет волка, раз и на всегда. Затопчут, забодают, в землю вгонят. Нужен лишь тот, кто первым на хищника пойдет. Кто не убоится и не дрогнет. Ранее не было таких среди вас, сейчас есть, и оружье есть бесовское, что у этой девочки в руках.. - говоря такое, сжимает коленями Богдан жеребца бока, и усмиряется жеребец на мгновение, клинит казак ногу в стремени и стремтельным движением на иной бок свещивается, свободною рукою девушку Веронику за талию крепко подхватывает. Миг второй и в седле она позади казака..- держи свою вещь волшебную, держи крепко девочка...
Подскакивает Богдан к Тиберию, объезжает его по кругу, толпу в боки разгоняя, а шашку все вверх держит, словно бунчук атаманский.
- Есть у вас выбор да решенье.. Али мы сейчас для вас волками теми станем, али мы с вами к вашим волкам пойдем, да оружьем волшебным их попотчуем.. выбирайте...

– Ах, ты голова садовая! Знала же – что-нибудь да забуду.

Косточки – вот они. Остались на полке, хоть назад беги. А как собиралась! «Настала ночь. Шипя как змея, вполз злодей...» В три часа подскочила. Темно, капли по стеклу барабанят. Родителям разве объяснишь, что самый настоящий сталкер с ними? С Афоней не страшно, хоть за Стену иди. Он, знаете какой? Он в тайге целую неделю жил. Нет, не рассказывал, Динни сама догадалась. Элементарно ведь. Приехал издалека, в походы ходил. А далеко у нас тайга. Воот! Морошкой там питался и сосновыми иголками. Потому что они для зубов полезные. Жаль, у Динни иголок нет. Зато шиповник есть, тоже полезный весьма. Мы его по всем правилам сейчас. Прокипятим, толкушкой разомнем и опять нагреем. С мёдом. А теперь пусть постоит, пока бутерброды готовятся. Лишь бы родителей не разбудить. Волноваться будут. Им же про Афоню не объяснишь. А волноваться в таком возрасте вредно. Старенькие уже, по тридцать пять лет весной исполнилось. Всё равно стыдно утром сделалось. К завтраку встала, булочку джемом коварно мажет, а у самой в кустах на улице с ночи рюкзак спрятан. Мама с папой в школу провожают. Так распереживалась, что и не заметила, как они за спиной конспираторши переглядываются и улыбаются. Сумка-то школьная в комнате осталась. Забылось. Бежит вприпрыжку по ясно-осеннему утру навстречу приключениям. А вот косточки-то!.. Хлеба отломить, хлеб он тоже вкусный очень, когда свежий.

– Ешь, Буран. Хорошо поесть надо, с нами пойдёшь – силы нужны. В опасное место идём, но ты не бойся.

Это был восхитительный день, такой солнечный и искристый, такой себе медвяный да летний день, что казалось, будто в нем можно утонуть. Вот взять да и захлебнуться этой густотой сентябрьского неба, такого синего, уверенного, такого бесконечно глубокого неба, что мнилось оно колодцем – ласковой бездной, в которую осыпается пламень листьев; в которую сползают неспешные, обманчиво медлительные часы…
В такое утро невольно желалось шагнуть в небо самому. Прыгнуть в него птицей и исчезнуть в каком-то личном, совершенно несбыточном чуде. В этой манящей синеве раствориться без остатка.
Ночью шел проливной дождь, выстукивая по крышам однообразное свое – пам-пам-пам, но вот взошло солнце и просушило серый город. Дремотные лужи обратились зеркалами, крохотными порталами в иные, бесконечно далекие фиолетовые миры. Опавшие листья укрыли холодные крыши своим мягким золотом, а воздухе распространился сладкий аромат приключений.

…Поговаривали, будто старая шахта стоит нараспашку, ворота открыты, а со сторожем случилась беда. Говорили будто там, вблизи Стены, происходит неладное. А кто говорил, уж и не поймешь. Быть может взрослые за обедом, или школьники на переменках деятельно распространяли чушь? Как бы то ни было. Вы это знали. Старая шахта стоит нараспашку, а дальше нее только Стена. Могучая великая Стена, странная и даже страшненькая, уж если честно.
Чувство Стены в городе имелось у каждого. Ночью ли, днем ли, в школе или на улице, любой житель интуитивно ощущал мощь заброшенной преграды. Эту неторопливую старину давящую на сердце. Тревожное чувство отступало, если идти на юг и становилось сильнее, если двигаться на север. А уж там, вблизи разрушенного Оплота (иногда, отчего-то, называли стену так), там действительно становилось страшно. Уже за рекой ощущалось в городе нечто чужеродное, давящее… Будто бы девятиэтажки и кривые тополя, электробудки да вермишель черных проводов, хранили свою мрачную тайну; секрет какой-то охраняли, посмеиваясь и норовя опутать чарами. Кто-нибудь, проживающий в чистых южных квартальчиках мог бы заявить, будто всё это чушь. Да плюнь и разотри! Но вы знали – не Чушь.
Стена не чушь. Затемненные места тоже не чушь. Уж если идти к шахте, значит идти.
Идти всем вместе и рисковать, или не рисковать, а взять да и разойтись – предать это утро в школе; за бутылкой пива в тупичке за гаражами или пялясь в комп до отупения.

Но синее сентябрьское утро манило. Оно сводило с ума своим солнцем, своей золотой листвой. Оно привело вас сюда. Оно звенело в груди, обращаясь к каждому. К жиденькому пареньку Саньке, и к хулигану Максу. Оно обращалось к веселой затейнице Динни и к сталкеру Афоне. Даже к Бурану обращалось это утро: к блохастому мудрому псу, валяющему на горе палых листьев.
Рискнете ли? Пойдете ли за реку Вилку и по заброшенным рельсам, вдоль затененных мест к Стене?
Буран тоже ждал вашего решения, ещё он надеялся получить угощение, но как всякий уважающий пес не попрошайничал. Он просто ждал, изредка глядя печальными глазами то на Динни, то на Афоню.
Но не просил. Желал, чтобы вы догадались сами – дали ему немного еды, предложили как другу, а не бросили в грязь, как какой-нибудь скулящей псине.

Не нравится Богдану книжный червь, ой как не нравится. Не положенно птице, пускай и демонице от своей исконной еды клюв воротить, не положено червям в библиотеке, а не в сырой земле да честной могиле обитать да еще и так споро с клинка острого слазить.. Да что говорить, не положено людям добрым свитки бумажные жратть, да еще и харчами перебирать. Вот эти я будут, а вот те не буду. А потом еще за то мздаимство грамоты дорожные выписывать. Не верит Богдан боле, ни во что не верит.. Не хочет по воле злой, безумству предаваться. Все мрак и бесовство. Есть картина, а приглядишься и нету ее. Есть человек, а приглядишься и не человек то, а ты у него грамотку получишь и довольный спешишь, чтобы по грамотке по той в срок к новому безумству успеть.
Спаси Богородица, помилуй.. за мысли безбожные, да за помыслы крамольные.
Уходят спутники вслед записарем, уходит и ведунья.
А Богдан стоит, да на червя того смотри, трубочку по обыкновению набивает..
Вот набил казак трубочку, чиркнул кресалом, трут поджег, да и затлела мохорочка.. Сколько ж казаку щепотей тех осталось. Может менее нежели деньков пожить. Затянулся казак, а трут то не тушит. В книжечку кинул, да к пороховнице потянулся. Насыпал на руку серого порошочку, да и швырнул на трут тлеющий.
- Гори - гори, ясно демовская книгарня.. Гори и ты сыч проклятый, и хозяин твой пускай горит. Много у него еды его нечистой собралось, есть чему гореть..
Выходит казак, дверь за собою прикрывает.
- А ты, деточка поди вниз, подыши чуток, жарко тут, а скоро будет и еще жарче..

      В темноте лазать по техническим лестницам было куда как приятнее. Во-первых, уже не видно, какая там, под тобой, высота, и можно спокойнее смотреть вниз. А во-вторых - когда стемнело, уже не было видно зада Ласточки, которую Зима опрометчиво пустил вперед, посчитав, что девушке с опасной платформы надо сходить первой. Зима лез, и каждый раз, как смотрел вверх, погружался в ностальгическую меланхолию, вспоминая свои годы в браке.
      - "Это сколько уже у меня женщины не было? Сдвигов двести уже? Триста? - Задавался вопросом сталкер, в очередной раз потупив взгляд в лестницу и с упорством робота передвигая конечности. - Когда я там развелся-то?
      Калькуляции в мозгу Зиме никак не давались. Он вообще давненько выпал из времени и сбился со счета, и потому мерял свою жизнь от хроносдвига до хроносдвига, и в них же считал срок давности.
      - У Эльзы-то попец был получше. - Эта мысль мелькнула не без оттенка гордости. - Эльза Эльза, как же так все... А знаешь, сама ты виновата во всем! Я тебе глазки не строил, в любовники не набивался, и о помощи не просил! Ты сама сказала "люблю", первая, и сама в меня вступила, как в кучу собачьих какашек! Так что не смей меня во всем винить! В конце концов, я предупреждал!

      Так Зима постепенно скатился в мысленный скандал с женой. Скандалов ему тоже немного не хватало. Это был своего рода дух реваншизма. У многих из нас возникает такое, когда вдруг в голову приходит идеальный аргумент, а спор закончился восемь лет назад. Тот скандал кончился хлопком двери прежде, чем Зима успел высказать все, и теперь он высказывал все где-то у себя в голове, когда занимался чем-то монотонным, вроде передвижения вверх по офигенно-длинной лестнице. Движения, как и мысли, стали резкими, рывкообразными, злыми. Иногда эти мысли вырывались, когда он навещал ее, и что забавно, это случалось каждый раз, как он твердо решал, что вот в этот раз точно будет мил, учтив, и покажет ей, что рад за нее и желает только счастья. Ну ничего, Эльза умная. Может, она все равно его понимает, и поэтому позволяет ему оставаться в кабинете каждый раз, как он там показывается. Ох и бесится наверное ее нынешний бойфренд...

      - Ты будто специально выбрала такого, чтоб прям во всем лучше меня! - Бурчал мысленно Зима, уже преодолевая лабиринты вымерших улочек второго уровня Криуса, и жестами отдавая команды своим спутникам. - Чтобы я видел это и бесился! Чтобы ты тыкала им мне в лицо! "Алекс, ты просто грязь под ногтями в сравнении с Марио! Он талантливый хирург с холеными длиннопалыми руками! Он бреется! От него хорошо пахнет! Он целует меня в щеку и кружит на месте! Он говорит литературным языком и мило поправляет очки! Он заботливо осматривает живот Тамми, покрывшийся сыпью, своими умными зелеными глазами, а затем умело отвлекает от иглы шприца! Он не сбегает в Зону, потому, что он не трус,у которого кишка тонка жить по-человечески!" Убил бы урода!

      Не обижайся. Эльза, и не бойся. Зима просто скучает. Поэтому у него не было больше женщин. Ну, и еще потому, что он засранец, конечно. и дня не проходит, чтобы он не вспоминал первый день и знакомства. Деревенский бар со старым музыкальным автоматом. Приятная горчинка пенящегося пива в запотевшем стеклянном бокале. Она, в зеленом платье и белых туфлях, стесняется своих веснушек и тотчас же начинает улыбаться, когда Зима случайно проговаривается, как они ему нравятся. Их танец, случайно опрокинутый стол и снова ее смех, от которого на щеках появляются милые ямочки, а глаза искрятся так, что сердце Зимы выписывает сальто-мортале. Помнит он и день, когда до него дошли намеки, и он предложил ей встречаться. Ну как предложил, он, глупо естикулируя и перемнинаясь с ноги на ногу, мямлил: "Мы уже давно знакомы с тобой, Эльза, так может это, ну там, сама понимаешь, того, тыры-пыры..." Она поняла неправильно, и заткнула его кивком и словами "Я твоя", а затем скинула халат и запрыгнула ему на руки. Потом он пообещал ей выдумать самую романтичную историю начала их отношений, чтобы она могла хвастаться подругам, и Эльза со смехом согласилась. Эльза, Эльза, как же так все вышло?


       - Вот он. Кашалот. - Зиму вернул в реальность собственный голос, выдавший еще с утра заготовленную фразу, приуроченную к моменту, когда они доберутся досюда. - Шикарно, да?
      По мнению Зимы смотрелось и правда шикарно. "Кашалот" и правда напоминал исполинского мифического кита, Левиафана, что поглощал людей, обрекая их на заточение в чертогах своих внутренностей. Кредо на эмблеме напомнило Зиме о детском развивающем журнале, который он притащил для Тамми. Поскольку он был взрослым, он не был в курсе, что девчонка давно уж выросла из такого чтива. Так вот, там как раз была игра "найди лишнее слово", и Зиме казалось, что создатели эмблемы тоже в эту игру играли. В конце концов, потребителю не нужна ни наука, ни армия. Потребителю нужно жрать, спать, справлять нужду и удовлетворять иные потребности, и плевать он хотел на весь мир, и на то, откуда и как все это приходит. Потребитель недалек, ему чужды высокие размышления, а работает он только потому, что его гонят на работу палкой, или прижала недостача денег на то, что он хочет потреблять.
      - Предлагаю пустить вашу леталку. Пусть поищет подходящую дырку, через которую мы заберемся Кашалоту в брюхо. Или две. А потом уж прикинем, как до входа добираться.

Тиберий, Ростислав

Покинув кабинет, мужчины не стали задерживаться в приемной. Они вышли в ту самую дверь, через которую попали сюда некоторое время назад. Только тогда за дверью была бездна и тьма, а теперь, вместо обещанного Ингой выхода и столовой, они очутились в храме. Неистово забилось сердце Тиберия - прокуратор узнал то самое святилище Дианы, в котором молился, прежде чем попасть сюда. Было тихо, горели факелы перед алтарем, возвышалась в центре круглого зала прекрасная статуя богини. Ростислав видел раньше подобное разве что на картинках и по телевизору, но там все было покрыто, осязаемой даже сквозь бумагу или экран, пылью времен, а тут и узоры на стенах, и колонны, и мрамор выглядели так, как будто изготовлены лишь вчера.

Впрочем, рассмотреть хорошенько эту красоту путники не успели. Что-то больно кольнуло прямо в ладонь, там, где отпечаталась неведомо для чего нужная виза, и поплыли, исчезая, стены, подпираемые прекрасными колоннами, а вместо них появился тот самый обещанный коридор и вытертая тысячами ног лестница вниз. Дверь в столовую располагалась прямо напротив выхода. Прочитавший надпись Ростислав, кивнул на нее римлянину, протянул ему талоны и вышел на улицу, а Тиберий направился к указанному источнику вкусной и здоровой пищи.

Ростислав

Легкий ветерок приятно ерошил волосы на голове. После затхлого запаха казенного помещения, того особого запаха бумаги и бюрократии, аромат чахлой зелени казался упоительным. Инженер стоял на крыльце солидного серого здания, из которого только что вышел. Перед ним в пыли разлегся город. Серый город: стандартные дома из бетонных блоков, чахлые деревца, не покрашенные качели, кое-где побитый асфальт дорожного покрытия. Город выглядел... сиротливо. Словно никто его не любил, не нарядил в ажурные балкончики, яркие клумбы, не вплел зеленые ленточки парков в волосы. Серый, тоскливый, грустный, он шелестел листьями кривой березки, растущей у входа, где стоял Ростислав, словно безуспешно пытаясь прихорошиться, понравиться. И тихо, неестественно тихо было на улицах. Ни людей, ни машин.

Тиберий

Опытный воин - Тиберий знал, без провианта в походе никак. Поэтому отправился в это странное место, где почему-то можно было получить еду за розовые бумажки. Большой зал, гораздо больше главного городского храма, встретил римлянина приглушенным грохотом. То стучали ложки. Все помещение было уставлено столиками, за которыми сидели, уткнувшись в тарелки, люди. Рабы? На свободных они походили мало. Одетые разнообразно, но все во что-то, напоминающее одежду Ростислава, блондинки-Инги и их новой спутницы Ники, люди не обращали внимания ни на что, кроме пищи. Да и столы, вряд ли предназначались для свободных людей. Грязные, покрытые засаленными, с жирными пятнами скатертями. На столах стояли прямоугольные подносы, такие же грудой громоздились сверху перегораживающей помещение низкой, чуть выше половины человеческого роста стены. Люди брали такой поднос и становились в очередь вдоль перегородки, а за ней руки ставили на поднос тарелки, миски, стаканы, клали куски серого хлеба. Руки были железные, как меч Тиберия, тела к ним не прилагалось. В конце же очереди стоял странный аппарат. Люди вкладывали в высовывающуюся из-за него железную ладонь розовый квадратик, рука чем-то громыхала в аппарате, и очередной раб с подносом отходил к столу.

Элва, Богдан, Руукх, Вероника

Кинулась назад, в кабинет ведунья, бросился следом за ней мальчишка. То ли остановить хотел, то ли сопроводить. И сотник кинулся следом, пытаясь остановить бедовую девчонку. Не заметив уже казак, как болезненно скривилось лицо Инги от его слов. Последней в дверь влетела Ника. Разгоряченные спором, они не сразу поняли, что что-то не так. Элва вырвала руку Богдана и бросилась к картине, а Ника успела выбежать обратно в приемную, осененная идеей, прежде чем мозг успел обработать то, что увидели глаза. На мгновение, всего лишь на мгновение, ей почудились вместо громоздкого стола, грубые, деревянные столики какого-то древнего трактира, а директорское место обернулось чем-то вроде барной стойки. Тусклое пламя свечей бросало блики на пивные кружки, забытые за столами, на бочки, служащие кое-где вместо сидений. Померещилось, конечно же померещилось.

Элва, Богдан, Руукх

Богдану, Руукху и Элве, однако, мерещилось то же самое. Узнал казак родной шинок, как не узнать. Вот тут он и гулял в свой последний вечер. Только почему-то теперь запустение паутиной оплело помещение, нежилой дух витал в шумном в казачьей памяти заведении. И прежде чем, успел подивиться Богдан этой странности, что-то кольнуло в ладонь, и снова узрел он длинный стол, с расставленным на нем угощением, не успела убрать которое Инга свет Витальевна. Руукх помотал головой, пытаясь понять смысл этой мгновенной перемены, посмотрел задумчиво на свою руку с белой меткой, потом взгляд его остановился на столе Иван Иваныча, и глаза от удивления округлились. Начальника в кабинете не было, хотя в приемную он не выходил, за это каждый мог поручиться.

Элва, кажется, не обратила внимания ни на морок, ни на легкий укол, вернувший все на свое место. Спешила она к картине, страшась только, что успеют остановить, помешают. Но никто не препятствовал, тонкие девичьи пальцы коснулись прохладного холста. Нет, не холст и не гобелен. Гладкая на ощупь поверхность, точно такая же, как стены в том месте, где все они очнулись, только такая же, как отметины, что вели их все это время. Только не открылся выход, не произошло ровно ничего.

Богдан и Руукх, следящие за девушкой, вдруг увидели, как до того смирно застывшее на столе чучело совы, поднялось в воздух и моментально село на плечо колдуньи. Выходит, то и не чучело было вовсе, а живая птица, только сонная и неподвижная. Теперь же уцепившись коготками за одеяние Элвы, сова ерошила перья и лупила смешные, желтые глаза, да что-то клекотала.



Казак на мгновение застыл, не зная, к чему быть готовым. Сова, впрочем, вроде бы не проявляла никакой агрессии. Он на секунду отвел взгляд к книжным полками и заметил, как из дыры в одном из стоящих на них томов выползает большой, жирный червь.

Вероника

Решив, что кабак ей примерещился, Ника задала свой вопрос, сидящей за столом Инге. Та уже закончила плеваться и что-то набирала на компьютере. Легонько кольнуло ладонь, словно комарик укусил. Какой еще компьютер, тут про такого зверя, пожалуй, и не знали. Инга стучала наманикюренными пальчиками по клавишам пишущей машинки. Стучала будто бы с ожесточением. Услышав вопрос, подняла голову, посмотрела на Нику оценивающе. И улыбнулась как-то грустно и потерянно. Маска стервы слетела от этой улыбки не хуже ленинградской туши.

- Покинуть? Да как и любой другой. На вокзал вам надо. Только если вы Городу не понравитесь, то быстро добраться не выйдет, да и не быстро не выйдет. А если, наоборот, слишком понравитесь - тоже.

Казалось, бой завершен. Не восставали более пепельные монстры, не приближались поживиться ещё тепленькими трупами каннибалы, да и буря не спешила снова возобновить своё странствие по серым пескам.

Как бы не отпугивала Кассия своего уменьшенного в размерах двойника, тот всё же прыснул ей в лицо пеплом, прежде чем исчезнуть. Видимо, иссяк источник, его породивший…
Почувствовала Ласточка, как мельчайшая пыль осела в гортани, неприятная на вкус. Да не это сейчас испугало ее сильнее.
Сознание девушки будто раздвоилось и мысли путались, словно принадлежали не ей одной, а еще кому-то, абсолютно ей незнакомому.
Где Уилли и Санни? Где я? Я умерла? Почему мне снова тепло и хорошо? Только голова болит, нужно попить и продолжить поиски. Эрик? Я искала Эрика…
Кассия огляделась в поисках говорящей и тотчас, сама того не желая, уперлась взглядом в огромный двуручный меч. Сердце затрепетало от радости, хотя ранее такого восторга при виде оружия она за собой не замечала.
Мой Эрик!
Закричало внутри, а в голове тотчас образ возник – статного улыбчивого мужчины, входящего в дом, чуть пригибая голову, подхватывающего на руки двух голозадых пацанят, да в губы ее целующего. Похоже, Кассия любила его больше жизни. Но Кассия ли?...

Хету безмятежно разваливался на части – в этом не было сомнения. Галлюцинация или сон, Валера не знал. Однако то, что эльмари отвечал ему, совсем не казалось выдумкой.
Тянущая боль отозвалась в животе и инженер открыл глаза. Лучше бы оставаться там, во сне – по крайней мере, боли, находясь в беспамятстве, он не ощущал.
Здесь же образовалась какая-то движуха – людей складывали в кучку, усердно шагали взад-вперед Сергий и Шино. Похоже, бой завершился. Однако в чью пользу, он так и не понял.

В безмолвии лежали Арсений, Лён, Хету. Застонал, просыпаясь, Валера. Кассия, вроде очнувшаяся, так и не сказала ни слова, только пробормотала что-то нечленораздельное.
Шино и Сергий действовали оперативно – от ноши гудела спина и мышцы рук, но с молитвой священника и ворчанием пивовара дело спорилось. Половина тел тут же зашевелилось, приходя в себя, но большинство так и остались в беспамятстве. Одного Сергий, пощупав пульс, тут же приговорил молитвой об упокоении, когда на их глазах развернулось невиданное ранее действо – потускнела кожа советника Хету, затем чернеть принялась, да и распался за секунду эльмари, как и не было его – смешался черной пылью с серым пеплом – прогорел, стало быть, светлячок. Жалко, да что поделать – никто ж не разумеет, как этих эльмари вылечить. Хоть бы и второй так же не закончил… Однако судя по безмятежному лицу и слегка сияющей коже Лёна, это вроде бы не предвиделось.

Возня, осмотр раненых, скорбь по ушедшим заняли порядочное количество минут.
Тем временем на горизонте мелькнули вяло шагающие фигуры – дальнозоркие могли распознать в них ушедшего в неизвестном направлении Орта, а также Иду с Эриком.

Разделяясь, они оставили большую половину отряда, а теперь Кассия и Валерий не наблюдали среди них троих – подозрительного Моуза, безмолвного Освальда и сладкоголосую Роуз. Да что там, они ведь и сами лишились не меньше повстанцев – Хету, Арсения, Агаты. За какие-то полдня отряд потерял шестерых. А что будет дальше – мрачная тайна и горькое предвкушение.


***
Казалось, вечность брели сразившиеся с каннибалами революционеры. Победа была кислой на вкус. Раны и синяки болели. Тошнотворная горечь по ушедшим и пережитые картины так и угнездились где-то глубоко внутри, не желая уходить добровольно.
Где-то на полпути их догнал Варенец – мордочка испачкана пеплом, будто он рыл ей что-то. Руки Иды были покрыты таким же серым налетом – она тщательно, насколько это было возможно, похоронила Роуз под слоем пепла, даже крест из обломком гитары наспех сделала, потом убрала, чтобы ориентир не оставлять, да и двинулась в путь со своими товарищами. Варенец же, как не уговаривали, с ними не пошел. А теперь вот догнал.

Неутешительное зрелище ждало их и здесь – несколько лежащих тел и двое лишь на ногах – великан Шино, его макушка, казалось, из-за холма торчала – такой он был высокий, и облаченный в темную порядком изодранную рясу Сергий, по очереди подходивший к лежащим телам – отпевал или лечил…

Клинок легко проходит сквозь тело существа, и оно покорно складывается к вящей радости Шино. Горстка праха под ногами. Победный рык здоровяка кажется достигает небес и тут же прерывается недоумённым нечленораздельным воплем. В нём явно мелькнуло что-то нецензурное, из лексики немецких портовых грузчиков.

Здоровяк быстро осознал связь между своим ударом и падением одного из повстанцев. - Шрайбе! Вот жопа! - он с досады плюнул на кучу праха, в которую превратился двойник Валерия.

Свирепо оглядевшись, Шино не нашёл больше противников для себя и своего меча. Буря эмоций, кипевшая в сердце большого человека всё ещё искала выход, требовала действия. И что-то подсказывало, что оставаться на одном месте для них не очень безопасно.

- Эй! Сергий! Хватай её и тащи подальше отсюда! К той гряде! Потом помоги мне с Хету! - Пивовар в несколько шагов оказался рядом с Валерием и вонзил меч в прах под ногами. Ему нужны были свободные руки. Лёгкий укол совести - как никак это растянувшееся ничком тело на его совести. Увы, совесть была слабой и почти беззубой, и Шино почти не чувствовал раскаяния за свои действия. Вышло и вышло. И не такое в пылу схватки могло случится.

- Ты, братец, извини, что я тебя приголубил. - прогудел немец, подхватывая шпагу. Недолго думая он кинул её вперёд, небрежно, словно палку. Затем он бережно, словно спящего ребёнка поднял на руки, закряхтев. Всё-таки Валерий отнюдь не был пушинкой. Цилиндр здорово помялся, когда Шино прислонил голову мужчины к своему плечу. А затем он побежал в ту же сторону, которую показывал Сергию. Шпага лежала на полпути, и около неё он и положил Валерия.

Затем здоровяк побежал обратно. От всех этих физических упражнений он начинал потеть, и пепел уже налипал на лицо. Шино затормозил за несколько метров перед ним, опасаясь занести пепел на глаза. Но всё же подошёл, и таким же манером опустился перед ним на колени, приноравливаясь и подхватить советника. При этом он вполне отчётливо пыхтел, обращаясь к жертве своей непрошенной помощи.

- Ну, Хету, ну ты и учудил. Не вздумай отходить на тот свет! Ты мне нужен здесь, светляцкая твоя душа. Я не для того тут полгода ноги себе топтал, шрайбе! -

Этот Иван Иваныч определенно воплощал в себе!
Ростислав достаточно повидал на своем пути бюрократов всех сортов и мастей. Тучных и тощих. Лысых и косматых. Пожилых и в самом рассвете... Но этот! Он прямо таки собирал в себе их всех. Словно вросший корнями в свое кресло, он восседал тут, среди духоты и пыльного сукна.
Этот номенклатурный боров в буквальном смысле питался бюрократической мукулатурой. Поглощал справки, планы и записки. Слово "буквоед" прямо таки заиграло новыми красками. Такого газетой не накормишь.
Ростислав деловито водрузил свой портфель на переговорный стол.
- Думаю, у нас с товарищами есть то, что вас заинтересует. Так сказать, в рамках взаимовыгодного сотрудничества.
Инженер лукаво заглянул в недра портфеля нагнетая интригу.
- Здесь у нас служебное задание на командировку в организацию соисполнителя... техническое задание на разработку и выпуск справочного материала... календарный план сектора на третий квартал... заверенный и подписанный исполнителями... в двух экземплярах!
Документы появлялись из портфеля один за другим, неспеша демонстрировались и складывались аппетитной кучкой.
- Два акта о выполнении работ, служебные записки... разные... раз, два, три.. шесть штук. Выписка из государственного стандарта по нормативно-правовой документации...
Кипа документов все росла. Ростислав решил перейти к самому вкусному. Он медленно достал из портфеля и развернул большие плотные листы.
- Зная ваш изысканный вкус, можем также предложить блоксхему технологического процесса сборки мультиканального асинхронного фильтра и чертеж блока дугозащиты резервного источника питания.
Книга, оставшаяся в портфеле, глядела на Ростислава сиротливо и жалобно. Он не решился взять ее. Проведя пальцем по корешку, инженер прикрыл портфель.
- Разумеется, от вас нам нужно всего ничего. Так сказать, зеленый свет на нашем нелегком пути.

Всего на пару секунд замешкавшаяся было блондинка оставляет в покое телефонную трубку, бросается к двери, словно грудью на амбразуру, желая заслонить собой вход в святая святых. Поздно. Даже не взглянув на женщину, Тиберий уверенно врывается в кабинет вслед за Ростиславом.

- Нельзя, не положено, - лепечет секретарша на бегу, потеряв изрядную долю самоуверенности, но на неё больше не обращают никакого внимания. Элва гордо выдвигается внутрь, волоча за собой ошарашенного мальчишку. Семенит следом Ника, бросая на женщину немного виноватый взгляд. Когда секретарша, наконец, достигает массивной двери, по эту сторону остается один лишь сотник. Скептически её оглядев, Богдан выдаёт тираду, почти блондинке не понятную, но заставившую тем не менее щёки густо покраснеть.

- Иван Иван, я пыталась, я говорила, они сами, - в голосе секретарши, залетевшей в кабинет большого начальника последней, вместе с Богданом, беспокойство, даже страх. Совсем как у собаки перед хозяином, невольно приходит на ум ассоциация, навеянная покинутым не так давно хутором.

Кабинет представляет из себя любопытное зрелище. Огромное, прямоугольное помещение с завешенными тяжелыми бордовыми шторами окнами. В глубине его, как и полагается, солидный письменный стол за которым, словно на троне, восседает Иван Иваныч. К этому столу буквой "т" приставлен другой - узкий и длинный, тянущийся через весь кабинет. За подобным столом уместятся разом человек пятнадцать, не меньше. Этого монстра покрывает тяжелая скатерть, такая же бордовая, как и шторы. Очень скоро от агрессивной расцветки начинает рябить в глазах и болеть голова. За спиной Ивана Иваныча портрет в тяжелой позолоченной раме. Кто на нем изображен, определить не представляется возможным. То вдруг кажется, что это давешнее пугало, то портрет становится похожим на рыцаря в полном боевом облачении, нет - женщина: босая, простоволосая, но глаза смотрят властно; а вот это и не человек вовсе: огромный зверь - то ли медведь, то ли кабан, а если присмотреться... Если присмотреться, голова раскалывается пуще прежнего. По другую сторону стола, параллельно ему и чудовищным шторам - книжные полки. Это неожиданно и нелепо смотрится, не для подобного кабинета. Но тем не менее, полки тянутся вдоль стены, держа на своих деревянных плечах сотни истрепанных томов.

Стол Иван Иваныча завален бумагами. Сам он почти скрывается за ворохом бумаг и огромным чучелом совы, сидящем на столе. Можно рассмотреть серый костюм, галстук в полоску, лоснящуюся лысину. Иван Иваныч обедает. Он берет со стола стопку бумаг, сжимает их в кулаке и отправляет в могучий рот, смачно хрустя, словно квашеной капусткой. От этого благородного занятия и отрывают начальника ворвавшиеся соискатели.

- Инга Витальевна, это как понимать? Товарищи, вы ко мне? - солидно вопрошает Иван Иваныч, раздраженно барабаня костяшками пальцев по столу. Впрочем, не смотря ни на одного из шестерых. Глаза его грозно и укоризненно буравят несчастную секретаршу. Та снова принимается лепетать оправдания, что вызывает брюзгливую гримасу на лощёном лице.

- Ступайте, - величественно велит Иван Иваныч блондинке. - И принесите нам чаю. Садитесь, товарищи, - хозяйским жестом указывает кажется на весь целиком томящийся под скатертью стол. Секретарша пулей вылетает наружу, жалобно скрипит тяжелая дверь.

- Итак, вы за визой? - в голосе начальника тоже звучит утверждение, никак не вопрос. Словно ни за чем другим вы сюда прибыть просто не могли. - С этим у нас существуют определенные проблемы, товарищи. Желающих много, а лимит ограничен. Очередь... - он страдальчески вздыхает. - Очередь продвигается, но не так быстро, как нам того бы хотелось. Невозможно удовлетворить всех. Конечно, за особые заслуги вопрос возможно рассмотреть вне очереди... - очередная пауза повисает в воздухе.

Произнося всю эту тираду, Иван Иваныч смотрит отнюдь не на вас, а на бумаги на своем столе. Некоторые из них лежат ровной стопкой, другие смяты и полуобгрызены, видимо уже готовые к употреблению. Плотоядный взгляд начальника скользит по бумагам, а пальцы, еще недавно барабанившие по столешнице, шевелятся в жесте, которым в деревнях подзывают гусей, невзначай касаясь начальственной розовой ладошки.

- А может, вы желаете у нас остаться? - фраза звучит как-то зловеще, впервые Иван Иваныч снисходит до того, чтобы осмотреть прибывших, взгляд задерживается на Ростиславе.

- Нам нужны грамотные специалисты, - с каким-то нездоровым предвкушением в голосе сообщает он, рассматривая инженера. Переводит взгляд на Руукха, брезгливо морщится, не задерживаясь, Элве укоризненно грозит пальцем.

- Барышня, у нас тут не зверинец, с животными не полагается. Животное должно находиться в живом уголке, зоопарке или вот... - он поглаживает любовно чучело совы. С ужасом колдунья чувствует, что под его тяжелым взглядом змейка, словно загипнотизированная, сползает с запястья, собираясь видимо ползти к начальнику. К счастью, вас прерывают.

Входит Инга. В одной руке у нее огромный поднос, на нем шесть чашек и коробка шоколадных конфет. В другой - какая-то книга. Девушка ставит поднос на стол, кладет томик перед шефом. Руки у нее заметно дрожат. Когда она обходит гостей, расставляя чашки, заметны чудовищные подтеки туши под глазами. Кажется, секретарша только что плакала.

Чай - мутная, чуть тёплая жижа, которую не хочется пробовать на вкус. Конфеты покрыты белым налетом. Это та самая вечная мзда, которую учителя дарят врачам, врачи сантехникам, сантехники учителям и так по кругу, пока, наконец, кто-нибудь не сжалится и не выкинет коробку. Впрочем, даже не зная об этой милой традиции, по виду легко догадаться - деликатесом злоупотреблять не стоит.

- Угощаетесь, товарищи, - благодушно говорит Иван Иваныч, видимо, совсем забыв о неположенной змейке. Он любовно гладит сосисками пальцев обложку томика, раскрывает на середине и начинает читать:

В дни листопада, в канун холодов
Можно отшельничать, жить нелюдимо,
Да оторвёт вдруг от черновиков
лёт лебединый, лёт лебединый.*

Голос начальника гнусавый, монотонный, с визгливой ноткой. Таким голосом зачитывать бы казенные бумаги. Читает Иван Иваныч без всякого выражения, с булькающим звуком, как будто давится плохо пережеванной пищей. Создается ощущение, что прямо на глазах не стихи читают - насилуют кого-то. Всхлипывает Инга. Страницы желтеют под начальственным взглядом, сминаются в бесформенный ком.

Падает мудила. Стрела? Насрать! Я не закончил.
Размочаливаю трубой тело его в желе. И лишь затем отбрасываю железяку. Оборачиваюсь. И застываю. Внутри будто струна лопается.
Роуз?
Роуз.
Смотрю. И не верю. Головой мотаю:
- Нет!
Сперва Лит. Затем Освальд. Теперь...
- Нет, нет, нет...
Хватаюсь за голову, присаживаюсь на корточки. Этого не может происходить. Это всего лишь приход. Очередной. Так бывает. Закинешься чем-нибудь и проживёшь целую жизнь. Нереальную, но кажущуюся такой. Империя? Светляки? Попаданцы? Ой, не смешите мои яйца!
- Роуз...
Гляжу с ужасом, как Ида невесту закапывает. Не могу отвести глаз.

Лишь когда Райт начинает торопить, поднимаюсь. Холод внутри, в голосе и в лице.
- Без меня. Ида - будь счастлива. И жива.
Разворачиваюсь. Подбираю трубу. И без дальнейших слов ухожу в пустошь. Назад. Туда, где всё начиналось.
В Империю. Они заплатят.

настроение ссылка

Серый пепел, серое, ненастоящее небо, серая хмарь в душе. Четверо лежат на земле. Один унизан стрелами. Проводник вернулся. Двое - её рук дело. Убивать оказалось на удивление легко. Гораздо легче, чем спасти хоть кого-то. Остекленевший взгляд в ненастоящее небо и рана на шее, из которой уже не течет кровь, не оставляют иллюзий, но Ида всё же опускается на колени, припадает к груди. Долго слушает, пытается уловить. Что? Колючий смех Орвилла - единственный звук рядом. Варенец, раздражённо шипя, катается по пеплу, пытаясь счистить с себя липкую кровь. Обломки гитары. Эрик. Эрик - живой.

Ида долго сидит неподвижно возле тела. Поправляет волосы Роуз, оправляет одежду, закрывает глаза. Потом просто сидит, не зная, что делать дальше и надо ли что-то делать. Не хочется. Орвилл не привёл никого. Не захотели. А может и их поглотила серость. Не хочется знать - первое или второе. Хочется зарыться в это серое море и не двигаться. Лежать, пока не умрёшь. Торопит Райт. Надо идти дальше. Куда и зачем?

Тело Роуз лёгкое для натренированной аппаратчицы, почти невесомое. Как будто несёшь на руках ребёнка. Вот вход в пещеру, в которой прятался от бури Шино. Норка. Люди роют норки, будто звери, чтобы выжить. Ничего плохого в желании жить. Все хотят. Дело в цене. Она укладывает девушку поудобнее в глубине пещерки. Бредет дальше. Подбирает зачем-то обломки гитары, безнадежно испорченной, старательно обходя трупы. Опускает вниз вслед за певицей. Присев на корточки возле входа, всё нагребает и нагребает руками пепел, закрывая дыру.

- Нужно засыпать. Чтобы. - Слова отчего-то даются с трудом, серая хмарь давит на грудь, не даёт говорить. - Не нашли. Если. Вернутся. Или другие. Придут. Чтобы. Не нашли.

И снова нагребает, засыпая пещерку, не обращая больше внимания на Орвилла, ни на что не обращая внимания.

Куски плоти, невесомые, словно перья и сверкающие, будто капли дождя, поднимались вверх, с легкостью отрываясь от тела. Хету неожиданно почувствовал, как тяжелейший груз упал с его души. Он стал свободен, свободен и невесом. Не осталось ни тревог, ни волнений, ни стремлений. Умиротворение. Наверное, впервые в своей жизни он ощутил его - незадолго до того, как эта самая жизнь покинет его тело.

Пусть так. Он более не принадлежит земле, он станет чем-то большим. Частью этого мира. Незримым, неведомым. Благословенный покой.

Очередной кусочек пролетел прямо перед глазами, которых на самом деле больше не было у Картарема.

"Интересный эффект," - только и подумал он напоследок неспешно...

Плывете во тьме. Кажется, у вас нет больше тела, но это не так. Стучит бешено сердце от выброса адреналина в крови, видят по-прежнему глаза, хотя смотреть здесь и не на что, только на миражи, порожденные вашим же страхом. Тиберий сжимает рукоять меча и чувствует пальцами верную, прохладную сталь, вздрагивает Элва от прикосновения змейки к коже, улыбается Ростислав от ощущения чего-то неизведанного, удивительных открытий, ощущения, вернувшего его в детство. Уходит страх, замечаете, что реальность подчиняется вашим желаниям, это поняли бы и ваши спутники, не будь они столь напуганы.

Вот, повинуясь, Тиберию, сверкают вдали клинки центурии, призванные оградить путников от опасности, колдунья обнаруживает себя на лесной поляне, той самой, где так любила гулять, а вот – потрескавшийся асфальт двора, белым мелком криво очерчены классики. Образы расплываются, сменяются один другим, вытесняют силуэты сожженных деревень и кошмарных монстров, спорят друг с другом, сливаясь и вновь расходясь. Образы – всего лишь видимость, условность человеческой психики, которой необходимо что-то осязаемое, вещественное, за что можно зацепиться, которая в страхе отвергает чужеродную тьму. Придать тьме форму – вот что вы должны сделать – приходит понимание. Но без соответствующей привычки сложно представить себе что-то вещественное, что-то настолько реальное, чтобы оно смогло прожить дольше секунды.

Ростиславу нравится этот эксперимент. Единственный из всех он не просто не боится - получает истинное удовольствие. В детстве Ростик представлял себя отважным космонавтом. Почему-то сейчас он вспомнил об этом снова. Хочется обсудить все с коллегами, попасть в родную лабораторию, где взвесить, измерить, просветить и разложить на атомы эту чудесную тьму. Инженер берется за ручку двери, не обращая внимания, что еще секунду назад никакой двери тут не было.

Приемная тиха и пустынна, секретарша Лидочка занимается важным делом: красит ногти кроваво-красным лаком. Ростислав, конечно, сразу узнает это помещение. Он бывал здесь нечасто, но достаточно раз, чтобы узнать и Лидочку, и оббитые чудовищной фиолетовой тканью кресла для посетителей, и фикус в углу, и золотистую табличку, ведущую в покои директорского кабинета. Директор НИИ – карьерист и хозяйственник, посредственный ученый, зато хороший администратор, любил роскошь, точнее то, что ею полагал. Казенно-вульгарная обстановка – так можно охарактеризовать его вотчину. Впрочем, у инженера имелось непосредственное начальство, которое и отдувалось, когда лаборатории требовались новые приборы, выбить командировку или дополнительные сметы на исследования, а Ростислав всегда старался держаться подальше и от подобных низменных вопросов, и от директорского кабинета.

Остальным же обстановка могла показаться едва ли не более дикой, чем на хуторе. Они и сами не поняли, как сюда попали. Вот только что вокруг была тьма и миражи, и тут же они стоят на вполне материальном полу и разглядывают странную комнату с полураздетой девицей. Вероника видела такие в старом кино, в очень старом, потому что вместо компьютера на чудовищно огромном и уродливом столе, за которым восседала девица, громоздилось не менее чудовищная пишущая машинка.

Та (девица, не машинка) лениво подняла глаза на пришельцев, оторвавшись от своего важного занятия. Во взгляде сквозило явное недовольство. Нет, это не Лидочка, конечно. Просто какая-то полная, белобрысая особа под тридцать, которой бы не мешало перейти на более спокойные тона в косметике. Сейчас она напоминала чем-то Руукха – боевая раскраска перед охотой. Только вот, очевидно, вы девицу в этом плане ничуть не интересовали. И вообще являлись лишь досадной помехой между ней и маникюром.

- За визой? – раздраженно спросила блондинка утвердительно, для проформы. Она оглядывала вас абсолютно равнодушно. Ни странные одеяния, ни оружие на поясе не смогли вызвать хотя бы искру интереса, не говоря уже об удивлении.

- Иван Иваныч занят, завтра приходите, - девица помахала полупрокрашенными пальчиками в сторону двери, через которую вы вошли. Неплотно прикрытая, дверь оставляла достаточную щель, чтобы разглядеть давешнюю тьму, которая, впрочем, прямо на глазах трансформировалась в серые очертания какого-то коридора.

      - Утречко! - Бодро, несмотря на несколько помятый внешний вид поприветствовал Солист сидевших в баре спутников, начисто игнорируя тот факт, что время уже явно перевалило за полдень. - Я с подарками. С подарком. - Уточнил он, поправившись на единственное число, после чего взгромоздил на стол солидных размеров, примерно по полметра в длину и ширину, и сантиметров тридцать в высоту, но явно не тяжёлый пластиковый кейс.
      - Пойдёт в твою часть снаряжения. - Обратился Вильгельм к Ласточке. - Дрон - наблюдатель. Без искусственного интеллекта, понятно, на ручном управлении, зато ему хроносдвигом мозги не перевернёт. Боты у нас на людей агрессивно реагируют, а "своего", глядишь, пропустят. Сможем безопасно местность разведывать. Всю периферию я к нему подрубил, и дрова поставил. Но вот программы - уже не ко мне. Я в кодописании ни в зуб ногой.
      - Сейчас какие планы? - Уточнил Тевтон у напарников, голодным взглядом косясь на окошко выдачи забегаловки, возле которого как раз получал свой бургер и плошку с густой овощной похлёбкой кто-то из сталкеров. - Сразу к Командору, или есть время перекусить и по магазинам пошукать? Мне вчера не всё что планировал удалось достать.
      - Кстати, часть крепежа я вчера резменял на более крупные. - Сказал он, выкладывая перед спутниками два некрупных свёртка из вспененного полиэтилена. - Микрочипы. Отовут с руками и здесь, и в Депо, да и в Ричмонде, если знать кому торговать. Так что, считай, разменял по выгодному курсу.

Сидит казак спокойно, только ус жует, а как дали кружку, то и водичку пьет.
- Ох, дочка не переживай да не уговаривай, не впервой мне, - смотрит казак на девушку, а глаза смеются, - не быть мне атаманом, дочка, не на моем веку. Отстрелялся сотник, отвоевался. Вот вы теперь моя последняя сотня и есть.
- Подожду, подожду, дочка, не суетись пока, только дай мне сесть, да кобзу мою подай, что зря сидеть, в небо очи пялить. Заиграю легонечrо да коротенько, душу повеселю... Да.. вот так, вот так...
- А ты, писарь, дело говоришь, и парнишку схоронить надобно и подкрепить тело бренное, та и далее идти, ведь путь наш еще далек. Но коли вам не тяжко, вы тут без меня пока, а я отдохну немного, совсем немного...
Перекидывает казак кобзу-бандуру через плечо, аккуратно так, чтобы меньше двигаться да труды девичьи не портить. Бегут пальцы умелые по струнам тем и выходит мелодия мягкая да приятная. Долго тянется та мелодия грустная и мелодичная, тоску навевает.. но вот вдруг казак встрепенулся, о чем-то своем подумал и зазвучал голос бодрый да удалы, словно мальчишка поет, а не убеленный сединой муж..

Взяв би я бандуpу
Та й загpав, що знав.
Чеpез ту бандуpу
Бандуpистом став.

А все чеpез очi…
Коли б я їх мав,
За тi каpi очi,
Душу я б вiддав.

Марусино, серце,
Пожалiй мене, —
Вiзьми моє сеpце,
Дай менi своє... эхх

- Ну теперь можно и в путь, только по-крепче подвяжи, абы не вывалилось там ничего...

      Первое, о чём подумала маленькая капелька воды, свесившись из густой перины облака - как же велик, как чудесен мир там, внизу. С высоты родной тучи капля видела всю Зону, как на ладони. Бетонные джунгли переплетались и мигали огоньками. Кажущийся хаос на деле был системой. А вне стены, вне сжимавшего Криус обруча, раскинулись потрясающие леса. Вечнозелёные хвойные, разукрашенные лиственные, деревья перемешались между собой, играя осенними красками в сумраке дня.
      И река. Великая, гордая, бурная Алгома.
      Тяжёлое облако зашуршало. Капли в его недрах объединялись - две маленькие, хлоп, стали одной большой. Что-то ещё удерживало их всех вместе, но капля понимала, что эта сила слабеет. Скоро они устремятся к поверхности, станут частью земли, чтобы однажды снова вознестись к небесам. Такова была философия воды.
      Что же... водный десант был готов к высадке.
      Капелька почувствовала, как в неё влились ещё несколько её собратьев. Гравитация воспользовалась этим, чтобы вырвать каплю из облака. И вот она свободно падала вниз. То был поистине захватывающий дух полёт. Злой, холодный ветер пугающе свистел вокруг. Шторм жестоко играл: подхватывал и бросал капельку из стороны в сторону, словно ужаснейший аттракцион. Она не могла разглядеть стремительно приближавшуюся Зону, и это печалило, холодило её душу.
      Но вот полёт стабилизировался, как вдруг внезапный, выскочивший из ниоткуда робот едва не разбил хрупкое поверхностное натяжение, пролетев в опасной близости и свернув каплю с пути в Криус. С немым укором глянув вслед загадочному дрону, капля увидела, что под ней был теперь лишь лес. В последний раз бросив взгляд на величественный профиль Криуса, капля готовилась к крушению. Куда она приземлится? Это был интересный вопрос, но выбирать не приходилось. Капля, дитя Матери Природы, была игрушкой в руках великих сил и не могла что-либо изменить. Когда вершины деревьев раздвинулись, капля заметила бредущее по лесной тропинке трио путников. Она падала прямиком на одного из них, на седого мужчину. Со спокойствием самурая капля приняла неизбежное столкновение. Что же... ей не суждено было впитаться в землю.
      Упавшая с неба водичка ударила по носу Зиму, разбрызгавшись. Парень инстинктивно поднял голову к небу, как водяной десант обрушился уже на всю группу. Начал моросить осенний дождик и дунул порыв жёсткого ветра, заставляя путников укутаться в одежду. Зима, Солист и Ласточка брели по лесной тропинке. Она вела в коттедж Натана Моргана. Нет, это был совсем другой Морган, не тот, которого знала Эмилия, но тот, кого знал её товарищ, Вильгельм.
      Зиму и Солиста в доме Моргана ждал новый заказ. Они пока не знали, что именно. Натан предпочитал лично выкладывать суть дела. Надо признать, он правильно делал. А вот Ласточка шла уже, можно сказать, во всех смыслах "за компанию". Путь к отшельнику был тернистым и часто сопровождался необходимостью отпугивать диких животных. Но с накрапывающим дождём можно было уже не бояться, что кто-то нападёт на группу. Животным не слишком хотелось мокнуть. Как, впрочем, и людям. Но те могли потерпеть.
      Тем более, что оставалось уже всего ничего.

Я этого не ожидал. Наверное мне сложно было понять, принять. Хотелось привычно найти во всем ту логику, что определяла мои движения. Что каждый человек в глубине души - эльмари, столь же хладнокровный чтобы играть своими эмоциями тогда, когда это необходимо. Проявлять их по свистку точно солдат, знающих по какому звуку трубы какое построение принимать. Я был рожден быть лидером, а это значит - принимать трудные решения. Иногда - за всех. Кого я обманываю? Всегда - за всех. В глубине души я знал что ошибаюсь, что каждая эмоция Кассии - искренна, "прочувствована сердцем" как говорят люди. Мне это выражение всегда казалось нелепым, сердце - это орган кровообращения, если в него что-то лишнее попадает, как любил говаривать Рил, это обычно что-то острое. Так почему грудь щемит от ее слез? Вспоминается шепот в ночи. Стрела, что касается кожи, готовая пронзить. Он убьет меня - так говорил мрак. Люди бы назвали это предупреждением, знамением, подсказкой... Я не человек.

Легко беру ее руку. Осторожно, как величайшую ценность, как хрупкую поделку вроде тех, которые мастерят дети из бумаги. Она плачет. Не понимает о чем речь. Иногда люди бывают идиотами. А иногда - восхитительно чисты, и именно такой была Ласточка как бы не смеялся этому Эрик Ричардс. У него бы наверное не возникло проблем с пониманием "работы" как харизматического жеста, искреннего излияния, призванного в конечном итоге заставить последовать не за ним, но за ней. Чтобы у всех защемило в груди. Кассия не думала об этом, и видят предки - советник Хету не желает быть тем, что объяснит ей эту загадку бытия. Объяснит, как дошел до того, что "допустимые потери" перестало быть оксюмороном.

Потом - слово.

День первый

Угрюмая серая твердь взирала на изгоев с повседневным своим безразличием. Для пустыни они были лишь теми, кто однажды так или иначе наполнят ее.
С того самого момента, как последний из них переступил порог Империи и все тринадцать услышали за спиной неприятный лязг засова, время как будто потекло по своему собственному желанию — раздражающе медленно, предоставляя возможность оценить произошедшее, никуда не торопясь.

***

По сравнению с теми минутами, что они уже провели в тоскливо-серой местности, процесс изгнания длился на удивление стремительно.
Воспоминаний о подобного рода прецеденте еще не водилось в истории Империи и потому народ просто обязан был побросать все свои дела и насладиться зрелищем. Именно насладиться, ведь всего за сутки новость о подпольщиках, что стремились сжечь средний ярус, взорвать турбины и тепличный городок, чтобы измором взять власть, облетела буквально каждый дом. Но кроме тридцати стражей, что следили, наставив в грудь каждому арбалет, обыскивали, записывали что-то, внимательно разглядывая изгоев, на площади перед воротами не было ни души. Даже вездесущие мальчишки не смогли отчего-то занять прежние свои посты. Так прощалась Империя со своими бывшими обитателями — в гнетущем безмолвии отвернувшись, словно обиженный ребенок.

«...и подвергаетесь изгнанию за нанесение непоправимого вреда Империи, предательство Императора и его народа, убийство двадцати двух невинных жителей и..»
Тут член Совета - Ирис Вайль - запнулся, поморщившись. Видимо, слова, которые он произнес, даже не глядя в бумажку,были ему знакомы, а те, что предстояло прочитать сейчас, он словно видел впервые.
« ….и в связи с утратой доверия.»
Последнее он прочитал скорее вопросительно, словно это была приписка, сделанная не им и в самый последний момент, так, что он даже не вполне понимал, что именно сейчас прочитал.

***
Ноги вязли по щиколотку — не сказать, чтобы сильно приятное ощущение. Хуже был только
едва различимый горизонт в месте слияния серого неба и серого песка — далеко и близко одновременно - оптически невыносимое явление.

Сквозь ворота за ними следили, это было очевидно. С нескрываемым облегчением, злорадством или искренним сожалением — какая теперь разница... Да и может ли волновать сейчас чей-то любопытный взгляд сквозь невидимое отверстие, когда предстояло опытным путем и на собственной шкуре проверить, есть ли жизнь в пустыне и за ее пределами. Да и есть ли пределы у пустыни, в принципе.

***
Кто бы мог сейчас подумать, что всего пару суток назад их задача казалась едва ли не одной из самых легко выполнимых за всю историю деятельности Подполья. Они вплотную подошли к возможности исследовать и устроить Портал, недоставало лишь одного винтика в этом смазанном от души и готовом мчаться во весь опор механизме. Винтик назывался Майком и было доподлинно известно, что его также не отпускала идея изучить, как работают эти адские ворота и почему они работают только на вход. Завербовать его в Подполье оказалось невозможным. Майк отрицал любую необходимость оппозиции и невероятно злился, когда слышал о местных «революционерах». А впрочем, кроме своего проекта ему не было дела ни до чего, даже до собственной жены, которой он обзавелся не так давно, больше для галочки, ибо она видела того не чаще, чем жители Империи — солнце.

Что-то пошло не так и об этом догадались еще те подпольщики, что находились на этапе слежки. Лаборатория — один из самых охраняемых объектов в Империи, постоянно находилась под неусыпным контролем стражи. Патруль, насколько было известно, оттуда не отзывали ни разу. В тот роковой день, всего сутки назад, а уже как будто бы давно, на улицах возле лаборатории не было ни единого стражника. Первой запаниковала Кассия, но когда уже решилась предупредить своих, оказалось слишком поздно. Взрывной волной снесло несколько мини-корпусов. В планы оппозиции столь радикальные меры не входили и всё это вместе, включая смерть Майка, наводило на весьма очевидное подозрение — их крупно подставили. Об операции знали заранее, настолько заранее, что даже успели выработать свой собственный план — не просто схватить активистов Подполья, а выставить их убийцами и разрушителями. Да, для оппозиции настали не лучшие времена.

***
Не лучшее время выбрали подпольщики и для начала похода. Знатоки местного времени с точностью до минуты могли предсказать, что спустя полчаса настанет короткая ночь, после чего проведать путников явится смерч, а ближайшая пещера, готовая укрыть их, находится лишь на расстоянии двух часов пути....
ссылка



Ида
Варенец протяжно, бесконечно долго тянул свое веское «мяу», стоило воротам закрыться за их спинами. Помнил, стало быть, каково в пустыне жить, и совершенно определенно желал обратно, но только вместе с хозяйкой.
Отправленных за стену подпольщиков кое-где уже прозвали Дюжиной Смелых, Ида самолично слышала, но с ее появлением у ворот, смелая дюжина превратилась в чёртову, а удивление в глазах стражников было чересчур заметно, чтобы списать на иллюзию.

Агата
Сегодня ночью ей приснился Майк. Замерзая в камере, где они пережидали ночь, она едва смогла забыться и сон, тревожный и необъяснимо ясный, не заставил себя ждать. Да, прежде она видела кровь, но чтобы кровь и внутренности, что покинули человека в одночасье, за какую-то минуту, в чудовищной агонии — нет, это будет ей сниться еще долго.

Кассия
Просторы пустыни поражали воображение. И в тот момент, когда отчаяние уже, казалось бы, приготовилось сжать в кулаке ее сердце, тонкий голосок где-то глубоко в груди запел

Гриффин
Мысли связиста полностью заняла одна навязчивая мысль, загадка, которая вытеснила даже зловещую раздражающую идею о том, что предатель — кто-то из них, из своих.

Валерий
- Я на пару минут, - бросил Валера Майку, прежде чем направился к черному входу, чтобы впустить в здание подпольщиков. Майк рассеянно кивнул, как, впрочем, и всегда. Выглядел он ничуть не лучше и не хуже, чем в остальные дни и когда Валерию сообщили о страшной гибели, это только подтвердило версию, ставшую уже аксиомой — их предали, а Майка устранили. Но кто? В тот момент в лаборатории был он один...

Орт
Орвилл Райт чувствовал себя в пустыне, как дома. Безусловно, это было лишь преувеличением, но дискомфорта не возникало, как и удушливой мысли о том, что шагать придется долго и неизвестно в каком направлении. Вылазки для него стали делом обычным и после пятого или шестого подобного променада крамольные мысли о гибели в пустыне и возможности не вернуться помаленьку отошли на задний план.
Он помнил каждый такой выход за стену и сейчас, охватив быстрым взглядом местность, без труда определил, где находится первая по курсу пещера, способная вместить их всех. Вот только время было не на их стороне.
Да еще скреблось в душе то, каким взглядом проводил его Эрик, когда их высылали за стену. Это, пожалуй, было самым обидным во всей этой кутерьме.

Картарем
Изолировать советника Хету оказалось не под силу даже Избранным. То ли побоялись, то ли посчитали, что в пустыне ему быстрее наступит конец. И вот он здесь, по колено в пепле — останках не своего вида, в окружении знакомых и не очень, людей и даже существ — в количестве одного шипящего, зовущегося котом, что округлил глаза и вцепился в хозяйку, стоило Хету оказаться рядом.

Освальд
Несправедливо. Это слово звучало чаще всего за последние сутки. И то, как смотрели на него стражи, бывшие коллеги - чертовски несправедливо. И провал операции, чего не случалось ранее никогда в его жизни — ни здесь, ни на Земле - несправедливо! И его участь, необходимость брести неизвестно куда, вдаль от сытой жизни — не-спра-вед-ли-во!

Эрик
Арестовали его заблеванного. И смех и грех. Невозможно держать в себе содержимое желудка, если другой не сдержал даже внутренности. Картина, представшая ему в тот роковой день, до сих пор вызывала рвотные позывы и Эрик только сейчас, за стеной, подумал, что ничего не ел с тех самых пор, как стартовала операция, воспоминания о которой навеки пропитались запахом блевотины.

Отец Сергий
На отца Сергия смотрели с сожалением больше, нежели с осуждением. Такого духовника еще поискать — это во-первых. Лечить так, как умел он, с молитвой и добротой, никто и близко не умел. Это во-вторых. «Батюшку-то, видать, по ошибке взяли...» читалось во взглядах тех, кого допустили к нему на последний разговор, а среди стражей таких было двое, и теперь они старательно отворачивались, не в силах смотреть, как выгоняют за стену божьего человека. Это в-последних.

Арсений


Роуз
В тот вечер песни Роуз звучали особенно громко. Ей даже подарили пару яблок, пока она старательно распевала, расхаживая от угла к углу. Репертуар был подобран заранее и сейчас одна из песен звучала в голове навязчивыми аккордами, просилась наружу почти с той же силой, что и отчаяние, охватившее Роуз при виде живописной пустыни. Ад для творческого человека. Идти с закрытыми глазами и то было бы интереснее.
ссылка

Лён Ротт
«Там не хуже, чем здесь». Это последнее, что сказала ему Анка, уходя за стену. И пока он не вполне осознал, так ли это было на самом деле.
Пока его отвлекала мысль о взгляде матери, которым она смерила его, когда Ротта привели, уже обреченного. Она так ничего и не сказала, за нее говорили другие Избранные.
И сейчас в голове раздавалась лишь гулкая горькая тишина. Мелодия его новой жизни.

Вы не можете просматривать этот пост!

Прежде Гаэль не очень удавалось общаться с двуногими.
Она давно привыкла быть для них бессловестной, для всех, кроме Хозяин, но на то он и Хозяин. А о том, чтобы встретится с сородичами он и не думала. Смирилась.
И вот пожалуйста, появляется эта странная волчья девчонка и вот так запросто общается. Привульгарнейше, между прочим. Скандалит почем зря, как купеческая дочка, которой наступили грязным сапогом на подол, напрочь его оторвав.
Но при этом же, понимает ее с точностью.

К такому волчица готова совершенно не была. На миг растерявшись, Гаэль смущенно поджала хвост. Но тут же овладела собой, вернув прежнюю невозмутимость, будто показывая некоему невоспитанному волчонку пример. Не рычать же на нее в ответ, в самом-то деле. Точно не сейчас, когда эти хщные жуки подбираются к их каменному островку все ближе и ближе.

Хорошо придумали. Тиберий придумал. Алисандер поддержал. Говорить не надо. Улыбнулась счастливо. Сердце-солнышко с цепи сняла. Алисандеру в руку вложила. Тёплая рука. И сердце тёплое. Взяла Алисандера за другую руку. Второй Тиберия за руку взяла. Стоит между ними. Хорошо придумано. За руки взяться, да вместе идти.

Держит Дейдре Алисандера за руку. Держит Тиберия за руку. Крепко держит. Не отпускает. Шагнут они за порог. Сейчас шагнут. Прежняя жизнь в тумане скрылась. Новая за туманом. От ладоней тепло идёт. Тепло идёт, сердце греет. Была Дейдре одна. Не будет одна больше. Нетерпение жжет. Изнутри костром пылает. Растопил тот костёр лёд на сердце. Смотрит Дейдре. На дверь смотрит. На Тиберия смотрит. На Алисандера смотрит. Улыбается смущенно. Хочет спасибо сказать. За что, сама не поймёт. Сердце говорит молча. Много слов не надо.

Вы не можете просматривать этот пост!